Революция

 

Государственный переворот в феврале-марте 1917 года осуществился для большинства русских людей совершенно неожиданно. Он всех застал врасплох, в том числе, конечно, в Святейший Правительствующий Синод. Большинство членов его, к тому же было в отсутствии, уехав из Петрограда в свои епархии с наступлением Великаго поста.

Общее положение Русской Церкви в то время могло казаться благополучным. Конечно, временами возникали проблемы. Как всегда, состав Синода, включая оберъ-прокурора, не всех мог удовлетворить; в частности, большой критике подвергался Петроградский митрополит Питирим [1], но в этом не виделось ничего катастрофическаго. Церковь к этому времени, вместе со всей империей, преодолела искушения революции 1905-1906 года. Тогда революция врывалась в ея внутреннюю жизнь главным образом в виде безпорядков в некоторых духовных Академиях и семинариях, но все это преодолели и, казалось, наступило нормальное течение жизни под покровительством благочестиваго царя.

Напряжение чувствовалось только в связи с тем, что шла тяжелая война. Были все ocнoвaнiя надеяться, что конец ея близится и что она завершится победой, которая укрепила бы государственный строй и открыла бы возможность приступить к важнейшим реформам. К их числу многие надеялись присоединить возстановление патриаршества после созыва Всероссийскаго собора.

По грехам нашим Бог судил иначе. Тщательно подготовленный тайный заговор неожиданно поставил государя в такое положение, что он, не чувствуя ни в ком твердой опоры, вместо того видел кругом себя только измену, трусость и обман. Государь счел себя вынужденным подписать отречение от престола, Это сразу же вызвало быстрый развал всей государственной и общественной жизни, очень скоро отразившейся и на положении Церкви.

Все происходило невероятно быстро. Синод смог собраться только тогда, когда все уже было кончено [2], и почти сразу был изменен и его состав, а обер-прокурором назначен В. Н. Львова не вполне нормальный фантазер. Мало кто в тот момент понял все значение происшедшаго. События оценивались в обществе только с политической точки зрения и исходили из осуждения всего стараго. Религиозно-нравственная сторона происшедшаго не могла быть представлена ни в одном органе печати. Неограниченная свобода была предоставлена только для критики и осуждения всего, связаннаго с Церковью. Мало кто понял в тот момент, что приняв этот переворот, русский народ совершил грех клятвопреступления, отверг царя — Помазанника божия и пошел по пути блуднаго сына евангельской притчи, подвергая себя таким же пагубным последствиям, какия испытал он, покинув отца.

Февральская революции1917 года, а затем захват власти в России коммунистической партией повлекли за собой такия испытания для Церкви, каких никогда и нигде не было в истории человечества. Если гонения на веру возникали во многих странах с разной силой с первых лет существования Христианства, то никогда преследование его не достигало такого размаха и такого утонченнаго коварства, как в России при советской власти.

К мероприятиям, имевшим целью физическое истребление христиан, прибавилось возникновение расколов, пользовавшихся поддержкой коммунистической власти. Невозможно понять каноническаго положены Церкви в России без того, чтобы знать историю разных попыток советской власти внести в Церковь дезорганизацию и расколы с тем, чтобы подчинить ее врагам и разрушить ее изнутри. Для этого прежде всего были использованы лица, которыя выросли в Православной Церкви и иногда даже были ея священнослужителями, но на самом деле, по разным мотивам, стремились к внесению в нее реформации протестантскаго характера. Эти лица создали обновленческое движение, которое появилось сразу же после государственнаго переворота,

Если были среди новых деятелей некоторые идеалисты, то они скоро потонули а морe оппортунистов, стремившихся отнять власть из рук иepapxии, или лиц, своекорыстно ставших на службу новой власти в ея усилиях для уничтожения веры в русском народе.

Обновленцы вышли из кругов русской интеллигенции, проявлявших интерес к религиозным вопросам. Эти лица приближались к Церкви, но не входили по настоящему в ея жизнь и не воспринимали ея учены полностью. В Петербурге и Москве, а частью и в других городах, они встречались в разных кружках, где, впрочем, наравне с ними выступали и лица с православными убежденьями, в том числе профессора Духовных Академий. Довольно долго в Петербурге председателем на заседаниях Религиозно-философскаго общества был епископ Ямбургсий Сергий (Страгородский), впоследствии советский патриарх. Видным участником общества был и будущий вождь обновленцев епископ Антонин (Грановсий). Из будущих заграничных деятелей назову Бердяева, Булгакова, Карташева, Мережковскаго, Франка. Кроме релипозно-философских обществ в Петербурге и Москве был ряд разных кружков, члены которых, если и интересовались религиозно-философскими вопросами, то с предубеждением относились ко всему ортодоксальному, как к чему-то скучному и устарелому. В некоторых случаях кружки эти так далеко уходили от Церкви, что приближались к некоторым формам сатанизма. О московском религиозно-философском Обществе памяти Владнмира Соловьева бывавший на его собраниях проф. Н. С. Арсеньев вспоминает:

“Это была религиозность, но в значительной степени (хотя в не исключительно) внецерковная, или, вернее, не-церковная, рядом с церковной, а главное, вливалась сюда порой и прямая струя "символическаго" оргиазма, буйно оргиастическаго, чувственно возбужденнаго (иногда даже сексуальио-языческаго) подхода к религии и религиозному опыту”.

Из участников таких кружков и нецерковно верующих “прогрессивнаго” направления вышли идейные основатели обновленческаго двнжения. Гораздо больше было среди них “пресвитерианъ”, то есть представителей белаго духовенства, стремившихся к власти и питавших зависть и неприязнь к черному духовенству и епископам. Проф. Б.В. Титлинов, один из основателей и главных деятелей обновленческаго движения, признает, что “в области внутреаних церковных задачь Живая Церковь поставила своею целью, прежде всего, освобождение церковной жизни изъ-под влияния монашескаго епископата и передачу руководительства церковными делами в руки белаго духовенства”.

