 058.jpg)
1-го ноября 1950 года папа Пий XII в соборе Св. Петра провозгласил перед 39-ю кардиналами, 575 епископами и архиепископами новый католический догмат, в силу которого весь католический мир должен признать что Матерь Божия и телом и душой является причастницей небесного блаженства.
Точный текст на латинском языке гласит:
«Autoritate Domini Nostri Jesu Christi, Beatorum Apostolorum Petri et Pauli ac Nostra pronuntiamus declaramus et detinimus divinimus revelatum dogma esse: Immaculatam deiparam Virginem Mariam, expleto terrestris vitae cursu, fuisse corpore et anima ad caelestem gloriam assumptam».
(Авторитетом Господа Нашего Иисуса Христа, блаженных апостолов Петра и Павла и Нашим мы провозглашаем, объявляем и определяем божественно откровенным догматом то что непорочная Матерь Божия, Приснодева Мария в конце течения Своей земной жизни была вознесена Телом и душой к небесной славе). В нашей прессе было сказано, что католики провозгласили догмат о Вознесении Матери Божией. Такое объяснение не совсем точное.
Праздник Успения Матери Божией был установлен указом благочестивого греческого императора Маврикия приблизительно в 590-х г.г. и праздновался с одинаковым благочестием в обеих частях империи, как на Востоке, так и на Западе.
После откола от Церкви Христовой римского патриархата, постепенно все в нем начало отклоняться от святоотеческой мысли древнего христианства. Когда же мы говорим о католицизме, то мы всегда его характеризуем теми главными разницами, как filioque, догматом непогрешимости папы, Непорочным Зачатием, а большинство просто отвечают вопрошающим их, что единственная разница между Православием и католицизмом - это папа и его непогрешимость.
Конечно, такое понимание вопроса совершенно неправильное. Разница во всем, в каждом догмате, во всех богослужениях, во всех обрядах, т. е во всем внешнем и внутреннем. На все учение католицизма легла тяжелая печать ереси, которая проникла во все обряды и во всю церковную жизнь.
Праздник Успения Божией Матери не избежал этого процесса внутренней подмены, и очень скоро на Западе слово Успение по-латински - Dormitio было заменено словом Assumptio, что в понимании католиков значит восхищение ангелами Матери Божией на небо. Рим, безусловно, главное внимание в этом празднике обращает на прославление пречистого тела Божией Матери. Католики, конечно, будут протестовать и доказывать, что они особенно почитают и душу Матери Божией, но тут незачем спорить. Рим утратил внутреннее чувство духовного такта, гармонии и благодатности мысли. Новый догмат «Munificentissimus Deus» можно назвать богословской бестактностью.
По всей вероятности по Промыслу Божию мы до сего дня продолжали переводить слово «Assumptio» нашим словом Успение, хотя совершенно ясно что Assumptio происходит от латинского глагола Assumere, что значит, похитить. В этом почитании Матери Божией была еще у нас с католиками какая то точка единомыслия, но и ее, эту малую кроху, Ватикан спешит упразднить. Хотя «Assumptio» не есть Вознесение, которое у католиков называется точным словом «Ascencio» от глагола «Ascendere» подниматься, но введена тонкая разница между нашим почитанием праздника и почитанием католическим. Разница эта была уже, как мы говорили, почти с самого года откола от нас Рима, но она мало ощущалась, скорее, имела тенденцию совсем стереться; сейчас эту разницу оформили, возведя в догмат. Теперь католики принуждают нас пересмотреть все свои словари, «Assumptio» перевести восхищением, а то и просто Вознесением и все наши приходы во имя Успения Матери Божией назвать древним термином «Dormitio», что будет на английском и французском языках гораздо более православно, чем «Assumptio».
Католики нам так много говорят о соединении, но нам хочется им сказать - да помолчите вы немного, избавьтесь от этой суетной страсти навязывать надуманные учения, и постепенно разницы начнут сами таять. Но, по-видимому, этого и боятся в Риме, потому что все, что они за 10 веков положили между Православием и собой - надуманно, неестественно и потому подлежит извержению, так как чуждое вообще душе человеческой. Сила же Православия в его соборности, которую надо понимать не как физическое повсеместное распространение, но как веру, приемлемую всякой душой на земле, таинственно ожидаемую всяким языком, как желанную любезную, долгожданную. Рим боится этого стихийного, органического православия, которое захватывает лучшие умы католицизма, и Рим защищается, окружая себя бастионами новых догматов.
Мы, православные, даже не подозреваем, какая внутренняя борьба ведется в католицизме с этой органической православной мыслью. После второй мировой войны, как всегда после большого горя, катастрофы или беды, католическая мыслящая молодежь стала увлекаться творениями святых отцов, и послышались даже голоса, требовавшие упразднения схоластической школы Фомы Аквината.
