Протоиерей Лев Лебедев
Мысли о богословии

Что есть богословие? Дар Божий. Особая способность разсуждения о Божественных истинах. вернаго их восприятия и непогрешительнаго выражения. Кто такие основоположники нашего богословия: апостолы, святые Отцы и учители Церкви? Это не просто образованные, умные люди; это святые люди. И даже не просто святые, а особым образом богопросвещенные люди, Промыслом Божиим нарочито воздвигнутые в церковной истории для правильного изъяснения истин, содержащихся в Священном Писании и Предании Церкви, для утверждена правой веры в самых разных сторонах церковной жизни, не только в области умозрительных представлений. Почему это так? Потому, что после грехопадения вся природа человеческая. в том числе - ум человека, оказалась глубоко помраченной грехом. Крещение дает благодатную возможность возрождения во Христе, очищения ума, но превратить эту возможность в действительность зависит от свободных усилий самого человека, от его духовнаго подвига борьбы с грехом и устроения своей души во образ Христов. Жизнь показываете что такой подвиг есть дело очень трудное и в наиболее цельном и сильном вид может осуществляться в условиях иночества, монашества. Все святые Отцы и учители Церкви древности - это, как правило, монахи. Вот почему для русских православных людей в древности, да и теперь, живым родником истиннаго богослова всегда был, есть и будет только то богословие, которое приемлется и исповъдуется в недрах православнаго духоноснаго монашества, в тех его представителях, что не по внешности только монахи, но действительно подвизаются об очищении ума своего и сердца по правилам православной аскезы в дух “Добротолюбия”, “Лествицы” н других подвижнических руководства “Чистии сердцем Бога узрятъ”. “Богослов тот, кто молиться умеет”, говорить преп. Серафим Саровский. Но даже в подлинно подвижнической монашеской среде богословом может быть не всякий, а лишь имьющт на то особый Божий дар и благословение опытных старцев. Но даже и таковой не гарантирован от ошибок по причнн общечеловеческой ограниченности и неполной очищенности ума; даже святые Отцы н учители Церкви не во всем были точны, не всегда согласны в суждениях.

Есть в Церкви и другого рода богословие - школьное. Школьный богослов - учитель, преподающий своим ученикам то, что было сказано святыми Отцами и учителями Церкви, труды которых он добросовестно изучил. Для чего он это преподает? Очевидно для того, чтобы его ученики могли то же самое потом преподавать другим. своим ученикам или нести эти знания в народ в своей пастырско-проповеднической деятельности. Тогда все это верней было бы определить как церковную педагогику, обучительство, преподавательство. Это тоже дар Божий, но уже другой, не такой, какой получают те, кто имеет дерзновение впервые формулировать духовныя истины, которыя для Церкви нуждаются в особых формулировках.

Есть, наконец. и третий род богословия - опытнаго в широком смысле, как результат богообщения всего церковнаго народа. Каждый крещеный православный человък имеет способность в мъру личных возможностей углубляться в познание Бога и Божественных истин. Но Церковь при этом сразу же ставить человека перед необходимостью определенной аскезы ума. Только то понимаже вещей, которое согласуется с соборным разумом Церкви как он выражает себя в трудах апостолов, святых Отцов и учителей, догматах и правилах общепризнанных соборов и других всецерковно одобренных учительных сочинений, может считаться допустимым. Всякая же мысль, противоречащая тому, что искони содержалось в соборном разуме Церкви, должна быть человеком оставлена как неверная. Не каждый следит за аскезой ума своего и потому “опытное” богословие в Мирском смысле - это в сущности тоже Божий дар върнаго восприятия мира и истины. Весь исторически опыт Русскаго Православия свидетельствует. что когда верные чада Церкви, на путях правильнаго духовно-молитвеннаго сближения с Богом. прозревают в те или иные Божественные предметы, то это их личное прозрение оказывается в точности соответствующим тому, что искони содержится в церковном учении. Такое широкое, опытное богословие народа смиренно, молчаливо, не претендует на учительство, редко выражает себя в словах и проявляется обычно лишь в периоды расколов. ересей и других церковных шатаний и нестроений, И хотя почти всегда личное восприятие человъка открывает какия-то новыя грани извъстных истин. но это лишь углубление и развитие того, что содержится Церковью, а не произвольное придумывание чего-то новаго и небывалаго. Вот почему и поныне в православном народе не утрачена способность отличать верное учительство тех, кто учит людей с амвонов, от учительства невернаго, неправильнаго. Вот почему в Православии храннтелем веры признается не духовенство только, но весь православный народ. Вот почему Церковь возлагает на совесть каждаго отдельнаго своего члена определение своего отношешя к учительству того или иного священнаго лица и дает право любому верующему выйти из послушания епископу, даже прежде соборнаго осуждения этого епископа, если он в своем учительстве проповедует ересь “осужденную святыми Соборами, или отцами" (Константиноп. Двукратнаго 861 г. правило 15. Сравн. 3-го Вселенск. собора правило 3).