Среди них было много авантюристов и своекорыстных предателей Церкви. Тот же Титлинов признает, что значительная часть обновленческих деятелей идейные задачи ставила на второй план. По его словам для этого течения, если можно назвать его этим именем, “задачи идейнаго характера заслонялись задачей использования сегодняшней победы над старым церковным режимом и даже иногда жаждой отмщения за понесенныя прежде обиды и несправедливости”. Проф. Титлинов был одним из главных организаторов и деятелей обновленчества и поэтому нельзя не поварить такому его свидетельству.

История показывает, что вообще люди такого типа обычно примыкают к революционным движениям. Еще в 1905 году группа будущаго обновленческаго духовенства присоединилась к революции. Из нея в Петербурге образовался левый кружок, известный под названием “тридцати двух священников”. Не входя формально в число членов этого кружка, к нему примыкала и другие. Евгений Белков в 1906 году даже начал издавать журнал “Красный звонарь”. Он был ярко революционнаго характера и скоро был закрыть властями. Попытки продолжать это издание под другим названием не имели успеха.

В первые же дни революци 1917 года, по выражению Введенскаго “еще под грохот уличной стрельбы”, в Петроград, эта группа, по инициативе протоиерея Егорова, собралась на квартире протоиерея Михаила Попова. Там было решено организовать все “прогрессивное” церковное общество во “Всероссийский Союз демократическаго духовенства и мирянъ”. На первом месте у этого общества стояли цели революции и установление республиканскаго образа правления, а на третьем - реформа в Церкви. Председателем избрали священника Димитрия Попова, а секретарем протоиерея Александра Введенскаго, будущаго возглавителя обновленческаго движения.

“Союз Демократическаго Духовенства” снесся с единомышленниками в mockbе и просил прислать им оттуда представителя. Поехал Введенский. Он выступил с лекцией, но не имел успеха. Москва еще отставала от Петрограда в отношении революционнаго духа и в союз записался только один священник. Гораздо лучше пошло дело Союза в Петрограде. Там к нему примкнул уже упомянутый нами проф. Титлинов. С его помощью при Синоде был основан новый оффициальный орган, “Церковно-общественный вестник”, который Союзу легко удалось взять в свои руки. Через него он и повел всемирно пропаганду своих идей.

Работа эта облегчалась для церковных революционеров смутным положением в самом Святейшем Правительствующем Синоде. Проф. прот. Феодор Титов пишет о первенствующем члене Синода в то время, митрополите Киевском Владимире:

“Ему, убежденному стороннику строгой законности и непреклонному хранителю церковных канонов и традиций, суждено было встретиться лицом к лицу с непреодолимым cтремлением ввести революционныя начала в сферу церковных отношений. К тому же, место представителя революционной власти в Св. Синоде после переворота занимал человек, совершенно не подготовленный к принятому на себя положенио и, как потом оказалось, больной. Вскоре обострившиеся отношения между Синодом и обер-прокурором закончились грубым актом со стороны последняго, вошедшим в историю под именем разгона Синода”.

Из Синода были исключены все члены, включая трех митрополитов, из которых два были лишены и своих кафедр. В новый состав Синода не вошел ни один из бывших в нем до революции архиереев, кроме архиепископа Финляндскаго Сергия (Старогородского). Вместо того, членами Синода были назначены четыре священника. Послаше о созыве Всерссийскаго собора подписано пятью епископами, одним протопресвитером и тремя протоиереями — соотношение необычное.

Для того, чтобы было понятно, насколько это мероприятие было актом революцюннаго насилия, надо сказать несколько слов вообще о составе Синода. По штату, утвержденному 9 толя 1819 года, личный составь Синода состоял из семи лиц, из которых один назывался первенствующим, а остальные членами и присутствующими. Члены Синода назначались пожизненно, а присутствующее вызывались для временнаго участия а его заседаниях. Пресвитеры, обычно, назначались не членами, а только присутствующими. Членами бывали старейшие архиереи. Проф. Суворов отмечает, что в царствование императора Александра Ш-го никто из пресвитеров не назначался членом, а до того это случалось редко. Таким образом, увольнение пожизненных членов Синода было поступком незаконным и революционным.

Разгону Синода предшествовало не только упомянутое выше увольнение с кафедр двух митрополитов. Кромe них уволили с кафедр еще 10 архиереев.

Введенский не без некотораго бахвальства пишет о том, как составлялся новый Синод. По его словам это “развернулись свободныя творческия силы... пришли те, кто давно радел о свободе церковной и политической... Инициативная группа петроградскаго духовенства, в числе которых были члены государственной группы, прот. А. Я. Смирнов, прот. Д. Филоненко, проф. прот. А. Рождественский и автор этих строк (то-есть Введенский) организуют новый составь Синода”. Из священников вошли эти же лица, кроме Введенскаго и, как он пишет,

“ряд либеральных епископов”, Новый Синод “признает факт революции и ея необходимость. Новый Синод опирается на сочувствующий ему немногочисленный слой либеральнаго духовенства, которое сорганизовалось во “Всеросийский Союз демократическаго православнаго духовенства и мирянъ”.

Проф. Титлинов с особенным удовлетворением пишет о том, как эти перемены обнадеживали обновленческие круги:

“С помощью обер-прокуратуры, церковно общественному мнению удалось, наконец, в середне апреля добиться роспуска стараго Синода. Не малую роль сыграл при этом Совет по Делам Православной Церкви, образовавшийся из думскаго духовенства, некоторых членов Думы, мирян и прогрессивных церковных деятелей. На собраниях Совета неоднократно и настойчиво указывалось на необходимость новой власти в Церкви, и соответствующее представление было сделано правительству. Новый Синод был составлен из лиц, более или менее уже соответствующих потребностям момента”.