В Риме было форменное смятение.
Папа Пий XII счел необходимым издать очередную энциклику, в которой доказывал прочность и проверенность схоластики, а доминиканцы и иезуиты хором заговорили против богословствующих мирян. Появились бесчисленные брошюры и книги против, как они обозвали, богословствующих лаиков.
Эту вспышку удалось задушить.
Но до каких пор они будут душить самое, что есть лучшее и жизненное в себе? Ватикан, наконец, понял, что надо идти на уступки. Нельзя же в продолжение нескольких веков ограждать массу верующих от истинной духовной пищи: в богослужении - непонятным латинским языком, а то, что понятно для массы народной, представлено в виде сентиментальных песенок скверного вкуса*, в духовной литературе - целым нагромождением книжечек от слащавого „Подражания Иисусу” до Фатимских фантасмагорий.
Твердо стоящие двумя ногами на земле, иезуиты поняли, что так далее продолжаться не может. Целые массы отходят от них и впадают в духовную смерть безразличия, из которой не вырвать их всей римской псевдодуховностью. И вот предпринимается грандиозный труд: переводят, печатают и распространяют творения почти всех святых отцов. Перед нами каталоги издательств на французском языке; в них- творения Климента Александрийского, Иоанна Златоустого, Афанасия Великого, Василия Великого, Оригена, Евсевия Кесарийского, Лавсаик и проч. Большинство из них уже распроданы и снова поступили в печать вторым, а может быть и пятым изданием.
В этом году первый раз на живом французском языке вышла из печати прекрасная Библия, под названием „Иерусалимская”. К ней написано предисловие и замечательное введение в библейскую науку. Библия испещрена ценными примечаниями.
Однако, Ватикан понимает, что такая духовная пища является обоюдоострым мечом, ибо приобщает массы к истинной, здоровой, древнехристианской благочестивой мысли. Чтобы избежать и тут опасности, Рим, там, где это, возможно, облекает все творения в свои римские формы.
В богослужении наблюдается тот же процесс возврата к древнему благочестию: постепенно восстанавливается Пасхальная ночная Заутреня, восстанавливается древнее григорианское пение, которое несравненно лучше и трезвее по своей музыкальности всех Бахов и Моцартов вместе взятых.
«Munificentissimus Deus» есть не что иное, как попытка Рима восстановить древнее благочестивое празднование Успения Матери Божией. Но для того, чтобы оградить массы от православного влияния, создается догмат, с большим шумом облекается все в римский дух, а по существу восстанавливается древней праздник Матери Божией.
При такой централизации католической церковной власти и диктаторском управлении массами верующих, привыкших не возражать, легко основать любой новый догмат, но привить его к жизни верующих, так чтобы догмат выразился в народном благочестии, не способна и всемогущая организация Рима.
Догмат непорочного Зачатия остался на бумаге и ничего не дал духовного массам, потому что нечего было давать. Католики никогда в этом не признаются. Догмат же без благочестивого последствия вовсе не догмат, а «медь звенящая». «Munificentissimus Deus» - это искание новых путей зажечь искру живого благочестия в верующих и остановить процесс страшного духовного опустошения. Такой шаг более здоровый, чем Непорочное Зачатие. Дай Бог, чтобы следующий был бы совсем православным.
Как постепенно Рим отходил от нас шаг за шагом, чтобы в половине XI века оформить окончательно свой выход из Церкви, так теперь корчась, он вынужден возвращаться к нам шаг за шагом, чтобы окончательно не утратить лик христианства.
Нам же православным надо, как мы только можем, помочь католикам в их трудных обстоятельствах. Как мы можем это сделать? Во-первых, оставить тот неуместный дух мелкой раздраженной спорливости, унаследованный нами от полемики с униатскими «плебанами» и, самое главное, беречь и хранить чистоту Православия.
Надо помнить, что к нам зорко присматриваются католики, англикане и прочие протестанты. Каждый находит в сокровищнице православного благочестия то, что каждому из них необходимо, и то, что мы даже и не подозреваем. Мы должны хранить Православие, чтобы было бы к чему, по чему равняться всем тем в мире, кто будет записан в книгу жизни.
Придет, непременно придет тот день, когда Православие проникнет во все языки и народы. Католицизм, а за ним и протестанты все, в меньшей мере сохранившие тень Церкви Христовой - это теперь как бы продолжающийся в мировом масштабе некий Ветхий Завет, готовящий языки к принятию истины Церкви Христовой, т. е. Православия.
*******
*) Вот, как пример, одна из самых популярных песен духовных: «На небо, на небо, на небо пойду я в один прекрасный день, чтобы там Ее (понимай Матерь Божию) увидеть…
