СВЯТИТЕЛЬ ИОАНН ШАНХАЙСКИЙ И САН-ФРАНЦИССКИЙ  Святитель Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский Святитель Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский (1896, Харьковская губ. - 19.6/2.7.1966, Сиэттл). В миру - Михаил Борисович Максимович, сын харьковского дворянина из семьи, бывшей в родстве с тобольским митрополитом св. Иоанном (Максимовичем). Отец Михаила был предводителям дворянства, дядя — ректором Киевского университета, он сам в 1914 окончил Полтавский Кадетский корпус, а в 1918 — Харьковский императорский университет. Однако уже во время учебы Максимович больше молился, чем зубрил. Он познакомился с местным архиереем, знаменитым митрополитом Антонием (Храповицким) и стал его духовным сыном. Революция, ставшая для многих крушением всех надежд, не стала катастрофой для глубоко верующего юноши. Он вместе с родителями попал в Белград, учился здесь на богословском факультете, зарабатывая на жизнь продажей газет, в 1926 митр. Антоний постриг его в монашество с именем Иоанна в честь св. Иоанна Тобольского, и в том же году был рукоположен во священника. С 1929 года он стал преподавателем в сербской семинарии в городе Битоль. Епископ Охридский Николай называл Иоанна “живым святым”: молодой иеромонах ежедневно служил литургию, ел только один раз в день поздно вечером, никогда не гневался. Студенты, жившие в общежитии, быстро заметили, что маленький, тщедушный Максимович не спит на кровати, только засыпает на коленях во время молитвы; они даже подкладывали ему кнопки в постель, чтобы в этом убедиться. Правда, он не отличался красноречием, что было крупным недостатком для преподавателя. Тем не менее, в 1934 году его было решено рукоположить во епископа. Он поехал в Белград; в трамвае его встретила знакомая русская эмигранта и спросила, зачем он в городе. Максимович ей сказал, что по ошибке его вызвали в город вместо какого-то другого иеромонаха, избранного для посвящения в епископы. На следующий день он ей сообщил, что ошибка вышла еще хуже: именно его и рукоположили. Послали еп. Иоанна в Шанхай, где в те годы была огромная колония русских эмигрантов. И здесь он ежедневно служил литургию, продлолжал бороться с ночным сном, обливал себя холодной водой (но никогда не мылся). Максимович организовал в городе приют для сирот, через который прошло почти четыре тысячи детей. Когда после Второй мировой войны в Шанхай пришли коммунисты, Максимович эвакуировал весь приют сначала на Филиппины, а затем в США. Более того, он хлопотал перед американскими правительственными чиновниками о разрешении пяти тысячам русских из Шанхая въехать в США. Такая массовая выдача эмиграционных виз противоречила всем правилам, но именно Максимович все-таки добился своего, и все воспринимали это как чудо большее, чем многочисленные исцеления, совершавшиеся им. После завоевания Шанхая коммунистами, все местные епископы признали власть Патриарха Алексия, отреклись от подчинения лидерам “эмигрантской” Церкви, с которыми были многие годы. Только еп. Иоанн продолжал поминать главу Зарубежного Синода митрополита Анастасия и жестко объяснял, что при поставлении в епископа присягал Зарубежному Синоду, и изменит ему только, “когда мне докажут священным писанием и законами любой страны, что клятвопреступление есть добродетель, а верность клятве есть тяжкий грех”. Власти закрыли собор, в котором он служил, и в 1949 г. вместе со своей паствой Максимович покинул город. Остались те, кто поверил обещаниям коммунистов, — все они погибли в концлагерях. В 1951 г. еп. Иоанн был назначен главой приходов в Западной Европе. Еще в Сербии он служил литургию не только на церковнославянском, но и на греческом — для живших там греков; в Шанхае он часто служил на китайском. Теперь он, постоянно разъезжая по континенту, служил на французском и голландском, на английском, — в то время, как большинство его единоверцев сохраняли психологию замкнутых в себе, отгородившихся от окружающего мира людей. Настоятель одной из парижских католических церквей, как некогда еп. Антоний, назвал Максимовича “живым святым” — святым Жаном Ню Пье (Босоногим Жаном — владыка ходил босиком, возможно, со времен жизни в Китае, где быть бедным означало быть босоногим). Когда однажды его церковное начальство прислало категорическое требование носить ботинки, Максимович, связав