ДЕТСТВО. РОД ХРАПОВИЦКИХ. ЖИЗНЬ В НОВГОРОДЕ

---

1. Род Храповицких и семья 

17 марта 1863 года, в день преподобного Алексия, человека Божия, в с. Ватагино, Крестицкого уезда, Новгородской губернии, в дворянской помещичьей семье Павла Павловича Храповицкого родился третий сын, названный Алексием, будущий Блаженнейший митрополит Антоний. 

Род Храповицких был одним из старинных дворянских родов в России, Храповицкие были московскими дворянами и упоминаются с 1676 года, в 1680 году Храповицкие были стольниками при царском дворе. Александр Васильевичи Храповицкий, состоял статс-секретарем Императрицы Екатерины II и принимал видное участите в ее преобразовательных реформах в России (1749-1801). В позднейшее время Владимир Степанович Храповицкий был писателем, шталмейстером Высочайшего двора и предводителем дворянства Владимирской губернии. 

Дед владыки Антония - Павел Александрович, постоянно живший в своем родном имении с. Ватагино славился своей образованностью и в своем доме имел богатую библиотеку. Он был последователем французского философа Вольтера и увлекался естественными науками, особенно химией. Владыка рассказывал, что местные крестьяне относились недоброжелательно к его химическим опытам, по поводу которых по селу ходили различные неблагоприятные для исследователя слухи. Говорили, что будто бы старый барин производит какие-то опыты с золотыми монетами и решетом. Старик Храповицкй скончался, когда Алеше был 1 год. Он оставил своему сыну Павлу (отцу Алеши) благоустроенное поместье средней руки, с богатой библиотекой, изобиловавшей сочинениями Вольтера, в различных изданиях, а также русскими журналами и книгами. 

Отец Алеши Павел Павлович окончил курс физико-математическаго факультета Петербургского университета, но не наследовал от своего отца склонности к естественным наукам. Он увлекся вновь открытыми, после освобождения крестьян от крепостной зависимости, земскими учреждениями и посвятил себя деятельности в них. Однако, вскоре он разочаровался в земской деятельности: по своим взглядам он был идеалист и умеренный либерал, сотрудники же его делились на революционеров и крепостников. Оставив земскую службу, он за неимением для себя ничего лучшего, поступил на службу в Волжско-Камский Банк в Петербурге, а затем, после открытия правительством Дворянского и Крестьянского банка, предназначенного к благоустройству земельной России после отмены крепостного права, перешел в последний. На этой службе он не жалел своих сил и скончался 58 лет от роду, хотя жизнь вел трезвую и был примерным семьянином. 

Мать Алеши - Наталья Петровна, урожденная Веригина, была дочерью малороссийского помещика Харьковской губернии. Наталия Петровна получила широкое образование с французским влиянием и отличалась своим благочестием; она любила часто посещать церкви и монастыри, и дома много молилась по большому молитвеннику Киевской печати 17 века и читала своим сыновьям вслух Евангелие. Няталия Петровна пользовалась исключительным уважением в обществе. Соседи почитали ее святою женщиною. 

Семья Храповицких имела четырех сыновей, из которых владыка Антоний был третьим. 

Владыка Антоний сохранил в своем сердце благи вечную память о своей матери. Эта память особенно жила в его сердце в последние годы его жизни, когда он любил вспоминать годы своего детства. Однажды владыке была прислана кем-то из родственников из советской России небольшая домашняя фотография его матери на смертном одре. Владыка повесил ее над своим письменным столом и часто смотрел на нее с умиленными слезами. Рассказывая о своей матери, владыка Антоний говорил, что в молодости увлеченный своим иноческим служением он почти не замечал той любви, которую питали к нему его родители, особенно мать, но зато ее образ восстал в его сердце с особой ясностью на склоне жизни. Наталья Петровна скончалась 70 лет от роду в Ватагино уже после революции. 

Три брата владыки, два старших и один младший, получили обычное в дворянской среде воспитание и образование и состояли на гражданской службе. 

Когда Алеша научился читать, он стал увлекаться книгами в библиотеке своего деда. Сначала он рассматривать журналы и сельскохозяйственные атласы с картинками, а затем, под влиянием материнского чтения Евангелия, в нем обнаружилась склонность к книгам религиозного, а затем и философского содержания. В журнале "Для всех" он прочел описание Оптиной пустыни, которое произвело на его юную душу сильное впечатление. В эта время в Оптиной пустыни был расцвет деятельности старца Амвросия, явившегося учеником и преемником старцев Макария и Леонида и группы иноков - учеников Паисия Величковского, возродителей древне-аскетическаго духа в русском монашестве. Вот тогда в юном сердце Алеши сложил решение посвятить свою жизнь служению Богу в монашеском звании. Этому решению он никогда не изменял и никакие иные общественные идеалы его никогда более не увлекали. Он принадлежал к числу тех редких натур, мировоззрение которых определилось в раннем детстве и никогда в жизни после этого не изменялось, а лишь укреплялось и усовершенствовалось. 

2. Великий Новгород. 

Новгород, известный в русской истории под именем великого Новгорода, расположен по обоим берегам реки Волхова, в 183 верстах от Петербурга и в последнее время занимал положение второстепенного, губернского, города. По переписи 1897 года в нем было всего лишь около 30.000 жителей, но при этом было 53 церкви, из них большинство древних, 4 монастыря и несколько часовен. 

Как известно, в древнем Новгород зародилась русская история и с древнейших времен этот город был проводником культуры и просвещения. По некоторым известиям число жителей в великом Новгород, в 14 веке, доходило до 400.000, и здесь было 230 церквей. В 988 году, в княжение Ярослава Мудрого, в Новгород была заложена деревянная церковь св. Софии о 13-и главах, однако вскоре сгорела и в 1045-50 гг. была построена каменная церковь, подвергшись в последующие века различным переделкам после случавшихся пожаров, землетрясений, нападения шведов и т. п. Это и был Новгородский собор св. Софии. 

Собор св. Софии произвел на Алешу сильное впечатление и имел большое влияние на рост и укрепление его пламенной любви к Церкви Христовой. Ко времени переезда Храповицких в Новгород, собор св. Софии сохранился в своем древнем виде. Владыка вспоминал, что собор был наполнен особей атмосферой, с запахом сырости, он производил впечатление таинственности и внушал входящим в него благоговейную робость. Расписан был собор фресками 12 века. В соборе почивали мощи многих святых, жития которых Алеша с большим интересом сталь изучать. В соборе были мощи св. Иоанна (он же Илия) архиепископа Новгородского, о котором летописцы упоминают, что "на бесе ездил в Иерусалим". Св. Иоанн был особенно любим владыкой Антонием в течении всей его жизни и в последующее время владыка в академических корпорациях и в собраниях светских и духовных лиц часто защищал достоверность чудес этого святого, вызывавших в интеллигентном обществе скептические улыбки. Далее в соборе были мощи св. Никиты евнуха, епископа Новгородского (10-11 в. в.), св. князя Мстислава и матери его Анны, супруги Ярослава Мудрого, св. Григория, брата архиепископа Иоанна, князя Феодора Ярославовича и других. Под храмом были погребены многие архиепископы, епископы, князья и др. исторические лица. К древним редкостям собора относятся чудотворное изображение Христа Спасителя в куполе, написанное в половине 11 века, икона св. Петра и Павла, по преданию принесенная св. Владимиром из Корсуни, икона Корсунской Божией Матери, Корсунские ворота и Сигтунские, взятые новгородцами в шведском городе Сигтуне в 1183 году. В ризнице собора также имелось много интересных древностей. 