Сетуя на то, что все-таки в новом Синоде недоставало “активных обновленческих работников”, Титлинов радовался уже тому, что “новый Синод во всяком случае перестал быть тормозом церковно-преобразовательнаго движения... Лишь с этой переменой церковной власти сдълалась возможной реальная церковно-обновитель-ная работа”".

Титлинов далее пишет, что деятели, “взявшие в свои руки руководительство церковной политикой”, ставили своей задачей “подготовить Церковь к соборной жизни, то-есть организовать церковную общественность, раскрепостить связанныя прежде рамками действительнаго порядка церковный силы, изъять власть из рук реакционеров и выполнить всю подготовительную работу для собора. С созывом собора, последнему передавалась дальнейшая судьба церковнаго реформаторства”.

Но еще до созыва собора “обновленный” Синод уже начал вводить реформы в церковное управление. Им были изданы временныя положения о приходе и епархиальном управлении, построенныя на выборном начале. Титлинов сетует, однако, на то, что новый Синод действовал недостаточно решительно. Если Синод стеснялся увольнять больше епископов, чтобы не слишком поощрять анархические элементы в Церкви, то обновленческое сознание Титлинова с этим не мирилось. Он считал, что “агенты стараго строя, хотя бы за ними и не было определенных вин, все равно не будут искренне работать для церковнаго обновления, основным условием котораго ставилось умаление епископских прерогатив”.

29 апреля 1917 года Синод в новом составе объявил о созыве Всероссийскаго собора. Во глав подготовительной работы становится архиепископ ФинляндскииСергий (Страгородский). Образовывается Предсоборный совет. “25-го мая за №32800 Синод созывает в этот совет ряд либеральных профессоров в качестве спецовъ”. Кроме них, в составe совета, был, конечно, и ряд духовных лиц по должности. Обновленцы уже перед тем начали развивать большую деятельность, Введенский писал о положении, которое он нашел в Петрограде по возвращении из Москвы: “Там работа идеть. Союз npиoбрел крупную литературно-богословскую величину в лице профессора Титлинова. С его помощью оффициальный орган при реорганизованном Синоде, “Церковно-общественный въстник”, удалось взять в свои руки. В этом “Втстник” мы повели всемирно пропаганду наших идей... Внимание народа и сочувствие нашему делу обновления Церкви несомненно были огромными”.

Этот Всеросстйсюй “Церковно-общественный вестник”” отражал взгляды Временнаго правительства на церковные вопросы. Там велась ожесточенная и грубая пропаганда против возстановления Патриаршества, хотя вопрос этот никем еще формально не возбуждался.

Напротив, противодействию этой акции обновленцев со стороны церковно-мыслящих людей если и стало проявляться, то в очень стесненных условиях и без поддержки органов печати. Однако, православное сознание не могло не противиться восприятию новых идей. Так что даже созванный в Москве будущими обновленцами Всероссийский съезд духовенства и мирян в июне 1917 года не совсем- оправдал их надежд. На этом съезде, как и на разных других собраниях раздавалось много речей, направленных против иерархическаго строя, но вместе с тем, проявлялось и противодъйствие некоторым проектам реформ, особенно отделению Церкви от государства.

Вопросы, внесенные Синодом на разсмотрение Всероссийскаго собора охватывают все стороны жизни. Для нашей работы представляет интерес пункт 2-й положения “О высшем церковном управлении”. Проект этот был одним из наиболее разработанных и с сильной демократической тенденцией. Возможность возстановления патриаршества там не принималась во внимание. Вопрос этот по настоящему возник только на самом соборе: “Законопроект, выработанный во 2-м отделе предсоборнаго совета, заключает в себе общия положения о высшем церковном управлении, проектируемом из Поместнаго собора периодически собираемаго, и постоянных органов — Священнаго Синода и Высшаго Церковнаго совъта, имеющих особые предметы собственнаго ведъния и совместныя общия собраня для разрешения определеннаго круга дел”.

Титлинов признает, что с точки зрения целей группы обновленцев, которая сосредоточилась при Синоде, созыв собора оказался ошибкой. Он пишет:

“вообще здесь была допущена ошибка, за которую, может быть, надо винить не столько Синод револющоннаго созыва, сколько самую руководящую церковную общественность. Последняя, видимо, не совсем верно оценивала положение и не была достаточно осведомлена в настроении провинциальной церковной среды. В руководящих церковных кругах преждевременно полагали, что Церковь готова для собора и что надо поскорее созвать собор, чтобы передать ему церковное строительство. Состоявшийся в начал июня в Москве Всероссийский съезд православного духовенства и мирян был как бы преддверием собора. На съезде в десять дней были выработаны и обсуждены основные проекты церковных преобразований и все главные вопросы церковнаго момента. С этой стороны съезд оказался вполне удачным. Определенно прогрессивная линия поведения большинства създа в вопросах церковного устройства давала повод разсчитывать, что и будущий собор займет такую же позицию и сделается фактором коренного обновления Церкви. Отчасти под впечатлением съезда, работы по созыву собора были ускорены”.

Впрочем, Титлинов признает, что уже в самом предсоборном совете можно было заметить, что дело не так просто, как оно могло казаться на первый взгляд. В частности, это проявилось при обсуждена вопроса о решающем или совещательном правь голоса клириков и мирян на соборе. “Консервативное течете в совете взяло под свою защиту прерогативы епископата и успело провести, в порядке особаго наказа, ограничительное для церковнаго общества постаяовление о разделении собора на две курии: епископскую и духовно-мирскую, с правом епископской курии налагать veto на любое соборное решение. Резкое столкновение, произшедшее по этому поводу а совет между левым его крылом и большинством, показало, что идеалы церковнаго освобождения опять становятся достоянием только церковной оппозиции. Весь же тон, принятый в совете церковным центром и церковной правой его частью давал понять близость новой борьбы церковной реакции с церковным освободительством. Подобная борьба не могла еще разыграться в предсоборном совте во всю ширь, потому что совет был созван либеральными инициаторами и действовал в рамках либеральных же заданий”.

