Архиеп. Виктор (Пивоваров). В объятиях семиглавого змия (Церковь в порабощенной России)

Напечатано по благословению Преосвященного Виталия, Архиепископа Монреальского и Канадского.

Издание Братства преп. Iова Почаевского

Монреаль

1984

От автора.

Помещенный здесь мой труд я считал до последнего времени безвозвратно утерянным. Но часть его (последняя) оказалась опубликованной в РПЦЗ и обрелась близким мне человеком в Мансонвильском скиту в книгохранилище. Основные части этой работы, посвященные истолкованию Апокалипсиса, не дошли до издателя. Здесь я постараюсь освятить историю его происхождения.

Книга написана была во второй половине семидесятых годов. В то время я был в близких отношениях с о. Глебом Якуниным и в дружбе с его сопредседателем «Комитета защиты религиозных прав» иеродиаконом (в те дни) Варсонофием (Хайбулиным). Чрез них я пытался опубликовать эту книгу за границей, но о. Глеб посмотрел ее и изрек мудрое определение: «Ты понимаешь, Виктор, что ты не имеешь имени. Если бы ты был епископ или профессор, то тебя бы с радостью взялись публиковать на Западе, но кто там знает некоего В. Пивоварова? Поэтому я даже не берусь пересылать ее». Но я просил Варсонофия все же попытаться ее переслать за Рубеж. Шло время. Я стал давать близким людям из монашествующих читать ее. Даже один иером. (имя не могу указать), прочитав, сказал, что догадывается, кто писал ее, но явно ему помогал какой-то сильный богослов. Люди, давшие ему книгу, ради страха чекистского убрали имя автора. Но он взялся распространять ее. Узнав об этом, я передал ему, что еще рано пускать ее в мир, и он прекратил это. Спустя год мне пришло желание испытать духовный настрой лавровского духовника архим. Наума. Других я хорошо изучил, пытаясь найти скрытого ученика Христова, а с этим не приходилось войти в контакт. Я решил произвести испытание через книгу. Предварительно помолившись Богу, чтоб Он открыл мне подлинное лицо этого человека, я передал чрез монахов ему мою книгу и просил его аудиенции. Он назначил время, и вот я у него в проходной монастыря, где он принимает обычно посетителей. Первыми словами его были: «Виктор, это ты написал книгу? – и на мой утвердительный ответ продолжил, - Ты сожги ее: она может нарушить мир в церкви. Тебе необходимо побыстрей рукоположиться и служить священником. Так вот, я советую тебе, незамедлительно ехать на Лубянку и отыскать там Куроедова (в то время председателя Комитета по делам религий), и сразу же говорить: я раскаиваюсь в том, что был противником советской власти. Хотя он генерал КГБ, но нам-то что до этого… Да пойми: если ты будешь слушаться советской власти, то будешь жить, а будешь противиться, тебя посадят». Я хотел спросить его: «А в каком случае я получу спасение: когда буду жить или когда меня посадят? Но тут же вспомнил, что сделал решение пред Богом не противоречить ему, поэтому ответил: «Я об этом подумаю, о. Наум». Тут очень кстати прибежал монах со словами: «Отец Наум, пойди, благослови стол». Наум сказал мне, чтоб я дождался его, но когда я ответил, что меня ждут люди на морозе, попросил наведаться вновь к нему. Я ответил ему, что как Бог даст, и удалился. Явно он уже почувствовал, что неожиданно и некстати открыл мне свои карты. Это было второе мнение о моей книге.

Один экземпляр рукописи я хранил у близких людей, с какими был также близок о. Варсанофий и он один знал это. Другой экземпляр я давал читать. И вот я дал почитать ее одному молодому священнику (МП). Он же, угощаясь в ресторане, взялся восхищаться прочитанным в кампании собутыльников. Это естественно вскоре стало известно в КГБ, где мне пришлось вести «собеседование» целых четыре часа. Я признался, что была такая книга, но я ее сжег. Почему? Дело в том, что в ней ведется критика атеизма, а у нас в верхах принято совмещать такую критику с антисоветизмом. «Ну так оно и есть». «Это по вашему мнению» и т.д. Сжег же потому, что в последние дни меня стали вызывать часто в уголрозыск «для помощи отыскать украденные кем-то из храма иконы и книги». Я понял, что мной заинтересованы органы, и решил обезопаситься. С меня взяли слово, что книга под названием «Под пятой семиглавого зверя» не выйдет в свет, и выпроводили, «поклявшись» отыскать ее. Поэтому название ее несколько изменено.