Все четыре брата неопустительно посещали воскресные и праздничные богослужения в соборе. Они знали по именам всех четырех священников собора, а также живших в этом городе многочисленных архимандритов и других священников, окружив их в своем детском воображении ореолом величия и живо интересуясь особенностями их звания. Кроме того мальчик Алеша а особыми интересом стал изучать церковную службу, которая сохранила там некоторые особенности древнего богослужебного устава и древнего пения. Как ребенок наблюдательный и способный, обладавший живым характером, он скоро усвоил особенности богослужебного чина, а Софийский собор настолько полюбил, что он потом часто снился ему вместе с другими святынями древнего Новгорода. 

Из других Новгородских святынь Алеша ревностно поклонялся мощам великого учителя и чудотворца св. Кирилла Александрийского, почивавшего в нарочно устроенном монастыре - Малый Кириллов, находившемся на окраине города, на Софийской стороне. Впоследствии владыка Антоний объясняли что св. Кирилл Александрийский был самый великий учитель Церкви 5 и 6 века, который утвердил учение Церкви о лице Богочеловека вопреки клеветам несториан, монофизитов и других еретиков (Св. Кирилла не любят и поносят революционеры даже до настоящего времени (напр. проф. Бердяев)). По словам владыки новгородцы настолько почитали этого святого, что даже времена года распределяли по дням памяти святых Кирилла и Афанасия. По преданию, мощи св. Кирилла были принесены в Новгород в ХVII веке одним новгородским купцом из Малой Азии и поставлены в сооруженном им монастыре. Лично владыка Антоний, свято почитая память св. Кирилла, в подлинности этих святых мощей уверен не был. 

Алешу волновал весь вид древнего Новгорода, раскинувшегося по обоим берегам р. Волхова, со своими в то время 38 церквами и с их самой разнообразной архитектурой, из которых одна, стоявшая на вылете городской набережной, была совершенно круглой формы и особенно его интересовала. Еще более его внимание было привлечено к тем храмам, которые были расписаны священными изображениями не только внутри, но и снаружи. Чем древнее они были, или древнейшими казались, тем больше они волновали воображение Алеши и чаще появлялись в его сновидениях. Храмы, монастыри и часовни, созданные в ХVII веке и позже, там не считались древними. 

Исключением из этого был Знаменский собор XVII века, сооруженный царем Алексием Михайловичем. В этом соборе находилась чудотворная Знаменская икона Божией Матери, явившаяся Новгородскому святителю Иоанну Чудотворцу в 1170 году, который, по особому видению, поставил ее в Спасской церкви г. Новгорода, откуда она, приблизительно через 600 лет, была торжественно перенесена в собор св. Софии, а затем в нарочита построенный для нее Знаменский собор. За этой св. иконой в Новгород сохранилось название "Хозяйки великаго Новгорода". Владыка Антоний трогательно вспоминал, как торжественно Новгородцы праздновали день этой иконы - 27 ноября. Всякие мирские работы в этот день в Новгород прекращались, в канун праздника священники в облачении переносили св. икону в Антониев монастырь, а после литургии сопровождали ее назад в Знаменский собор. Праздник этот, по воспоминаниям владыки, прославлялся даже в холодном Петербурге и там была выстроена Знаменская церковь, собиравшая 27 ноября большое число богомольцев. 

Со Знаменским собором в Новгороде Алеша познакомился вот при каких обстоятельствах. Муж Алешиной тетки, просвещенный человек, - А. П. Зубов, однажды, в морозный зимний вечер, предложил Алеше и его матери проехать в Знаменский собор. "Мы вошли в эту церковь, - рассказывал владыка, - отворенную нам ключарем. Было темно и морозно. Указывая рукой на св. икону, о. ключарь сказалъи: "А вот и Хозяйка нашего города". Все приложились к чудотворному образу и покинули церковь". Когда владыка Антоний рассказывал об этом впечатлении своего детства, то горячие слезы  умиления прерывали его рассказ. Владыка при этом также упоминал об очень дорогом для него церковном предании, относящемся к самому изображении Божией Матери на иконе, "Не умолчим, - говорил владыка, - о не вполне научно проверенном, но очень трогательном предании о происхождении сей св. иконы. Однажды Божию Матерь (до успения Ее на небо) окружили враги Христовы с дерзким требованием - докажи нам, что Ты родила не простого младенца, а Сына Божия, Эммануила. Тогда Владычица, поднявши свои руки, стала совершать мысленную молитву, и что же? На виду у многочисленных зрителей на Ее груди изобразился Божественный Младенец. Враги Ее и Ее Божественного Сына были посрамлены, а слава об этом чудесном явлении стала быстро распространяться между верующими". 

Вблизи Новгорода Алеша посещал Антониев.монастырь, в котором почивают нетленные мощи преп. Антония Римлянина, имя которого впоследствии владыка принял в монашестве. Серебрянная рака со св. мощами преп. Антония стояла на виду у всех и после Новгородской Софии составляла для Алеши, как и для всех благочестивых новгородцев, главную святыню. Житие преп. Антония, заключающее в себе описание его чудесного прибытия в Новгород из Рима, по воде на камне, и чудесно открывшего свое явление некоему иноку Нифонту, также было одним из ярких впечатлений Алеши. В его глазах соревновал в славе преп.. Антонию преп. Варлаам Хутынский, мощи которого, впрочем, лежали под спудом и поэтому не привлекали к себе такого огромного количества богомольцев. В том же Антониевом монастыре почивали мощи еще пятерых местночтимых угодников, сохранивших свою память под именем 6ратьев Алфановых. Оставили также в сердце Алеши память двое праведницы новгородки - святая Харитина на Синицей горе и св. Феодосия в Юрьевском монастыре, в трех верстах от города. 