Таким образом. в общем можно определить богословие как "ум Христов” (1 Кор. 2,16), сообщаемый Духом Святым Церкви в лице ея достойных представителей и как способность каждаго члена Церкви npиoбщаться этому уму в меру личных возможностей, стараясь хранить полученное ведение бережно и неискаженно, чтобы не выпасть из “ума Христова”. Образно говоря, православное богословие нисходить "сверху", просвещая Церковь светом Христовой истины. Основой метода такого богословия является созерцание истин в Боге, в Духе Святом, прямое и непосредственное видениe сущности вещей, связанное с Божиим озарением ума человеческаго.

Но вот в XVIII в. у нас на Руси (а на Украине еще раньше, в XVII в.) появляется так называемое “научное” богословие как заимствовало с Запада. Сначала оно успешно перенимает методику католической и протестантской схоластики, потом столь же успъшно начинает ее преодолевать на путях сближения с современной секулярной наукой, "университетской наукой ”, объявляя это возвратом к патристике. Но средневековая схоластика - это не что иное как попытка доказывать вероучительныя истины с помощью языческих наук - философа Платона и Аристотеля, главным образом. Поэтому, когда современное научное богословие в праведном гневе отвергает схоластику, противопоставляя ей принципы исследовательской методики современных наук, оно не замъчает, что под флагом “возврата к патристике", возвращается на самом деле именно к схоластике только на новом уровне - уровне современной секулярной научности... При этом новоявленная схоластика частенько объявляет “схоластическим” в богословии как раз то, что является в подлинном смысле патрнстическим. о чем скажем ниже. А пока отметим одно в высшей степени важное обстоятельство.

Новое “научное богословие” вдохновлялось и вдохновляется тем же пафосом научнаго творчества, что и секулярное естествознание и гуманитарные науки. Этот пафос возгрьвается лживой, обманной “верой в человеческй разум”, то-есть гордостную претензию неочищеннаго ума на право быть мерилом истины н безнаказанно вторгаться в любыя области бытия. Не случайно поэтому "научное богословие ” появляется в истории одновременно с бурным развитием секулярных наук и развивается параллельно с ними. Может быть, потому и для того, чтобы показать ошибочность и опасность этих наук? Ничуть не бывало! Напротив. чтобы этими науками “обогатить” богословие... Но что же заложено в основе методологии и методики современных секулярных наук? Принципиальная обезбоженность при подходе к событийным цепям и причинно-слъдственным связям в любых явлениях и процессах. Из этих цепей и связей заведомо и сознательно исключается Божие присутствие, Божие воздъйствие на них, зависимость этих процессов от чего-либо сверхъестественнаго, потусторонняго, духовнаго. И это воспринимается как парадигма науки, признак научности, один из обязательных критериев научности. Руководствуясь такой методикой науки уже докатились до явнаго и чудовнщнаго абсурда атомной бомбы, угрозы экологической катастрофы, распада и кризиса духовно-нравственной жизни человечества, распада и кризиса культуры. “По плодам их узнаете их”.