Последний, хранившийся экземпляр у знакомых, исчез, и они мне не открыли куда. Явно его забрал Варсонофий. Я же считал, что он пропал. Однако часть его обрелась изданной в Монреале.

Еще надо сказать, что за тридцать лет я порядком забыл подробности некоторых мест, и мне кажется, что есть материал, добавленный кем-то. Но это так кстати, что кажется сверх нужным. Поэтому я благодарен ему, хотя в соавторство включить не могу, за незнанием имени. Цель же труда не в извещении имени, но для пользы читающих в деле спасения.

Архиеп. Виктор (Пивоваров).

Предисловие.

Мы печатаем весьма важный и интересный труд о Цер­кви в России. Он посвящен вопросу о положении веры в стране, охваченной апостасией и тщательно организованным воинствующим безбожием.

Кто является автором этого весьма основательного тру­да, — мы не знаем, как не знаем и того, каким путем и от кого он оказался на Западе и прислан нам.

В нем недостает первой части, посвященной общему вопросу о судьбах мира и Церкви последних времен. То, что мы получили, относится к периоду начавшемуся со вре­мени возглавления Московской Патриархии Митрополитом Сергием, передавшем Церковное управление в полное послушание атеистической власти. Очень большая часть использованного тут материала нам была известна и ранее, но к ней присоединено и нечто другое, значительно дополняющее те данные, которые прежде поступали в Архиерейский Синод и к разным лицам, работавшим над вопросом о гонении на Церковь в Советском Союзе.

Картина, вырисовывающаяся перед нашими глазами, — грустная и трагичная до крайней степени. Наш автор не жалеет красок, рисуя всю глубину этой трагедии. Однако, временами у него видна и надежда на то, что возможно еще возрождение, что живые силы Русской Церкви вырвутся из охватывающих их пут, а антихристово дело будет, до времени, по крайней мере, остановлено.

Если такая вера остается у нашего неведомого автора, то к благодарности ему за его труд в таких тяжелых условиях, присоединим, и молитву о том, чтобы Господь укрепил его, его единомышленников и нас самих, что бы в путях Божиих ни предстояло нашим братьям на Родине и нам самим, здесь, пока пребывающим на свободе.

Епископ Григорий.

От Редакции.

Предлагаемая читателю статья является исключительным явлением во всей нашей русской зарубежной серьезной прессе. Автор — неизвестный православный русский человек, безусловно глубоко верующий церковный мыслитель, обладающий всесторонним знанием истории Церкви, канониического права и богословия. Этот труд написан честным и совестливым человеком, что придает всей статье огромный нравственный авторитет в наш век, ко­гда так редко можно услышать с высоты кафедр гуманитарных наук свободного мира, неискаженную витийствующими рассуждениями, чистую правду. Это произведение, ко­торое войдет в историю русской православной богословской мысли, есть не что иное, как духовный и нравственный уничтожающий анализ всех устоев возглавителей советской патриархии. Шестидесятилетнее существование этого церковного организма пошатнуло многие хрупкие совести некоторых мирян и даже кое-кого из клириков, но этот чистый голос истинной Церкви Христовой, раздавшийся из самых недр России, безусловно, оздоровляюще воздействует не только на наше русское рассеяние, но и на паству в самой России.

Эту статью необходимо прочитать всем нашим пастырям и церковным людям, в особенности тем, кто ча­сто посещают нашу родину, чтобы понять глубокую трагедию, которую переживает вся истинная русская православ­ная паства в пределах СССР.

Прочитав этот труд всем станет понятно, какую большую ответственность возложил Господь на Русскую Православную Зарубежную Церковь — сохранить верность Христу.

+ Архиепископ Виталий.

+ + +

1. Рождение «блудницы» и деятельность ее вне Церкви.

Теперь, несколько уяснив смысл пророчеств о судьбе мира и Церкви последних времен и придя к выводу, что пророчества говорят в первой и боль­шей своей части об отданной на испытание четверти земли, какой является, по нашему мнению, Россия, и о Церкви, распо­ложенной на этой территории, которую Господь избрал для испытаний, и за которую мы принимаем именно Русскую Православную Церковь, — мы можем сделать вывод, что по пророчеству Русская Православная Церковь, или вернее, вер­ховодящая в ней верхушка с массой приверженцев ее должна быть в скором будущем оставленной верными Богу и лишиться окончательно благодати Святого Духа за свою любодейную связь с богоборческим режимом, которому она воль­но и невольно способствовала в борьбе с верой, со свя­тыми и своей деятельностью ввела в заблуждение все на­роды. Недалек тот день, когда она будет обличена в своих лживых путях, и благодать окончательно отойдет от нее вместе с верными рабами Божиими, по неведению пребывающими в ней.