Любил владыка вспоминать чтимых новгородцами угодников Николу Качанова и блаженного Феодора, Христа ради юродивого. Эти праведники, по рассказам владыки, обличая бессмысленную вражду новгородцев, живших по обоим берегам р. Волхова, представляли себя взаимными врагами. Они сговаривались изображать эту бессмысленную вражду и борьбу таким образом будто бы Никола Качанов овладел Софийской стороной города, а блаженный Феодор торговой, и вот они с притворной яростью бомбардировали друг друга качанами капусты, за что Никола и получил прозвище Качанова и в его память жители Новгорода построили особую церковь, известную под именем церкви Николы Качанова, в которой под спудом хранятся его святые мощи. На торговой же стороне города пребывает рака блаженного Феодора в церкви, посвященной его памяти. Вот эти и многие другие священные воспоминания, которые хранил в себе древний Новгород, волновали и восхищали сердце Алеши, оставались затем в течение всей его жизни дорогими для него, и с особой яркостью ожили в сердце владыки Антония в последние годы его жизни, когда он, углубленный в созерцание своей внутренней жизни, вновь переживал воспоминания своего святого детства, рассказывая а умиленными слезами о своем незабвенном  Священном Новгороде*. 

Кроме многочисленных городских Новгородских церквей вблизи города было много монастырей и таким образом здесь было много духовенства, как белого, так и монашеской братии. По отзыву владыки Антония это духовенство совершало свое дело а благоговением и с сознанием того значения, которое оно имело в своей совести и в совести наблюдавшего за ним народа. Во главе Новгородского духовенства стоял викарный епископ с титулом Старорусский, - Феоктист. Алеша обожал его издали, не решился к нему приблизиться и считал его полубогом. Братья Храповицкие, и особенно Алеша, усердно посещали Новгородские церкви и больше всего собор св. Софии и окрестные монастыри. Монастырь преп. Антония Римлянина Алеша посетил впервые в 7-летнем возрасте, куда был отвезен своим отцом, а затем много раз ездил туда сам. 

Из новгородских впечатлений глубокий след на Алешу оставила находившаяся в их доме первая в России архиерейская фотография из 8 иерархов во главе с Киевским митрополитом Арсением, рядом с которым сидел сербский митрополит Михаил. Снимок быль сделан в 1869 году на 50-летнемыобиле Киевской Духовной Академии, воспитанником которой быль сербский митрополит. Алеша часто любовался на эту фотографию и героем его грез сделался борец за свою Церковь и изгнанник из своей родины сербский митрополит Михаил, вынужденный покинуть свою Родину из-за гонения на него Короля Милана, нашедший себе приют в России**. 

Таким образом, живя в Новгород, Алеша все свое детское внимание сосредоточил на жизни Церкви. Из богослужебных чинов, виденных им в Новгород, на него особенное впечатление произвело умовение ног и торжество Православия. Четыре брата, возвращаясь из церкви, у себя дома, на все лады воспроизводили эти чины, что и являлось главным содержанием их детских игр. 

Уже много лет спустя после этого владыка Антоний, в бытность свою членом Предсоборного Присутствия в Петрограде, в котором он был главным вдохновителем дела восстановления Патриаршества в России, так вспоминал о своих новгородских впечатлениях: "....привезенный родителями из родной деревни в древний священный Новгород, я возлюбил Христову Церковь, являвшую в себе божественную славу в древних храмах, в мощах св. угодников и благолепии архиерейских служений. Не мог я тогда выразить в точных понятиях, но чувствовал своею младенческою душою величине Божие и возвышенную истину нашей веры, открывающуюся в таинственных священнодействиях архиерея. И вот с любознательностью узнавал я все доступное мне о жизни святых, о священных церковных чинопоследованиях и о высших церковных санах епископа, архиепископа, митрополита. "А у восточных, не русских христиан есть еще святейшие патриархи," разъясняли мне старшиие. - "Отчего же их нет у нас?" - "Были прежде, но упразднены царем Петром Первым." - "для чего?" - На этот вопрос следовали попытки разъяснений крайне неопределенных, в которых и тогда нам чуялась неправда....". Так зародилась в сердце Алеши, в раннем детстве, идея восстановления в России Патриаршества, которая затем росла в нем и укреплялась с его собственным ростом. 

Когда наступило время учения, Алеша заявил родителям о своем желании поступить в духовное училище. Но родители не придали серьезного значения детским грезам мальчика и отказали ему в этом желании, тем более, что духовные училища, пополнявшиеся преимущественно детьми бедного сельского духовенства, в общественном сознании стояли значительно ниже светских учебных заведений и отдать в "бурсу" мальчика из высококультурной дворянской семьи было бы делом, по воззрениям танго времени, невероятным. Для Алеши же это была первая сердечная рана на его жизненном пути и, когда впоследствии по окончании гимназии, он поступил, а духовную академию, он первое время не верил своему счастью. В своем общем развитии Алеша был мальчиком очень способным и любознательным. Кроме своих церковных увлечений, он интересовался сельскохозяйственными журналами и атласами и ему особенно захотелось увидеть живых павлинов, которых не было в Новгородской губернии. Мечта вскоре осуществилась, когда Алеша с матерью поехал в Харьковскую губернию на ее родину. Впоследствии владыка Антоний в южно-русских монастырях с особенной симпатией смотрел на павлинов, которые напоминали ему его детство. 

3. По ездка вь Мллороссию. Храм Василия Блаженыаго в Москв. 

Путешествие в Харьковскую губернию, совершенное Алешей, когда ему было 7 лет, осталось для него памятным. Он отправился в дорогу с матерью и младшим братом. Путь их лежал через Москву, и мать показала мальчикам Московские достопримечательности, особенно тамошние знаменитые храмы. Когда они подошли к храму св. Василия Блаженного, Алеша в изумлении остановился перед ним и воскликнул: "ах, кто мог создать такую невероятную красоту!". Мать не могла забыть этого восклицания и рассказывала своим родственникам, как Алеша удивил ее у храма Василия Блаженного. 