И вот с такой-то наукой сближается ныне наше академическое богоcлoвиe как с чъм-то его обогащающим. содействующим его прогрессу. И что же получается? Получается, что богословие превращается в одну из человьческих “наук", такую же как теоретическая физика, история или философия. Такое богословие уже не совпадает ни с опытным. ни с преподавательским, ни со святоотеческим, о которых говорилось выше. Оно становится чъм-то совсъм другим. “научнымъ”. И научным для него является уже не то, чему научает Дух Святый, а то, чему сам человък научается в процессе, своего “творческаго поиска". Такое богословие - уже не “ум Христов", а ум человъческий, и исходит не “сверху”, а “снизу ". И основой его метода сказывается уже не созерцание, не Божие суждение, а субъективно-человъческое аналитическое изучение вопроса в духе методики секулярных наук. Современный ученый богослов - это уже не святой и даже не обязательно подвижник; это - интеллектуал. о коем обычно говорят:

“Умный, образованный человък”... Более того, иной нынешний богослов сторонится истиннаго подвижника, как завъдомаго “ретрограда ”. а подвижник бежит от иного богослова, как от искушения... Новоявленное "научное богословие”. чтобы ему было где развернуться в своих дерзаниях и поисках. отвоевывает себе в удел почти все области церковной жизни, кроме догматов въры (хотя уже суемудрствуют и в области догматики). В глазах такого богословия целостности Церкви уже не существует, церковная жизнь разсъкается и разделяется на отдельныя, почти не связанныя части (каноника, литургика, символика, церковное искусство), изследуя которыя богословская наука обнаруживает в них взаимодействие исторических, в сущности, случайных “факторов”, “тенденций”, “закономерностей внешняго порядка”, "напластования" чисто человеческих узаконений, продиктованных требованиями и условиями той или иной эпохи. И оказывается, что ничего боговдохновеннаго, духовно-таинственнаго, въчнаго во всем этом почти и нет, а в основном - только человеческое, историческое... Это похоже на то, когда анатом. разськая человеческое тело, не обнаруживает в нем никакой безсмертной души... Боговдохновенное нам милостиво позволяют видеть только в Священном Писании и догматах, да и то с безчисленными и безконечными "научно-богословскими" уточнениями, оговорками, поправками. Ръчь идет конечно, не о всех современных богословах, не о всех сочинениях, а только об определенной тенденции современнаго богословия, всем хорошо известной.

Выразители этой тенденции нын столь же милостиво разръшают оставить в церковном Уставе, в веками сложившейся символике, в канонах только то, что, по их мнению, соотвътствует современным обстоятельствам. рационально-полезно в новых условиях для “адекватнаго свидетельства Христовой истины в изменившемся мире”. Все остальное, как отжившее, устаревшее, предлагается оставить и заменить чем-то новым. Ход разсуждений “научнаго богословия” при этом примърно таковъ: древняя Церковь говорила Mиpy на понятном для него тогда язык слов, образов, символов, ограждала церковную жизнь канонами, которые тогда имели значение в конкретно-исторической обстановке; почему же теперь в неизменности сохранять и консервировать всю эту древность, когда мир изменился, мир этого “языка" уже не понимает и для него, следовательно, нужно изменить и “язык” Церкви, и канонический строй, чтобы слово Христовой истины стало понятным и действенным в этом современном изменившемся Mиpе: это вытекает нз самой сущности и назначежя церковнаго апостольства (и слъдуют многиe примеры из жизни апостолов и святых Отцов). По этому поводу необходимо сказать следующее.