На Синод неизменно оказывалось давление в смысле введения разнообразных демократическия реформ. Однако, имея в виду уже принятое решение о созыве собора с участием представителей клира и мирян, Синод чувствовал себя недостаточно авторитетным, чтобы отменить все прежния правила. Определе-

нием от 4-5-го мая 1917 года за №268 он, тем не менее, внес ряд реформ демократическаго характера, с оговоркой, что это делается не в отмену прежних правил, а временно, до выработки новых правил управления на Всероссийском соборе. Определение начинается со ссылки на новое положение в государстве: “Новый государственный строй, открывая возможность более деятельнаго участия народа в управлении, видит пути к тому в применении выборнаго начала при замещении должностей, а с другой — в объединении отдельных классов общества на почве защиты личных или профессинальных интересов”.

Определение вводило выборное начало при назначении настоятелей приходов, вводило устройство благочиннических, уездных и епархиальных собраний и създов, предоставляло местным епархиальным советам, где таковые имеются, участие в лице трех членов, в заседаниях духовных консисторий с совещательным голосом, утверждало выборные благочинническия и епархиальныя собрания и советы. Постановления всея таких собраний могли входить в силу только по утверждении их епархиальным apxиepeeм. Деятельность всех таких учреждений должна была руководствоваться временными правилами, вырабатываемыми Святейшим Синодом.

Все эти меропрития можно было критиковать, как, введенныя не столько по церковным принципам, сколько следуя примеру светских учреждений того времени, то есть по принципам революции. С другой стороны, возможность ссылаться на “голос народа” в условиях революции могла быть иногда полезной в борьбе за защиту церковных интересов. Вопреки планам ввести в управлении Церкви светский элемент, эти реформы разбудили православную общественность, что вскоре сказалось при выборах членов Всероссийскаго собора.

Работа Синода, несмотря на поспешныя реформы, стала несколько легче после замены В. Н. Львова в должности обер-прокурора проф. А. В. Карташевым.

Нельзя не признать, что возможность созыва Всероссийскаго собора была проявлением милости Божией.

Если бы его созыв состоялся хотя бы на два месяца позднее, он едва ли мог бы решить вопрос о возстановленииПатриаршества, а приход к власти коммунистов уже успел бы внести такой хаос, что мог быть поставлен и самый вопрос о возможности организации, размещения и содержания членов собора в Москве.

  

 
 Всероссийский Собор и избрание Патриарха

Устранение царской власти сразу ввергло Poccию в тяжелую для населения смуту, что отразилось, конечно, и на жизни Церкви, В течение двух-трех дней не оказалось полиции. Совет Солдатских и Рабочих Депутатов приказом №1 внес разложение и в армию. Во имя революции стало оправдываться всякое беззаконие.

Самочиние во имя революции распространялось все шире и шире. В книге Левитина и Шаврова «Очерки истории русской церковной смуты», приводятся интересный пример, как уже в июне 1917 года Главное Командование армии обратилось к Церкви за помощью, чтобы бороться с стихийным ростом дезертирства. Обер-прокурор Синода В.Н. Львов срочно посылает в армию трех красноречивых революционных священников.

Они прибывают к начальнику штаба главнокомандующего генералу Алексееву и он сразу же знакомит их со своим безсилием.

«Вводят нас в кабинет начальника штаба генерала Алексеева, — рассказывал Введенский,,. — Поднимается нам навстречу пожилой осанистый генерал, знакомый по тысячам портретов. Говорить легко и свободно, со сдержанным волнением: "Вам придется ехать на фронт, на самые опасные участки. Имейте в виду, что армия разложена полностью, армии больше нет. Одна из наших надежд — это вы, духовенство. Поез­жайте: может быть вы  сумеете что-то сделать". Генерал предупредил священников, что не может гарантировать им без­опасность».

Красноречивые демагоги, будущие основатели обновленчества, имели некоторый успех, Однако, как часто бывает с демаго­гами, это было делом момента. Разложения армии уже никто не мог остановить. Особенно в этом упражнялись матросы.

Однако, надежда левых кругов на то, что общее революционное настроение в сгране обеспечит для них возможность прочно захватить в свои руки управление Церковью, не оправда­лась.

Торопясь созывать собор, обновленцы слишком твердо рассчитывали на общее революционное настроение в России, отвер­гавшее всякие авторитеты и иерархичность, а также и на ту пропа­ганду, которую вел в церковных кругах всероссийский «Церковно-общественный вестник». По мнению Титлинова, идея Патриаршества

«с момента революции, казалось, потеряла всякий кредит. . Как лозунг праваго консерватавнаго течения, она неиз­бежно стушевалась в волнецерковнаго освободительства поднятаго революцией и даже сами архиереи замолчали о патриарших упованиях. На Всероссийском съезде духовенства и миpян мысль о Патриаршестве была решительно отвергнута. Столь же решительно отверг ее и предсоборный совет, где о патриаршестве заговорили столь немногие голоса, что предложение это отпа­ло само собой».

Но не одни обновленцы ошибались в оценке настроений и прогнозах. То же можно сказать и о православно мыслящих членах Церкви.

Проф. С. Н. Булгаков начал свой доклад собору «Смысл Патриаршества в России» словами: «Когда члены Всероссийскаго собора съезжались в Москву, то лишь у немногих было опреде­ленное мнение по вопросу о Патриаршестве, а иные и сами не ожи­дали, что они станут вскоре горячими поборниками его возстанoвлeния».