Это восхищение дивным памятником русской старины впоследствии оформилось в сознании владыки Антония в ясное убеждение об истинном его значении в русской жизни. Через 40 лет после своего детского восклицания митрополит Антоний изложил его в своей речи, произнесенной 1 октября 1909 г. в Москве, в Богородичной церкви, сооруженной в память слуг царевых, убиенных крамольниками. Говоря тогда о храме Василия Блаженного, владыка Антоний сказал следующее: "Не всем вам, вероятно, известно, что сегодняшний праздники Покрова Пресвятыя Богородицы стал великим праздником не издревле, а со времени того события, в память которого создан тот Покровский храм, т. е. со времени взяться татарской Казани царем Иваном Грозным. Событие это было велико потому именно, что с него началось постепенное одоление христианства над исламом уже поработившим Церкви Восточные и все еще не уступавшим до того дня Московскому,царству. Разорив теперь осиное гнездо татарского богоборного племени, наши предки поняли, что этим событием со всей уже ясностью определилось великое призвание русской земли объединить постепенно у подножия Христова все восточные народности, все восточные культуры, под водительством Белого Царя. Немедленно отправились в Казань в сопровождении церковных святынь великие подвижники благочестия Гурий, Варсонофий и Герман, устроили там церкви и монастыри и светом своего вдохновенного учения и ангельской святости привлекли к святому крещению толпы за толпами различных инородцев. Русские поняли, что теперь уже не отдельными ручейками, а широкой волною будет вливаться в церковное море жизнь и вера племен Заволжья и Сибири и будет беспрепятственно продолжаться дело св. Стефана Пермского и подобных ему богопроповедников первых веков. И вот наши предки решили, с одной стороны, отклонить от себя всякую тень превозношения славною победою и завоеванием, но все это приписать Божественному Промышлению, а с другой стороны запечатлеть свое светлое упование на то, что Москва, готовившаяся тогда провозгласить себя третьим и последним Римом и должна стать средоточием грядущего всемирного и свободного единения людей в прославлении Божественного Искупителя. Свое решение царь и народ выполнили построением благолепного собора на Красной площади, справедливо признаваемого восьмым чудом на свете. Благоговейное вдохновение русских мастеров превзошло все ожидания и изумляет зрителей. Предо нами стоить церковное здание, которого части представляют собою полное разнообразие от земли до верхних крестов, но в целом составляют дивное единство - единый стройный венок - венец Христовой славы, провоссиявшей в победе русских над агарянами. Множество куполов возглавляют ту церковь: есть там купол мавританский, есть индийский, есть очертания византийские, есть и китайские, а посередине высится над ними ними купол русский, объединяющий все здание. Ясен замысел этой гениальной постройки: святая Русь должна объединить все восточные народы и быть их водителем к небу. Замысел этот есть осознанная нашими предками задача, данная Богом нашему народу, стала надолго руководящим началом их государственного управления, и внутреннего и внешнего: царствования последних Рюриковичей и первых Романовых ознаменовались 6лагодатным просвещением магометан и язычников Севера и Востока, поддержкой древних христиан Востока и Юга и защитой русских христиан Запада, угнетенных еретиками. Расширяясь и крепла она вширь, как орлиные крылья; все ярче блистал в глазах сынов ее крест родной главы у Василия Блаженного, трепетали ее нечестивые враги на Юге и на Западе, поднимались к ней умоляющая руки подъяремных христиан: греков, сербов и арабов. Москва видела в разное время в своих стенах всех четырех восточных патриархов и на многих языках слушала литургию в своих храмах. Но вот настал печальный перелом. плачевное отклонение русской жизни от своего призвания, столица перешла к пределам чухонцев; удалилась от древних святынь и чудотворных ликов, от хранимого здесь Христова хитона и "земного неба" под сводами которого помазываются цари на царство. Да и вместо того, чтобы просвещать истинным христианством бусурман, правящая Россия сама пошла на выучку к еретикам, стала чужда своей истории и своей Церкви, и своему народу, которого надолго обратила в раба онемеченным барам". 

Впоследствии, незадолго до своей кончины, Владыка Антоний заграницей, глубоко скорбя о Русском народе, порабощенном большевизмом, однажды случайно увидел на обложке адреса, заготовленного от русских, людей Сербскому Патриарху Варнаве, по случаю его юбилея, раскрашенное в разноцветные краски изображение храма Василия Блаженного. При виде этого изображения владыка глубоко взволновался, прослезился слезами умиленная, непонятными для окружавших его: в его сердце, вероятно, вновь повторился возглас 7-летнего Алеши, только теперь соединенный со всем опытом его жизни и с глубокой сострадательной скорбью по отношению к горячо любимому им Русому народу. 

Но возвращаемся к детству владыки Антония. Из Москвы Алеша с матерью и младшим братом отправились в Харьковскую губернию. Благочестивый и благодушный быт малороссов произвел на Алешу хорошее впечатление. Он не мог насмотреться на павлинов и удивлялся, что у крестьян встречается белый хлеб, чего не бывало на севере. Однако, Алеша в гостях скоро заскучал; дорогой его сердцу священный Новгород так сильно тянул его к себе, что Алеша никак не мог дождаться своего возвращения домой. Второй раз владыка посетил своих родственников в Харьковской губернии уже будучи 20-летниы студентом. Петербургской Духовной Академии. На этот раз он побывал в главной святыне восточной Малороссии - в монастыре Святые Горы. Семья Храповицких прожила в Новгород всего лишь менее года и затем переехала в С. Петербург. Алеша ехал в Петербург с большим интересом, мечтая увидеть там трех российских митрополитов в белых клобуках, но при этом горько сожалел и беспокоился, почему же у нас в России нет патриарха.

---

* Из великого Новгорода также произошел вдохновитель русского великодержавная и воспитатель царя Иоанна Васильевича Грозного, Московский митрополит Макарий и великий всероссийский патриарх Никон, особенно ревностным почитателем которого был митрополит Антоний.

** В IV т. своих творений владыка Антоний поместил статью: "Мои воспоминания о митрополите Михаиле Сербском", в которой об этой памятной для него фотографии пишет следующее: "Магистр Киевской Академии, выпуска 1853 года, преосвященный Михаил любил Россию и академию так горячо, что не мог отказать себе в утешении принять участие в ее пятидесятилетнем юбилее 1869 г., уже в сане митрополита, и кто не видел фотографической группы 8 иерархов с Киевским митрополитом Арсением во главе, рядом с которым сидит молодой Иерарх южного типа, к выражением неодолимой энергии на сухощавом лице. Группа эта расходилась по всей России в десятках тысяч экземпляров и ее доныне можно встретить во всех настоятельских келлиях крупных монастырей, в архиерейских домах и у очень многих благочестивых людей духовного и мирского звания. То была первая архиерейская группа со времени учреждения фотографии. Я любовался на нее с раннего детства, на заре своей жизни. Когда же началась заря моей монашеской жизни, то я удостоился увидеть и главного оригинала этой группы, высокопреосвященного митрополита Михаила. Это было в 1885 году, когда святитель, изгнанный из своей Родины недобрым и коварным королем Миланом за защиту интересов религии и Церкви, нашел приют в нашей России. Здесь он прожил несколько лет и только по изгнании недостойного короля был снова восторженно встречен паствой и молодым государем Александром в своей столице, а затем мирно правил Церковью еще несколько лет, скончавшись на 73 году своей многотрудной жизни." 

ОТРОЧЕСТВО. ПЕРЕЕЗД В С. ПЕТЕРБУРГ. ГИМНАЗИЧЕСКИЕ ГОДЫ

---

1. В Санкт Петербурге

Переехав в С. Петербург, семья Храповицких сняла довольно большую квартиру на Фонарном переулке в доме Волковых, где прожила 7 лет, затем несколько лет прожила на Можайской улице, в доме № 13. Дом Храповицких в Петербург отличался гостеприимным и сердечным радушием при строгом соблюдении семейных нравов. Семью Храповицких часто посещали товарищи П. П. Храповицкого по службе и по университету, из них владыка Антоний сохранил память о ботанике, профессоре Фаминицыне и о богатом петербуржце, докторе естественных наук, Воронине. Когда Алеша подрос, их дом стали посещать его товарищи по гимназии, а затем, когда обнаружились его серьезные духовные дарования, - и духовные лица.