1. Духовно-историческая ситуащя времен апостолов или великих каппадокийцев отличается от современной не просто кое-чем, а радикально и принципиально. Если тогда Мир еще не был оглашен словом Христовой истины, а языческие науки и искусства еще не оторваны от духовных корней, от вернаго даже в язычеств чувствования высшаго, божественнаго происхождения вещей, то ныне мир, будучи давно оглашен Евангелием, уже отступил от него, приняв Христа, зная Его, добровольно отрекается от Него. Мирския науки теперь уже потеряли всякое представление о духовной и божественной основе вещей. Для такого Mиpa Тело Христово - Церковь, одетая в современныя одежды, будет так же глубоко чужда и непонятна, как и в ризах древних облачений, хуже того - в нынешних одеждах только смех вызовет.

2. Действительно, “язык” Церкви, ризы ея образности н символики, ея каноническое ограждение формировались в эпоху определенной исторической культуры, но из этой культуры водительством Святого Духа были выбраны те элементы, которые соответствуют вечной и неизменной сущности Церкви, и потому сами стали вечными и неизменными. Ибо сотворивший внутреннее, духовное, сотворил и внешнее. Заглянем в Откровение Иоанна Богослова, и увидим. что Сидящий на небесном престоле, грядущий в конце времен судить живых и мертвых, облечен не в сюртук и не в джинсы, а в подир - длинное одъяние древних первосвященников и царей, увидим. что в небесном храме служение и предметы в точности соответствуют литургической символике внзантийскаго и русскаго православнаго богослужения. Слъдовательно, хотя в образно-символическом строе церковной жизни могут оказываться элементы исторически случайнаго, произвольнаго, чисто человеческаго (и Церковь всегда умъла это видеть и отличать), но в общем и целом, в первооснове своей, каноны церковной литургики и символики боговдохновенны и вечны. И иначе в Церкви, которая есть Тело Христово и быть не может, если вдуматься! То же самое слъдует сказать и о канонических правилах Церкви: и те из ннх, которыя имели значение только для определенных конкретных обстоятельств времени, и те, которыя были разсчитаны на века, равно явились результатом не человеческаго только, но Богочеловеческаго делания (“изволися Духу Святому н нам”), что тоже укоренено в Богочеловеческой природе Церкви.

3. Следовательно, в своей внутренней жизни, регулируемой святыми канонами, в своем богослуженж и символике Православная Церковь должна остаться неизменной до Второго славнаго пришествия Христова. Если что и нужно здъсь исправлять, так это порчу, которая была привнесена в последния три столетия, особенно в области иконописи и пения, в области жизни и мышления духовенства и верующих. Что же касается свидетельства внешнему Mиpy, то пусть оно осуществляется современными пастырями и богословами в проповедях и сочинениях самым адекватным образом. на современном языке, в понятных миру выражежях, которыя, в частности смогли бы разъяснить и показать глубину духовно-таинственнаго смысла литургики, символики и каноники Церкви.