Подтверждением правильности этого заявления служить для меня рассказ члена собора от Московской епархии гр. П. Н. Апраксина. Он говорил мне, что прибыль на собор в некотором смятении. Встретив моего отца гр. П. М. Граббе, избраннаго от Владикавказской епархии, он воскликнул: «Что же мы с тобой здесь будем делать?» Мой отец не задумываясь ответил: «Возстанавливать Патриаршество»

Они тогда еще не знали настроения в других епархиях. Между тем, делегат Петроградской епархии протоиерей П. Лахостский сказал на заседании 28-го октября: «Не забудьте и о том, что никто не представил с места наказа, который гово­рил бы против Патриаршества. Наоборот, многие делегаты были уполномочены говорить в защиту Патриаршества. И я, как делегат Петроградской епархии, должен сказать, что нам нака­зывали : "возвратиться с Патриархом", говорили, что жизнь повелительно требует этого».

На трапезе после интронизации Патриарха Тихона, Митрополит Антоний следующими словами обрисовал тяжелое чувство, охватившее церковно-мыслящих людей перед собором:

«Будем ли скрывать, что со смутным чувством и даже с некоторым подавлением настроения духа, съезжались в августе на церковный собор церковные люди, духовные и миряне? Ведь тог­да, то есть прошлою календарною весной, и летом около самых верхов и около сердцевины церковной жизни, в церковной общероссийской газете, не говоря о прочей печати и разных съездах, раздавались и даже преобладали голоса, чуждые цер­ковного духа и нередко враждебные ему: советовали духовенству снять с себя духовную одежду и остричь волосы, внешнее подобиe Христово, а внутреннее настроение этих течений печати и собраний было исполнено духом дерзостным, горделивым и раздраженным».

Обманули надежды обновленцев прежде всего результаты выборов из епархий. На епархиальных собраниях преобладало консервативное настроение. Так, например, отец пишущаго эти строки был избран на собор от Владикавказской епархии, в которой перед тем жил очень недолго, именно вследствие того, что на благочинническом и епархиальном собраниях ярко выступал в защиту иерархическаго строя. Члены собора были избраны из всех сословий без предубеждений в ту или иную сторону. Введенский отмечает, что общее настроение членов собора было правым и с большим неудовольствием упоминает. что в числе их было девять титулованных. Борцы против Патриаршества и сторонники реформам и попали на собор только по назначению, как члены предсоборнаго совета.

Для таких людей, как Титлинов, появление на соборе по избрание такого большого числа членов, оказавшихся сторонни­ками Патриаршества, было полной неожиданностью. Даже в Петроград, где был центр их деятельности, они потерпели пол­ное поражение на епархиальном собрании. Предварительная широ­кая пропаганда реформации не встретила сочувственнаго отклика и не принесла ожидавшагося ими плода. Введенский с грустью отмечает, что выборы не дали возможности его сторонникам послать на собор своих лучших представителей... «Ни один из ответственных работников демократическаго духовенства на собор не попал».

Особенно сильным ударом по планам обновленцев было появление на Всероссийском co6opе Архиепископа Антония (Храповицкаго). Они могли надеяться, что увольнение его на покой после революции устранить его и от участия в работe собора, ибо Положение о собор предусматривало присутствие там только епархиальных преосвященных. Однако, то же Положение предвидело участие на собор представителей ученаго монашества, которое на своем съезде и избрало представителем Архиепископа Антония. Немного позднее он был возвращен в Харьков по единодушному требование паствы и далее участвовал в собоpе уже как eпapxиaльный архиерей.

Торжественное открытие собора имело Mесто в Успенском соборе в Москве, на слъдующий день после празднования его престольнаго праздника. Молебен был отслужен всеми прибыв­шими епископами. После литургии из собора вышел грандиозный крестный ход. При колокольном звоне всех московских церквей, крестный ход членов собора прошел в Чудов монастырь, где все приложились к мощам св. Митрополита Алексея. Крестный ход затем вернулся в Успенский собор.

После торжественнаго открытия собора, на следующий день в храме Христа Спасителя состоялось открытие собора, а деловыя засвдания начались 4/17 августа 1917 года.

На соборе участвовали: 4 митрополита, 21 архиепископ и 43 епископа. Кроме них, членами собора было по пяти представи­телей от каждой епархии. Около 30-ти человек были предста­вителями Духовных Академий, Академии Наук, 11-ти университетов, 10 по избранию от ученаго монашества, столько же от единоверцев, представители от четырех Лавр, 15 представи­телей от Государственнаго Совета и Государственной Думы, настоятели монастырей: Саровскаго, Валаамскаго, Оптяной Пу­стыни и члены предсоборнаго совета. Всего членов собора, кроме епископов, было 375 человек.

Председателем собора был избран Московский Митрополит Тихон, а почетным председателем по его положению — Митрополит Киевский Владимир. Товарищами председателя были избраны Архиепископ Новгородский Apceнiй и Apxиeпиcкоп Харьковский Антоний. Товарищами председателя от клира избрали протопресвитеров Любимова и Шавельскаго, а от мирян М. В Родзянко и проф. кн. Трубецкого. По отъездe Родзянко, его заменил А. Д. Самарин. Секретарем собора был избран проф. В. П. Шеин, впоследствии архимандрит Сергий, ставший мучеником вместе с Митрополитом Вениамином.

По положению о соборе, выработанном Предсоборным Совещанием, все «основоположительныя и правилодательныя» определения собора входили в силу только после утверждения их епископским совещанием.

Больше всего внимание сосредотачивалось на работ отдела о Высшем Церковном Управлении. Он был и самым многолюдным: больше двухсот членов.

Там и происходила, главным образом, борьба по вопросу о возстановлении Патриаршества. Если обновленцы не смогли при­вести на собор своих сторонников на выборах по епархиям, то все-таки там были их единомышленники из числа либеральных членов предсоборнаго совета. Было и некоторое ко­личество выборных членов, которые по разным причинам противились течению большинства, возглавляемаго Архиепископом Антонием.