пару шнурками, стал носить их как вериги — на шее. Благодаря его проповеди появились даже православные общины в Голландии, в основном именно из голландцев, не русских. Осенью 1962 г. еп. Иоанна, к тому времени одного из старейших епископов эмигрантской Церкви перевели в Сан-Франциско. Тамошняя община раздиралась склоками; замкнутые в своем мирке эмигранты постоянно воевали между собой, выплескивая ненависть и в церковных делах. Многие члены общины ранее жили в Шанхае и помнили Максимовича, надеялись на то, что он сможет умирить страсти. Действительно, четыре месяца все шло к примирению партий, но вдруг немногие скандалисты из Сан-Франциско нашли себе мощную поддержку на другом конце Соединенных Штатов — в Нью-Йорке, у членов Синода Зарубежной Церкви. Возглавлял синод митр. Анастасий, глубокий старик, и шла борьба между возможными его преемниками. Всех их объединял страх перед тем, что Максимович, возможно, оттеснит их. Весной 1963 года на епископа Иоанна подали в суд те члены церковной общины, которые оказались не у дел после его приезда в город. Обвиняли епископа в растрате денег, в подтасовке выборов епархиального совета, — жалкие, ничтожные дрязги, которые вообще стыдно было нести в светский суд. Сила обвинителей была в том, что их вдохновляло высокое церковное начальство из Нью-Йорка; доходило до того, что секретарь Синода священник Георгий Граббе давал подложные телеграммы от имени Синода, приехал и давал показания против Максимовича. Если коммунисты были недовольны тем, что еп. Иоанн не отказывался от верности Зарубежной Церкви, то лидеры Зарубежной Церкви были недовольны тем, что Максимович поминал и патриарха Алексия (Симанского), не считал иерархов Церкви в самой России “еретиками”, “продавшимися большевикам”, даже сослужил вместе со священниками Московской Патриархии, которых большинство “церковных деятелей” Зарубежной Церкви считали отпадшими от веры уже по тому, что они справляли Рождество не 25 декабря, а 7 января. Одним было мало того, что еп. Иоанн считал католиков “отпадшими” от Церкви; такие идеи были у всех людей его круга и времени, но почитали святым при жизни и после смерти только его. Паства Максимовича любила его не за отвержение католиков или нового стиля, а за то, что он и настоящий подвижник (за это многие в Америке как раз его презирали, называя его аскезу и юродство — паранойей), вечный помощник эмигрантам в их бесчисленных скорбях и проблемах, являющий веру в непрестанной молитве и радости о Боге. Маленький сгорбленный старичок со свернутой на правое плечо головой освещал жизнь тысяч людей любовью и лаской.  На приходских собраниях православных Сан-Франциско доходило до прямых оскорблений в адрес Максимовича. В город приезжали епископы, чтобы выступать в суде против него. Процесс вел судья Эдвард О’Дэй, сам католик, который (беспрецедентный случай в истории города) разрешил еп. Иоанну перед началом каждого заседания произносить торжественно молитву. А показаний Максимович не давал, считая себя прежде всего монахом, который не имеет права оправдываться. Однако, его окружали и друзья, и в конечном счете судья целиком оправдал епископа от нападок единоверцев. В сущности, столкнулись два православия: “гладенькое”, торжествующее, угрюмо замкнутое в самоупоении и Православие сияющее, ликующее и страдающее, страданием и светом поднятое выше всех раздоров. Архиепископ Иоанн страдал, он прямо говорил, что причина раздора — дьявол, но осуществляли-то раздор его же собратья-епископы. “Я одинок во всем, — сказал он незадолго до смерти одному из близких прихожан. — Если услышишь, что я умер, знай, они убили меня”. Он умер через два года после процесса, а еще через тридцать лет почитание его достигло такой мощи, что те же самые (в основном) люди, которые его затравили, провозгласили его святым, уступая народу и Духу Божию. А ещё чуть позже, когда "карловчане" согласились примириться с Московской Патриархией, они указывали на Максимовича как сторонника компромисса - тоже напрасно. Со священниками Патриархии Максимович дружил, но от подчинения Патриархии убегал. Он умел различать "каноническое", "идейное" и "личное", а фанатики и карьеристы именно этого и не умеют. Канон. 30.6.1994 РПЦЗ, память ввиду совпадения кончины с памятью ап. Иуды положена в субботу, ближайшую к 19 июня/2 июля.
|
Биографии 