В противном же случае у современнаго научнаго богословия, особенно когда оно становится нсточником практических рекомендаций и советов, получается тотже результат, что у секулярных наук - разложениe и распад жизни, в данном случае - жизни церковной. Так что пришла пора во всеуслышание поставить вопрос об экологической защите церковной среды от разрушительнаго дъйствия псевдобогословской псевдонауки, о сохранении древнерусских церковных устоев и традиций как живых корней, призванных питать и формировать современное церковное сознаниe. Важное значение в пагубных тенденциях богословия имеет так называемый исторический подход к изучению Церкви. К тому, что уже было сказано по этому поводу, нужно добавить еще кое-что. Историзма вообще не были чужды отцы и учители Церкви. Но в истории для них важнейшим было обнаружение внутренняго во внешнем, духовно-таинственнаго в явно видимом. Божественнаго в человеческом. Вопрос о том, как произошло то или иное, был важен постольку, поскольку помогал увидъть премудрость Божия Промысла в событии, выяснить, что оно означает в духовно-таинственном плане. Но историзм современнаго “научнаго богословия", унаследованный от “университетской науки”, все чаще как бы переворачивает дело с ног на голову, и ответом на вопрос, как произошло, пытается подменить ответ на вопрос, что означает. Более того, устремленность к раскрытию внутренняго, прикровеннаго духовно-таинственнаго смысла вещей, образно символическое восприятие и толкование литургии объявляется иногда “схоластическим” подходом, хотя это подход именно патристический. Если говорить не о дурном мистицизм новомодных или доморощенных суемудрых мистиков, а о здоровом мистико-символическом мышлении Церкви, то оно свойственно Ареопагитикам, Василию Великому, Григopию Богослову, Иоанну Златоусту, Максиму Исповеднику, Патриарху Герману, Иоанну Дамаскину, Феодору Студиту, Симеону Солунскому и множеству других отцов; оно свойственно всей древнерусской иконописи, храмоздательству (даже - градостроительству), всему вообще мировосприятию Русской Православной Церкви на протяжении ея 1000-летняго бытия. Такой символизм является реальным и историческим по своему характеру и всегда умел отличать человечески случайное от непреложно-Божественнаго. Некоторые же современные литургисты разсуждают такъ: если можно выяснить, как исторически произошло введение в церковный обиход того или иного элемента (а это нередко происходило внешне случайно), то значить ничего мистическаго, священнаго и Божественнаго в этом нет... Откуда такая неспособность видеть Божественное в человеческом. промыслительное в случайномъ? Прежде всего от порочной, обезбоженной методики изслъдовательскаго процесса.

Современное научное богословие как система образования и воспитания оказалась построенной не на отечественном. святорусском фундаменте, а на фундаменте западных форм и систем, как об этом говорят и сами современные богословы. Но вот парадокс: они это признают. даже скорбят об этом, но в то же время утверждают, что перенятие западных образцов систематическаго образования было неизбежностью, поскольку на Руси с 10-го по 17-й вък вообще не было никакого систематическаго образования. Это большое заблуждение, происшедшее оттого, что наши маститые историки прошлаго и нынешняго века считали образованием только такое, какое получили сами в гимназиях и университетах, училищах и академиях. то-есть в учебных заведениях, построенных по западным образцам. Таких в древней Руси, действительно не было, но это не значит, что там не было вообще систематическаго образования. Оно на Руси было - и начальное, и среднее, и высшее. Только имело свои, русския, нацюнальныя формы и системы обучения. Начальное образование было почти всеобщим, особенно в городах и потому оставило о себе более всего упомннаний в источниках. Среднее - обеспечивало подготовку кандидатов в священство, причетников, служилых людей определенных рангов, мастеров-строителей и т.д. Высшее образование получали бояре и дьяки приказов, заннмающиеся важными государственными делами, особенно - посольскаго, дети князей, великих князей, царей, инженеры, градостроители, зодчие, а также все, кто имъл Божие призвание и личное желаже получить достаточно разностороннее образование. Центрами обучения были частные дома грамотных людей, приходы, монастыри, епископии, воеводства, приказы, княжеские и велико-княжеские дворы. Среднее высшее образоваже не было стационарным и разсчитанным на анонимное обязательное количество учащихся. Оно осуществлялось персонально по отношению или к тем, кто по долгу службы или по положению обязан был его получить, или для тех, кто имъл особое призвание к наукам. Древнерусский "университет" мог создаваться для одного, или нескольких учеников и распадаться после их обучения. В курс обучения входили как обязательные специальныя дисциплины, так и добровольно избираемыя. Учителями могли быть и свои специалнсты, и иностранцы. Что же касается собственно богословскаго систематическаго образования, то оно имъло на Руси достаточно мощную книжную базу сочинениях отцов и учителей Церкви, позднейших византийских и русских писателей, книги по всемирной Истории, отечественныя летописи, иногда включало в себя изучениe античных авторов и языков, особенно греческаго. Но ядром его, начиная еще с уровня начальнаго обучения, являлся круг богослужебных книг: учительныя Евангелия, Псалтири, Часословы, Минеи, Триоди, Октоихи. Они служили не просто пособиями, они при этом изъяснялись по толкованиям отцов и учителей Церкви. А в наших богослужебных книгах. в канонах. стихирах, тропарях и т.п. такая глубина всех пунктов догматическаго, нравственнаго, апологетическаго богословия, такая экзегетика, словесность, поэтика, что всего этого с лихвой достаточно для всех уровней образования. Древнерусское богословское систематическое образоваже представляло собой удивительно живую, гибкую систему, приспособленную к реальным конкретным запросам и в наиболее оптимальной мере способствовало тому, что его получали те, кто действительно имел дар Божий к занятиям богословием.