В уже цитированной выше ръчи на трапезе, Архиепископ Антоний с полным основанием мог сказать: «С первых же заседаня нашего собора начал превозмогать дух веры, дух послушания законам св. Церкви, дух терпения и любви». И далее:

 «Тяжкия события нашей народной жизни, зловеще напоминающия о ce6е собору грохотом пушек и пулеметов около стен соборной палаты и св. храма, не только не могли ослабить строго церковнаго направления его речей и постановлений, но, напротив усугубили ревность всех его членов о наиболее прочном утверждении православных вселенских  устоев жизни церковной, к числу коих относится завещанное Вселенскими соборами объединение всякой поместной Церкви под руководством одного пастыря-отца».

Все таки, оппозиция возстановлению Патриаршества и вообще противники иерархической власти оказывали сильное сопротивление. Дебаты бывали очень горячими. В одном случай проф. Титлинов даже угрожал Бичъ-Лубинскому рукоприкладством а заседание должно было быть прервано.

В самый разгар спора, когда произносились речи за и против Патриаршества, власть сначала в Петрограде, а затем и в Москве , была захвачена большевиками. Кремль, в котором засели остатки 6елых воинов, был осажден и обстреливался артиллерией. Проф. Спинка пишет, что это вызвало панику меж­ду членами собора, которые опасались, что если Кремль падет, то собор может быть разогнан до осуществления своих важнейших задач.

«Эти события, — пишет он, — тоже укрепля­ли аргументы патриаршей партии, которая заявляла, что при смуте в стране во глав Церкви нужен сильный человек, чтобы воз­главить Церковь и защищать ея интересы. Таким образом, хотя дебаты еще были далеко не окончены — надо было выслушать еще пятьдесят ораторов, — дискуссия была прервана. Это был Павел Граббе, который через пять дней после падения Временнаго правительства внес предложение возстановить Патриаршество».

Оппозиция не соглашалась на прекращение дискуссий и требо­вала отложить голосование ввиду того, что многие члены собора не могли приходить на заседания из-за стрельбы на улицах Моск­вы. Мой отец разсказывал, что он сам и некоторые архиереи приходили на заседания собора под свист пуль. О трудностях и опасности, с которыми был связан путь на собор для многих членов, красочно рассказывает в своих воспоминаниях и кн. Г.Н. Трубецкой.

Тем не менее, председательствовавший Митрополит Тихон установил, что кворум есть на лицо. 30-го октября было по­становлено возстановить Патриаршество и незамедлительно присту­пить к выборам. Выборы начались на следующий же день.

Перед выборами Патриарха, поданными записками были намечены кандидаты, из коих главными были Архиепископ Харьковский Антоши (101 голос), Архиепископ Тамбовский Кирилл  (27 голосов) и Московский Митрополит Тихон (23 голоса). Если бы Архиепископ Антоний получил абсолютное большинство, он считался бы избранным, но поскольку для этого у него голосов было не достаточно, окончательное избраниe было обусловлено жребием из трех кандидатов, получивших большинство голосов. Всего при первом голосовании было намечено 10 кандидатов.

5-то ноября в храме Христа Спасителя 90-летний старец Зосимовской Пустыни Алексий после усердной молитвы вынул жребий с именем- Митрополита Тихона, о чем ему немедленно было объявлено особым посольством во главе с Митрополитом Kиeвcким Владимиром. Поспешил приветствовать его избрание и Архиепископ Харьковский Антоши. В день Введения во храм Пресвятой Богородицы состоялась торжественная интронизация Патриарха Тихона в Успенском соборе.

Началась новая эра в жизни Русской Церкви. Перед наступлением жестокого гонения Русская Церковь уже не была обезглав­ленной.

Патриарх Тихон

В избрании Митрополита Тихона Патриархом, члены Всероссийскаго собора увидели осуществление воли Божией. Все три кандидата на эту должность были выдающимися личностями. Bce они уже имели не малый жизненный и административный опыт и были единомышленниками в главных принципах церковнаго управления. Ни один из них не добивался избрания и все созна­вали, что патриаршее служение в существующих условиях сулит не столько почета и радости, сколько тягчайших испытаний.

Митрополиту Тихону было 52 года. Родом он был из г. Торопца Псковской губернии, где отец его был священником. С 1878 года по 1883 год он обучался в Псковской Духовной семинарии. По серьезности его характера товарищи там дали ему прозвище «архиерей». По окончании семинарии. Василий Беллавин поступил в Петербургскую Духовную Академию. Там, по той же причина, товарищи дали ему прозвище «патриарх». По окончании Академии, еще в светском звании, Василий Беллавин был назначен преподавателем Псковской Духовной семинарии. В 1891 году будучи 26 лет, он быль пострижен в монашество с именем Тихона и назначен инспектором Холмской  семинарии. Вскоре он был возведен в сан архимандрита и в 1898 году хиротонисан в сан епископа. Через год он был назначен на самостоятельную кафедру в Северную Америку, в которой прослужил 8 лет и оставил по ce6е благодарную память в пастве. В 1905 году он был возведен в сан архиепископа. В 1907 году Архиепископ Тихон был назначен на Ярославскую кафедру, где тоже приобрел любовь паствы. Оттуда он был переведен в Вильно. В 1914 году наступила война с Германией и довольно скоро, почти вся епархия была занята неприятельскими войсками. Архиепископ Тихон старался пребывать поближе к своей епархии, но много времени ему при­ходилось проводить в Петроград, куда его вызывали для участия в заседаниях Синода. Он тоже был в числе епископов, удаленных из состава Синода Временным правительством.

Когда за увольнением Московскаго Митрополита Макария освободилась Московская кафедра, Архиепископ Тихон был избран на эту кафедру.

Со времени обучены в Петербургской Духовной Академии у Пaтpиapxa Тихона установились теплыя отношения с Архиепископом Антонием Харьковским (Храповицким), тогдашним ректором этой Академии, к которому вообще были привязаны почти все его ученики, увлеченные его любовью к Церкви и людям.

Патриарх Тихон был чужд честолюбия. Поэтому, избраниe его на Патриарший престол вызвало у него не радость, а предвидьте скорбей, которых он не мог не ожидать в своем новом положении.