Вскоре же после переезда в Петербург Алеша стад принимать участите в архиерейских богослужениях в качестве жезлоносца и книгодержца. Чаще это бывало в Исаакиевском соборе, реже в Казанском, а иногда и в других столичных храмах. Здесь Алеша познакомился с японскими миссионерами - со знаменитым проповедником Японским архиепископом Николаем и с игуменом Владимиром - впоследствии епископом Екатеринбургским и затем Казанским. К своим богослужебным обязанностям мальчик относился с чрезвычайным вниманием и любовью. В канун служб он не мог спокойно уснуть, а когда засыпал, то ему снилось, что он уронил богослужебный жезл и он вздрагивал и просыпался.*

Что же касается самого Петербурга, то он даже с громадностью своих соборов, с их благолепием, с торжественностью архиерейских служений, никак не мог заменить Алеше священного Новгорода. Алеша часто видел во  сне Софийский собор с его архимандритами, драконами и псаломщиками, носившими, между прочим, в Новгороде длинные неподстриженные волосы и бороду. Алеша же сразу обратил внимание на то, что в Петербург нет высоких иконостасов, что торжественность архиерейских служб здесь умалена. Эта торжественность особенна умалялась в Высочайшем присутствии. В этом случае архиерея не встречали со славою, не облачали на кафедре посередине церкви и он служил без жезла. Для этого впоследствии владыка не находил никаких оснований и считал это с церковной точки зрения неправильным. Далее Алеша был опечален, что ему не только не удается увидеть трех русских митрополитов в белых клобуках, но и своего Петербургского митрополита, который обыкновенно никуда не показывался. И Алеша сталь еще больше задумываться над тем, почему же в России нет патриарха.

2. Гимназические годы.

Когда Алеше исполнилось 9 лет, то вопреки его желанию учиться в духовном училище, он был отдан в 5-ую С. Петербургскую гимназию, находившуюся на набережной Екатерининского канала и считавшуюся одной из строгих гимназий столицы. Классические гимназии в то время были построены по уставу 1870 года, проникнутому принципом недоверия как к учащему персоналу, так и к учащимся. Это недоверие, по отзыву владыки, выражалось во всем строе школы и фатально влияло на господствовавшее настроение учащих и учащихся. Начало недоверия проникало собой и все программы учебных предметов этой школы. По отзыву владыки недостаток этот заключался в том, что гимназия его времени представляла собой постоянный и непрерывный экзамен по всем предметам, причем учащиеся представляли собой как бы общество обвиняемых, а преподаватели - как бы состав прокурорского надзора, который должен был вылавливать учащихся, всегда подозревавшихся в злоупотреблениях или в попытках к злоупотреблениям.

Многие жаловались на преувеличенное числа уроков по древним языкам в гимназиях того времени, но владыка считал, что не это было причиной такого недружелюбного отношения учащих и учащихся. По его словам под насилием преподавателей изучались преимущественно алгеброй геометрия, тригонометрия и физика, методы преподавания которых носили схоластический характер. Эти науки вызывали антипатию учеников в большей степени, чем древние языки. Любимыми предметами для большинства сверстников владыки были история и словесность. Но все же, даже самым лучшим ученикам, к числу которых всегда принадлежал и сам владыка, но время прохождения курса казалось, что преподаватели только и искали случая к чему бы придраться и радовались, если им удавалось в чем-либо "поймать" ученика.

Как характерное выражение такого взаимоотношения в школ может служить то, что один из товарищей владыки, Сережа Соколов при входе преподавателя в класс читал вполголоса отрывок вечерней молитвы, заканчивавшейся словами "да никогда речет враг мой укрепихся на него". Под "врагом", конечно, разумелся преподаватель. Действительно, по крайней мере для самого Сережи, они оказались врагами, т. к. он оставался на второй год почти в каждом классе и скончался, не закончив гимназического курса. На самого же владыку гимназические годы оставили тяжелое впечатление. Главной причиной несовершенства в постановке школьного дела того времени владыка считал то, что школа не ставила своей прямой и главной задачей постоянное обогащение учащихся познаниями и идеалами. Впрочем, уже в старших классах, владыка относился более примиренно к своим педагогам и ценил их положительные качества, не отказываясь, впрочем, от своего убеждения, что в тогдашней школе была слишком много формализма и мертвящей черствости.

Особенно печалило его то, что юношество, заканчивавшее школу, выходило в жизнь без стойких убеждений и с неопределенными взглядами. Последующие поколения учащейся молодежи не только не улучшились, но наоборот, уже в 80-х-ь годах старшине ученики средней школы и младшие высшей обнаруживали, по отзыву владыки, развязность и излишнюю смелость, и вместо открытого лица и беззаботного настроения - добродушного и веселого, - являлись молодые люди с посиневшими лицами и хриплыми голосами, а нередко уже и озлобленные, начинающие преждевременно стареть, молодые люди, прошедшие огонь и воду и медные трубы, кандидаты, в Желябовых, Лениных и Троцких.

Итак, из под крылышка своей добродетельной матери и из дома своего идеалиста отца 9-летний Алеша вступал в новый для него гимназический мир, в котором он должен был столкнуться с новыми для него впечатлениями. Однако, нравственные силы Алеши к этому времени настолько окрепли, что новая среда не могла уже его сломить, и он являлся для нее как бы, постоянным неугасающими горящим светильником. 

Один из гимназических товарищей владыки, впоследствии военный губернатор одной из губерний, генерал Валуев, рассказывал, что в его время, при переход из 1-го во 2-ой класс, во 2-м классе оставалось несколько второгодников, шалунов. Они встречали своих новых товарищей так: становились в ряд у дверей и затем каждого входившего новичка ударяли по голове толстым латинским словарем. Получивший неожиданный удар мальчик или же со слезами убегал обратно или же набрасывался с кулаками на обидчиков, которые обыкновенно бывали из силачей и дело оканчивалось порядочной потасовкой для новичков. И вот, в класс вошел приветливый, скромный, чисто и аккуратно одетый Алеша Храповицкий, он также получил удар словарем но, к общему удивлению, он остался совершенно спокоен и с доброй улыбкой обратился к своим обидчикам, сказав, как не хорошо детям обижать друг друга. Он произнес как бы маленькую речь, которая произвела на всех самое хорошее впечатление. Все притихли, и с того времени Алеша пользовался добрым влиянием на своих товарищей в течение всего гимназического курса, все его любили, никогда не обижали и в спорных вопросах он был авторитетом. Сам же он держался очень скромно, во всем был аккуратен и исправен, в нем всегда было развито чувство долга и чувство ответственности, и он делал отличные успехи в науках.