Жалобы Святителя Геннадия Новгородскаго и других деятелей Церкви на скудость образованных людей, решения Стоглаваго Собора об учреждении особых. стационарных школ свидетельствуют не об отсутствии систематическаго образования вообще, а о его недостаточности сравнительно с требованиями времени. А такая недостаточность может возникать в разныя (любыя) эпохи. У нас теперь тоже немало батюшек. которые “едва бредут по Псалтири”.

Хотя в отдельные периоды в древней Руси до XVII в. могло и нехватать образованных людей, что бывает в любом обществе в любыя эпохи, но в общем и целом русское нацюнальное образование вполне обеспечивало нужды Церкви, общества и государства. Ибо на Руси с 10-го по 17-й век была создана и успешно развивалась поистине великая православная культура, культура дивных икон. изумительных по смысловому образно-символическому устройству храмов и монастырей, культура отличиых переводчиков, строителей и зодчих, культура мощной государственности, премудрых книг. лътописания, богословия Илариона Киевскаго, Кирилла Туровскаго, Иосифа Волоцкаго, Макария. Митрополита Московскаго, Святителя Филиппа, Патpиapxa Никона. Чтобы вся эта прекрасная, духоносная всемирно-историческаго значения культура могла быть создана при отсутствии систематическаго образования разных уровней - такая мысль просто невероятна! Это все равно, что утверждать, что все это возникло по мановению волшебной палочки...

Беда началась тогда, когда в XVIII веке свою исторически сложившуюся национальную систему образования насильственно оттеснили, разрушили и заменили западной, европейской системой.

Поэтому теперь, когда так много говорят о путях русскаго богословия и, кажется, ищут вернаго для него пути, ответ напрашивается сам собою. Не нужно уходить слишком далеко в путь веков и покидать при этом собственную родину. Нужно обращаться к тому богословию, которое искони было свойственно Русской Церкви. А это значить, что нужно сохранять Святое Православие во всей его целостности (не только в области вероучительных истин); оно засвидетельствовано большой кровью мучеников и воинов, павших в боях за отечество и веру православную в надежде, что мы, их потомки, по крайней мере, не разорим того, что они защищали цъной своей жизни. Это значить, что богословами должны становиться подлинные подвижники благочестия, способные стяжать необходимые дары Святого Духа для вернаго восприятия жизни, Церкви, истории. Это значит, что должна быть вкорне пересмотрена вся система преподавания и устройства духовных школ, куда можно внести многое из древнерусской системы обучения. Должна быть изменена методика изслъдований, чтобы она не мешала, а помогала видеть Божественное в тварном, умея их и различать. Нужно, наконец, чтобы богословствовал в нашей Церкви не лжеименный душевный и плотской человеческий разсудок, претендующей на право вторгаться в любыя области знаний без всякаго особаго Божия просвещения, а смиренный, очищаемый подвигом духовный разум, почерпающей ведение и видение вещей от Духа Святого, чтобы наши богословы могли сказать о себе вместе с апостолом Павломъ: “И мы имеем ум Христов” (1 Кор. 2,16).

24 марта, 1987г.