Эти чувства он ярко высказал, отвечая Митрополиту Вениамину, возглавлявшему делегацию посланную от собора, для объявления ему о его избрани:

«...Ваша весть об избрании меня в Патриархи является для меня тем свитком, на котором было написано: «Плачь, стон и горе» и каковой свиток должен был съесть пророк Иезекииль (1ез. 2, 10; 3, 1). Сколько мне придется глотать слез и испускать стонов и в  предстоящем мне патриаршем служении, и особенно в настоящую тяжкую годи­ну...»

Так говорил и чувствовал Патриарх, когда кругом него чада Русской Церкви изъявляли свою радость. Эта радость, одна­ко, омрачалась той братоубийственной борьбой, которая почти одновременно шла в осажденном юнкерами Кремль -

2-го ноября, когда исход сражения еще не был ясен, собор обратился с воззванием к сражающимся, пытаясь скло­нить их к прекращение брани. Когда определилась победа большевиков, собор обратился с новым призывом не допус­кать расправы с побежденными: «Священный собор во всеуслышание заявляет: довольно братской крови, довольно злобы и мести... Победители, кто бы вы ни были и во имя чего бы вы ни боролись, не оскверняйте себя пролитием братской крови, умерщвлением беззащитных, мучительством страждущих». Того же 2-го ноября 1917 года потрясенный боевыми событиями в Кремле и приходом к власти коммунистов, собор, даже не дожидаясь интронизации только что избраннаго Патриарха, обратился с посланием к русскому народу, в котором ярки­ми красками обрисовал последния события, связанныя с переходом власти в руки жестоких людей, «лжеучителей, призываю­щих  осуществить всемирное братство путем всемирнаго междуусобия».

«Давно уже, — писал собор, — в русскую душу проникают севы антихристовы и сердце народное отравлено учениями, ниспровергающими веру в Бога, насаждающими зависть, алчность, хищение чужого. На этой почве обещают они создание всеобщаго счастья на земле... Вместе с кремлевскими храмами начинает рушиться все Мирское строение державы Российской. Еще недавно великая, могучая, славная, — она ныне распадается на части. Покинутая благодатью Божиею, она разлагается как тело, от котораго отлетел дух...»

Послание горячо призывало русский народ к покаянию: "Покайтесь же и сотворите достойные плоды покаяния. Оставьте безумную нечестивую мечту лжеучителей, призывающих осуще­ствлять всемирное братство путем всемирнаго междуусобия. Вер­нитесь на путь Христов».

Председателем  комиссии, которой было поручено составить чин  интронизации и разработать детальный план этого торже­ства был Архиепископ Кишиневский Анастасий (Грибановский), как бывший многие годы московским викарием и поэтому, хорошо знавший Москву и ея порядки. Архиепископ Анастасий впоследствии был первоиерархом Русской Православной Церкви Заграницей.

Торжество интронизации Патриарха в Успенском соборе воодушевило всех его участников и внесло радость в сердца верующих. По милости Божией, захватчики власти над рус­ским  народом тогда и сами не смогли еще опомниться в радостях своей победы. Поэтому они не препятствовали торжеству верующих, а дипломатичность и осторожность Архиепископа Анастасия привели к  тому, что ему даже удалось добиться у вла­стей обещания поддерживать порядок во время торжеств. Одна­ко новопоставленный Патриарх и его сотрудники скоро оказа­лись перед лицом растущей смуты и вражды безбожников к Церкви Христовой.

Всероссийский собор продолжал свои деяния, невзирая на поступающие во все большем числе сообщения о нападении безбожников на церкви и духовенство, насилие и убийства. Собор разработал Положение о Высшем Церковном Управлении, о правах и обязанностях Патpiapxa, Синода, Епархиальнаго Управлении и проч.

2-го декабря 1917 года собор вынес постановление о правовом положении Православной Российской Церкви, возглавленной Патриархом. Канонически это определение безупречно, но поражает тем, что как бы игнорирует наступающее для нее положение гонимой, а не только независимой от государственной вла­сти. Повидимому, в сознании членов собора не укладывалось понимание, что гражданская власть коммунистов твердо укрепи­лась и что теперь Церковь имеет перед собою не просто отде­ленное от нея государство, а антихристову власть. Для этой вла­сти вопрос заключался в том, как уничтожить Церковь и веру, а совсем не в том, как урегулировать отношения с ней.

Первоначально советская власть сообщила в газетах о подгoтовке декрета об отношении Церкви и государства. Затем вышел декрет, но в нем только объявлялся принцип, что Церковь лишалась прав собственности и вообще каких бы то ни было прав, но в каком порядке это должно было осуще­ствляться, ничего сказано не было. Только 24-го августа Народ­ный Koмисcapиaт Юстиции утвердил инструкцию о порядке про­ведения декрета в жизнь. 7-й отдел Наркомюста по проведению реформы назывался «ликвидационным». Это не удивительно:

творцы новой власти знали принципы марксизма, но что такое вера и какова ея сила в народе они не знали и знать не хотели. Поэтому, ликвидация веры им казалась гораздо более легкой, чем она была на самом деле. Они знали марксизм, но понята не имели об истории. А пока, они объявили принцип, но проведение его в жизнь предоставлялось активистам на местах. Этим развязывались руки разбойничьим  элементам.

Когда члены собора вернулись после рождественских каникул, собор уже стоял перед проблемой церковнаго безправия и организованной акции уничтожения Церкви любыми средствами.

В собор посыпались вести о разных случаях разбойнических нападений на епископов и священников. Начал состав­ляться и быстро расти список новомучеников...