Первые годы Алеша все скучал по своему Новгороду, но к 3-му классу он настолько освоился с гимназическим миром, что стал первым учеником и был им до конца гимназии, которую окончил с золотой медалью. Как первый ученик и при том проникнутый глубокими церковным благочестием, которого он не скрывал, Алеша для всех был авторитетом и никто его не обижал, но чуткое сердце Алеши наполнялось глубокой скорбью и негодованием, когда ему казалось, что гимназия кого-либо из его товарищей нравственно озлобляет и душит. Здесь у Алеши по отношению к своим товарищам зародилось то чувство сострадательной любви, которое в дальнейшем стало главным мотивом его жизни и главной идеей его богословских трудов и открытий в богословской науке, особенно в объяснении им догмата искупления.

Юношеских увлечений романического характера, обыкновенно просыпающихся в молодом возрасте и надолго наполняющих юношеские души, Алеша совершенно не знал. Товарищей же своих Алешка любил, а тех из них, которые попадали в какую-либо беду, любил особенно горячо, стремясь выручить их из этой беды.

Однажды его друг, поляк и католик Собанский, сказал ему со слезами, что он не может больше учиться в гимназии, так как некому заплатить за него в гимназию за обучение 50 рублей, огромная по тому времени для гимназиста сумма. Алеша решил, что он, во что бы это ни стало, должен спасти своего товарища. После долгих колебаний Алеша отправился к своему любимому законоучителю протоиерею о. Димитрию Соколову, который .пленил его ум своей добротой и увлекательным преподаванием Закона Божия. О. Димитрий, хотя и был столичным священником, но был обременен большой семьей из 7 мальчиков и 3 девочек. С детской непосредственностью Алеша рассказал о. Димитрию о своей просьбе, о. Димитрий перевел разговор на другую тему, Алеша понял это, как отказ, и сидел печальный, но в это время о. Димитрий неожиданно подвинул Алеше чек на 50 рублей. С этим чеком обрадованный Алеша побежал к своему товарищу и выручил его из беды.

Из своих товарищей Алеша горячо полюбил Васю Барминского, отличавшегося талантливостью и открытостью души, которая и пленила Алешу, он стал к нему охладевать лишь после того, как Барминский, достигнув юношеской зрелости, сталь увлекаться девицами. Василий Александровичи Барминский впоследствии был преподавателем одной из Петербургских гимназий и сохранил светлое воспоминание о своем друге. Через много лет после окончания гимназического курса, когда владыка был уже Волынским архиепископом, В. А. Барминский приехал навестить его в Житомир, увидел знаменитого русакого архипастыря, В. А. раскрыл свои объятия и, обнимая его, воскликнул: "Все тот же Алеша Храповицкий!"

Из других гимназических товарищей владыка помнил Бориса Глинского, впоследствии издателя "Исторического Вестника", а также Сережу Соколова, который доставал для Алеши из библиотеки своего отца различные богословские книги.

В годы учения Алеши в гимназии директором ее был чех Шрамек, принявший православие на первых же годах своей службы. Он быль специалистом по древним языкам и, по отзыву Владыки, человеком, достойным уважения. Изучение древних языков стояло тогда на кульминационном пункте, по латинскому и греческому языкам было около 15 уроков в неделю. От гимназистов требовалось, после прочтения вслух страниц из Юлия Цезаря, рассказывать их содержание своими словами на латинском или греческом языке. Кроме директора древние языки преподавали Николай Осипович Карпович - человек правдивый и честный, исполненный благородных чувств. Преподаватель русской литературы Краснов был человек, расхолаживавший юношеский энтузиазм и обнаруживавший свое несочувствие благородным юношеским увлечениям лучших учеников. Немецкий язык преподавал симпатичный обруселый немец Брандт. Остальные преподаватели были бесцветными представителями классической науки, сделавшие ее довольно тяжелым гнетом для учащихся. Один же из преподавателей появлялся иногда в классе в пьяном виде, а другой позволял себе даже грубую брань по адресу учеников.

Светлое воспоминание и благодарную память оставил у владыки его незабвенный законоучитель протоиерей Мариинскаго дворца, о. Димитрий Павлович Соколов, автор распространенного в России учебника Закона Божия. По отзыву владыки он был выдающимся законоучителем в столице, человеком самостоятельных убеждений и притом весьма добрым и отзывчивым. В педагогическом мире он пользовался любовью и уважением, но старые священники его недолюбливали, подозревая его, без всяких оснований, в либерализме, - такова тогда была судьба всякого самостоятельно думавшего и говорившего человека. При окончании гимназического курса, по инициативе Алеши, все ученики решили поднести своему законоучителю благодарственный адрес, параллельный класс думал то же. Это было новым явлением в гимназической жизни. ]

По мере прохождения гимназического курса, Алеша быстро развивался и его духовные силы возрастали. Он совершенно не интересовался обычными в юношеские годы развлечениями - никогда не танцевал и не посещал танцевальных вечеров, не любил театров. Его родители имели абонемент в Итальянской опере, где выступали самые крупные европейские знаменитости. Родители иногда брали в оперу и Алешу, но он там засыпал, а перед этим зевал и крестил рот, что обращало на себя внимание всего театра, и Алешу перестали, к его удовольствию, брать в театр. Зато Алеша с чрезвычайным вниманием и интересом относился ко всем тем явлениям общественной жизни, которые были соединены с Церковью, с верой и с патриотизмом.

3. Отношение к общественной жизни

Эти годы были последние в царствование Императора Александра II - эпоха так называемых оcвободительных реформ, завершившаяся злодейским убиением Императора Александра II. В это время в руcском обществе определились два основных течения русской жизни: с одной стороны православно- патриотическое - выразителем которой был Достоевский, находившийся в это время в ореоле своей славы, и группа так называемых славянофилов, а с другой стороны - представители так называемого лже-либерального течения. за которым следовала почти вся русская интеллигенция, течения, впоследствии докатившегося до большевицкой революции.

Алеша со всем пылом своего сердца стал на сторону первого течения и при первом покушении на жизнь Императора Александра II, когда Алеше было 15 лет, он по собственной инициативе выступил в актовом гимназическом зале с патриотической речью, которую закончил словами: "С нами Бог, разумейте языцы и покоряйтесь, яко с нами Бог.."

Тогда же он сделал свой первый литературный опыт. Он поместил в Петербургской "Земледельческой Газете" две статьи идеологического характера, в которых излагал, о чем должна писать русская печать в переживаемое время. Одновременно с этим Алеша, усвоив еще из с. Ватагино любовь к сельскому хозяйству, послал в Санкт Петербургский Сельскохозяйственный журнал двое большие статьи: "Шипуны, или мускусные утки" и "Испанские куры". Обе статьи были напечатаны, но затем редакция, узнав, что их автором является 15-летний гимназист, прекратила с ним сношения.

В последних классах гимназии Алеша самостоятельно написал на церковнославянском языке службу святым славянским просветителям Кириллу и Мефодию, которая впоследствии, в 1887 году, была одобрена Св. Синодом для богослужебного употребления и вошла в состав дополнительной минеи.

4. Воспоминания об Императоре Александре II

В сердце владыки живо сохранилось воспоминание об Императоре Александре П, в годы его гимназической жизни приявшем кончину от руки убийцы-революционера. К дню 59-летия со дня убиения Царя-Освободителя, 1/14 марта 1931 года владыка Антоний написать статью - свои воспоминания о Государе, относящаяся к своим гимназическим годам ("Царский Вестник" № 135).

В этой статье владыка писал следующее: "Первый раз мне пришлось увидать покойного Государя, когда столица встретила в Казанском соборе невесту Великого Князя Владимира Александровича в 1870 году. Придворными церемониями я мало интересовался, но богослужебными - с большим жаром. Мои товарйщи - гимназисты, как и все учащиеся столицы, были выстроены на Невском и смотрели блестящую свиту Государя, тогда особенно пеструю по причине участия в ней охраны из Восточного отряда всадников. Я же был заинтересован встречей царствующего дома митрополитом Исидором в Казанском соборе, куда Высочайшие приезжие заезжали приложиться к чудотворному образу.

Народу было немного, большинство предпочитало видеть все на площади, где, кроме Высочайших особ, красовалась блестящая свита. Итак, маленькая часть народа ожидала увидеть Высочайшую Семью в Казанском соборе. Конечно, и я, тогда 12-летний мальчик, с волнением смотрел на то, как из алтаря вышел в полном облачении митрополит, с причтом и ожидал Царя с крестом в руке посереди храма. Вошел Государь под руку с Императрицей Марией Александровной, далее Наследник с Наследницей, Великие Князья и Княгини. Протодиакон, после тропаря, говорил сугубую ектению, затем последовали краткий отпуст и многолетие, после чего присутствовавшие, не исключая и Великой Княгини Марии Павловны, еще лютеранки, клали земные поклоны перед Казанской Богородицей и благоговейно прикладывались к ней.

Мягкий по своему характеру Государь считал нужным, подражая своему покойному отцу, держать довольно строгое выражение лица, а его Высочайшая Супруга имела обычное, несколько печальное и исполненное смирения выражение. Стоявшие в соборе люди были всего более заинтересованы, где стала Наследница, всегда и везде привлекавшая внимание своей поразительной красотой. Отличавшийся также неописуемой красотой жених, Великий Князь Владимир Александрович, которого карточки всегда нарасхват раскупались в гостиннодворских фотографических лотках, уже начинал толстеть и становиться менее привлекательным по наружности, кажется, ему тогда было 26 лет от роду. Зато его невеста, нисколько не стеснявшаяся необычным для нее православным ритуалом, усердно полагала земной поклон перед православной святыней и целовала св. икону.

При громких криках "ура", долетавших с улицы в храм, Царственная Семья оставила собор и удалилась.

Еще более радостная встреча Государя произошла в том же соборе, когда он возвращался с Турецкого похода в 1878 году. На сей раз его встречал только один соборный священник с крестом, его сопровождал Великий Князь Сергей Александрович, бывший с ним в походе. Они были в походной форме. Ликованию народа не было конца. Кто тогда думали что оба высоких приезжих - и отец и сын, сделаются жертвами революционных бомб - первый через три года в Петербурге, а  второй через 17 лет в Москве.

Быстро они проследовали через соборный храм к св. иконе, но я успел заместить вдохновенное и возвышенное выражение на лице Императора, сделавшееся радостным, когда он возвращался с церковной солеи в толпу. Народ не мог сдержать своего радостного порыва, и когда Царь начал спускаться по ступенькам амвона в церковь, женщины и мужчины бросились к нему и, хватая за руки, стали целовать, радостно всхлипывая. Сперва ласковым, а потом строгим голосом Государь удерживал их со словами: "не трогайте". После мой товарищ по классу, имевший драматический талант старался воспроизвести интонацию царских слов, о чем его многократно просили другие ученики, пока не надоели ему до отказа.

Стоявшие на площади гимназисты кричали "ура" с такой силой и так долго, что начали жаловаться на хрипоту в горле. Здесь соединилось несколько радостей - и радость о благополучном завершении патриотической войны, и радость о возвращении домой гвардии и вообще всего русского воинства, но над всеми этими чувствами господствовала радость о возвращении Победителя Царя, который провел довольно времени на Балканах и на вражеской территории магометан-турок.

Прошло еще три года и вот в другом столичном кафедральном соборе - Исаакиевском, в четвертом часу вечера, толпы народа, но уже не радостного, а совершенно подавленного горем. Ставят свечи перед Тихвинской, много, много свечей, хотя службы не было, а только зловещий, мучительно зловещий шопот: "вы слышали, что опять было покушение и что говорят, будто Государя раненного отвезли во дворец," - "Я слышал, что он уже скончался," отвечает чей-то робкий голос. "Быть не может, столько лет Господь его спасал, ведь было уже 6 покушений, и ни одно не достигло своей цели." - "Говорю вам, что царь убит," продолжал взволнованным шепотом более осведомленный богомольец. По всей церкви видны люди, творящие земные поклоны и ставящие свечи к образам. Раздаются всхлипывания и даже сдержанныя рыдания. Так было в соборе.

К нам же на квартиру, на Фонарном переулке, прибыл один из японских миссионеров, заслуженный архимандрит Антоний и положил конец сомнениям. Да, действительно, добрый наш царь убит: он скончался вскоре после взрыва бомбы, но успел принять св. причастие. Два солдата, скрестив руки, принесли к нему на руках протоиерея Ив. Вас. Рождественского, почти лишившегося чувств от горя, и он приобщил умирающего.

На другой день, 2 марта, в Исаакиевском соборе была уже заупокойная литургия, в черных ризах. Перед концом ее появился на высокой проповеднической кафедре ректор академии протоиерей Янышев и так начал свое слово, которое я никогда не забуду: "Благочестивые слушатели! Наш Государь Александр Николаевич вчера скончался. О, если бы мы могли сказать, что он скончался. Но совершилось еще нечто худшее." Минута молчания, сквозь которое слышатся рыдания богомольцев, наполнявших весь собор.  "Он убит", восклицает проповедник, "убит злодейски бесчеловечно, среди своей верной столицы и оставил нам память о сем кровавом событии, которое явится, как предлог наш его безысходного горя, как наш вечный, общенародный позор"... Проповедник закончил свое слово так: "Безысходно наше горе, но все, на что мы можем надеяться для России, это мысль о Наследнике усопшего, нашем новом Государе Александре Александровиче."

И действительно, проповедник не ошибся. Не напрасно пролилась кровь великого царя, великого благодетеля своего народа и всех славян. Вопреки надеждам революционеров, надеявшихся таким злодеянием уничтожить Царский авторитет, последний поднялся на небывалую еще высоту и бунтовщики были признаны народом своими непримиримыми врагами, врагами России, а сама Россия через эту священную жертву стала вдвойне священной и втройне любимой осиротевшими русскими людьми.