39-го января 1918 года, еще до того как вновь собрался собор, Патриарх Тихон обратился ко всей своей Церкви с кратким пламенным посланием. В нем он ярко обрисовывал то, что обуревало Церковь с приходом к власти большевиков:

«Жесточайшее гонение воздвигнуто на святую Церковь Христову: благодатныя Таинства, освящающия рождение на свет человека или благословляющия супружески союз семьи христианской, открыто объявляются ненужными. Святые храмы подвергаются разрушению или ограблению и кощунственному оскорблению, чтимыя народом святыни захватываются безбожными властели­нами тьмы века сего, школы, содержавшияся на средства Право­славной Церкви и училища, подготовлявшия пастырей Церкви, признаются излишними, имущества монастырей и церквей православных отбираются»... «Все cиe исполняет сердце наше глубо­кой болезнью и скорбью и побуждает нас обратиться к таковым извергам рода человеческаго с грозным словом обличения по завету апостола: «согрешающих перед всеми обличай, да и npoчie страх имут» (1 Тим. 5, 20).

Тут Патриарх обра­щается и прямо к большевикам:

«Опомнитесь, безумцы! Пре­кратите ваши кровавым расправы... Властью, данной нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы еще носите имена христианския, хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Право­славной».

А верных чад Православной Церкви Патриарх призывал «не вступать с такими извергами рода человеческаго в какое-либо общение. Верующих Патриарх призывал: «Проти­востаньте им силою веры вашей. А если нужно будет и пострадать за дело Христово, зовем вас, возлюбленныя чада Церкви, на эти страдания вместе с собою».

Послание кончается призывом к архипастырям и пастырям: «Не медлите ни одного часа в вашем духовном делании, но с пламенной ревностью зовите чад ваших на защиту Церк­ви Православной, зовите их становиться в ряды духовных борцов, которые силе внешней противопоставят силу своего свято­го исповедания».

Всероссийский собор всецело поддержал Патриарха. 28 янва­ря 1918 года он постановил: «Священный собор Всероссийской Православной Церкви приветствует послание св. Патриарха Тихо­на, карающаго злодеев и обличающаго врагов Церкви Христо­вой... Священный собор свидетельствует, что он пребывает в полном единении с отцом и молитвенником Церкви Рус­ской, внемлет его призыву и готов жертвенно исповедывать веру Христову против ея хулителей. Священный собор призывает и всю Русскую Церковь во главе со всеми архипастырями и пастырями объединиться ныне вокруг Патриарха, дабы не дать на поругание веры нашей».

Вскоре после издания этих актов, члены собора были потрясены вестью об убийстве, Kиeвcкaгo Митрополита Владимира.  Прибывший с собора в Киев Митрополит Владимир оказался в очень трудном положении вследствие разлагающей рабо­ты Украинской Церковной Рады, приступившей к устройству в сущности обновленческой церкви, возглавлявшейся, конечно самочинно, заштатным архиепископом Алексеем (Дородницинымъ). Комиссия этой Рады 9 декабря явилась к Митрополиту и потребовала от него передачи ей власти, удаления епископа Чигринскаго Никодима и выезда из Kиeвa самого Митрополита Архиепископ Алексей тем временем поселился в Киево-Печерской Лавре и вел против Митрополита злостную агитацию в средь братии. Поэтому, когда убийцы явились к Митрополиту 25 января 1918 года, он оказался в их руках совершенно одиноким. Ни один человек не встал на его защиту. Лишь его долголетний келейник подошел под благословение своего Мит­рополита, когда его уводили на yбиeниe из Лавры. Митрополит успел только благословить его и сказать: «Прощай, Филипп». Как пишет о. Михаил Польский: «забытый и брошенный своей братией, окруженный палачами и убийцами, ни в чем не повин­ный, кроткий и смиренный старец Митрополит Владимир спо­койно шел на казнь». Владыку привезли к месту разстрела в автомобиле. В ответ на его просьбу, убийцы позволили ему помолиться, сказав: «Только поскорее». Случайный очевидец разсказал, что воздев руки к небу, владыка Владимир молил­ся вслух: «Господи, прости мои согрешения вольныя и невольных и прими дух мой с миром». Потом, благословив крестооб­разно обеими руками своих убийц, он сказал: «Господь вас да простить».

Тело мученика было обнаружено утром на другой день жен­щинами богомолками. На нем было много не только огнестрельных ран, но и штыковых.

Митрополит Владимир был первым после революции мученикомъ-архиереем. Само собой разумеется, что его мучени­ческая кончина произвела сильное впечатление на верующих и, особенно на членов Всероссийскаго собора.

Убийство Митрополита Владимира и смута междусобной вой­ны сделали вопрос о замене его, как главы автономной Kиeвской митрополии очень сложным и срочным. Киев незадолго до того был занять немцами, а гражданское управление перешло в руки гетмана Скоропадскаго, бывшаго под наблюдением немецких военных властей.

Митрополит Антоний вернулся в Харьков к Лазаревой субботе, а вскоре после Пасхи он поехал в Киев на обла­стной собор. Тогда же архиепископ Евлогий получил поручение от Патриарха провести выборы новаго Киевскаго митрополита. Громадными большинством голосов митрополитом  был избран архиепископ  Антоний и выборы эти были вскоре утверждены Патриархом Тихоном. Перед отъъздом Митрополита Антония в Киев, от лица Харьковской епархщ его просили ука­зать кого он хотел бы видеть там своим преемником. Он указал на Архиепископа Анастасия, впоследствии заменившаго его на посту главы Зарубежной Церкви.

Митрополит Антоний вскоре прибыль в Киев. Не без труда прошло его утверждение со стороны гетмана, вследствие интриг сепаратистов, которым в этом помогал министр исповъданий проф. В. В. Зеньковский. Однако Митрополит Антоний мог управлять своей епархией только до декабря. В декабре 1918 года власть захватили петлюровцы. Митрополит Антоний и Архиепископ Евлогий были арестованы и заточены в Бучачском монастыре в Галиции. Этой ссылкой, вероятно, была сохранена жизнь Митрополита Антония в период наступившаго буйнаго гонения на Церковь в России. Кто мог тогда догадаться, что таким испытанием Господь сохранял жизнь Митрополита Антония для совсем особаго подвига за рубежем.