В другой своей статье ("Дорогие воспоминания" ("Царский Вестник" № 372)) Владыка писал: "Такое вразумление.... вопреки уверенности людей благонамеренных, не сделало невозможным повторение жестоких и безсмысленных цареубийств, но, по крайней мере, в глазах сколько-нибудь мыслящих людей, выяснило, что эти убийства и эти хулы вовсе не являются выражением народной воли, а напротив, ее позорным оплеванием, да кроме того исходят не столько от честного увлечения ложными теориями, сколько от рук естественных врагов отечества - инородцев и иностранцев, вознаграждаемых соответствующей денежной платою. Подобное правдивое определение событий сохранилось в народной памяти уже навсегда и выбросило злодеев из русских сердец, открыв последние для постоянного покаяния и постоянного стыда перед самым ужасным и, даст Бог, последним убийством Царской Семьи, привязав к ней крепкими узами сердца Русского народа еще в большей степени, чем к памяти царя Мученика Александра II."

 Чувство преданности и любви к Государю, как Православному Самодержцу, зародившись в сердце владыки Антония с детских лет, в дальнейшие годы все более укреплялось и возрастало, хотя главным интересом всей его жизни была жизнь Церкви. Когда же деятельность владыки Антония приняла всероссийское значение, он явился одним из главных оплотов Православного Самодержавия в России, раскрывая перед русскими людьми, что самое существование России связано с Православным Самодержавием, с отменой когорого неизбежно произойдет крушение и самой России. Владыка Антоний также определенно и настойчиво указывал, что благополучие и процветание Православного Самодержавия и самой России может быть лишь в том случае, если в России будет восстановлено незаконно отмененное Патриаршество и если возглавление Русской Православной Церкви будет осуществлено на канонических основаниях Всероссийским Патриархом. Также глубоко был предан владыка Антоний и Государю Александру III и Императору Николаю II, после же мученической кончины Императора Николая II и его Августейшей Семьи, владыка Антоний горячо оплакивал их и явился одним из наиболее ревностных почитателей их памяти.

Приобретя в гимназии преобладающее влияние на своих товарищей, Алеша часто приглашал их в дом своих родителей. Здесь они засиживались до позднего вечера, часто устраивая литературные вечера и обсуждая волновавшие в это время русское общество вопросы. Центром всех этих собраний был Алеша, а главным предметом их обсуждений был Достоевский, находившийся в то время в расцвете своей славы.

5. Литературные вечера

В общественных местах Петербурга в дни юности владыки Антония пользовались успехом литературные вечера, - это было время расцвета русской литературы. Алеша и его товарищи любили посещать эти вечера, особенно, когда на них выступали любимые юношами писатели.

Сделав с детских лет героем своих грез Сербского митрополита Михаила, Алеша, стал теперь серьезно интересоваться славянофильскими вопросами, он почитал славянофилов, как чистых идеалистов, благоговел перед ними, хотя и не в такой степени, как перед архиереями, но все-таки он считал их лучшими людьми среди русского общества и народа и при таком наглядна остался на всю жизнь. Особенно он любил - Хомякова, Киреевского, Аксаковых, Розенгейма (автор исследования о патриархе Гермогене), О. Ф. Миллера, Кояловича, Майкова, Ал. Толтого и др.

В памяти владыки на всю жизнь осталась речь Ивана Сергеевича Аксакова, произнесенная им перед огромной аудиторией вскоре после убийства Императора Александра II. Алеша, горячо скорбевший о революционном помрачении русского общества, слушая И. С. Аксакова, был уверен, что русскому нигилизму и русской революции пришел конец и что она уже более не может повториться. И. С. Аксаков .произнес тогда речь на предсмертные слова Государя: "домой, домой", обращаясь в ней от имени всей России к молодому Императору Александру III. "Да, в Москву, в Москву призывает теперь своего Царя вся Россия... Пора домой. Пора покончить с Петербургским периодом русской истории, со всеми кровавыми преданиями переворотов, измен, крамол XVIII и ХIХ веков. Пора, наконец, средоточию государственной власти переместиться с крайней окраины государства в историческое средоточие русской земли, - то средоточие, которое создало самую власть, дало ей историческое бытие, оправдание и освящение..." Заканчивалась эта знаменательная речь такими словами: "Но в настоящую минуту испытаний своих исторических судеб, о чем в особенности молит своего Царя Россия (и мы смело, перед лицом всей России, дерзаем уверить, что такова именно ее мольба), чтоб высоко, честно и грозно было вознесено царское имя на страх злодеям русской земли, и ведала бы предержащая власть, что всякие, в смысле западноевропейского устройства политические у нас бредни, - от кого бы они не исходили, - не выражают мнения Русского народа, не от его духа..."

Речь эта произвела большое впечатление на русское общество и глубоко взволновала Алешу, однако через несколько дней он был чрезвычайно опечален, когда увидел в газетах карикатуру на И. С, Аксакова, изображенного в боярском костюме у убогой избушки, зазывающим проходящую мимо публику: "в Москву, в Москву". Публика же, не обращая никакого внимании на эти зазывания, шла к изображенным вдали европейским зданиям. Скоро Алеша убедился, что его мечты о конце революции в России далеки от действительности, а карикатура осуществлялась в русской жизни.

Литературные увлечения Алеши и его друзей не встречали особой поддержки со стороны гимназического начальства и преподавателей, которые относились к ним довольно равнодушно. Когда же Алеше приходилось видеть со стороны преподавателей обнаружение симпатий к дорогим его сердцу идеям, он был преисполнен чувства благодарности к этим преподавателям. Так, однажды, когда А,леша в присутствии преподавателя литературы Феоктиста Афанасьевича Краснова отозвался большой похвалой о славянофилах, Краснов согласился с Алешей и сказать фразу, которую Алеша запомнил на всю жизнь: "Знайте, что на этих людей надо молиться, как на чистых праведников". Правда Краснов, как и другие преподаватели, не сочувствовал церковным увлечениям Алеши и в его похвале славянофилам совершенно напрасно усмотрел будто бы отказ Алеши от так называемого клерикализма и, видимо, хотел его в этом поддержать. Однако, Алеша в своих церковных увлечениях был непоколебим и краткий разговор его с преподавателем, происходивший перед самым звонком, на этом прекратился и больше не возобновлялся. Алеша же продолжал смотреть на славянофилов, в особенности на Ивана и Константина Сергеевичей Аксаковых, как на апостолов.

В эти же годы вне школы Алеша слушал лекции В. С. Соловьева, который тогда выступал в Петербурге со своими философскими лекциями. 

---

* Впоследствии, в зрелом возрасте, когда Владыка почему-либо ж мог заснуть ночью, то любимым его занятием было, как он рассказывал, высчитывать, когда наступит ближайший великий праздник.