Вопрос теперь встает лишь один, верно ли то, что пророчества говорят о Русской Православной Церкви? Заслуживает ли она своей деятельностью и своей ложью наименования «апокалиптической блудницы», должной окончить свой путь судом Божиим?

Для этого нужно только посмотреть на положение ве­щей в нашей Церкви и проследить путь скатывания ее к беззаконию. Нужно произвести краткий экскурс по совре­менной истории Русской Церкви.

В первую очередь вспомним еще одно пророчество, уже непосредственно относящееся к Русской Церкви. Это предсказание преп. Серафима Саровского:

«Будет такое время, когда архиереи Русской Церкви и прочие духовные лица уклонятся от сохранения православия во всей его чистоте, и за то гнев Божий поразит их…». «Три дня, — говорит великий угодник, — стоял я и просил Господа помиловать их и просил лучше меня убогого Серафима лишить Царствия Небесного, нежели наказать их. Но Господь не преклонился на просьбу и сказал, что не помилует их, ибо будут учить учениям и заповедям человеческим, сердца же их будут далеко от­стоять от Меня» — (Потапов. Из восп. Елены Ивановны Мотовиловой о преп. Серафиме. Тип. С.-Т.-Сергиевой Лавры, № 2 Душепол. чтения за 1912 г.). И это происходить именно сейчас.

За свое внешнее благополучие духовенство Московской патриархии (МП) продало право на исполнение Завета Иисуса Христа: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Св. Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам» (Мф. 28, 19-20). Присягнув в лояльности советской власти и обретши себе этим легализацию Церковь добровольно сдала свои позиции, заключив этот мир на поставленных коммунистами условиях. До этого в большевистской конституции содержался такой пункт: «Свобода религиозной и антирелигиозной про­паганды признается за всеми гражданами (§ 18 Конст. С.Р.Р. 1918 г.), т. е. проповедовать слово Божие и учить — Цер­ковь в то время имела право по закону. Но вскоре после присяги в лояльности у нас «в знак благодарности» отняли и это право: теперь мы имеем только «свободу отправления религиозных культов» (конст. СССР ст. 124). Из трех основных функций Церкви (проповедничество, пастырство, священнодействие) — ос­тавлено только священнодействие.

При однопартийной системе, с диктатурой атеизма в стране не может быть никакого разговора о лояльности Цер­кви. Он возможен только при условии равноправия Церкви с партией!

Вместо «религиозной пропаганды» наши первоиерархи вооружились ложью о положении религии в СССР, что мы видим даже в таких трудах, изданных Московской Патриархией, как «Правда о религии в России», «Русская Православная Церковь», «Патриарх Сергий и его духовное наследство», ежемесячник ЖМП.

С этого же момента, после провозглашения «декларации» М. Сергия, решением Синода от 21 октября 1927 г. было отменено особое прошение в богослужении «о гонимых ныне за православную веру и Церковь, и окончивших жизнь свою исповедниках и мучениках» и особый день 25 января — «поминовение всех усопших в нынешнюю лютую годину гонений исповедников и мучеников» (Постановлен. Поместного Собора РПЦ от 14 июня 1918 г.). Вместо того вменено упомянутым постановлением Синода прошение: «О богохранимой стране нашей, властех и воинстве ея». Отменять решение Поместного Собора не может не только Первоиерарх с Синодом (если они даже и канонические, но они не были таковыми), но и собор, меньший по рангу, допустим епископский. Но новоизобретатели всем вопрошающим о законности данного прошения дают «веские» аргу­менты: «Всякая власть от Бога», а на вопрос: почему эта власть - «кесарь», а не «антихрист» (пока групповой), они утверждают, что римские языческие императоры были таки­ми же и о них Церковь молилась… Но товарищи архиереи (не знаю как в данном случае назвать вас?), в пер­вые века Церковь молилась, об императорах… но о чем молилась? Церковь молилась по слову ап. Павла: «Итак, прежде всего прошу совершать молитвы… за царей и за всех начальствующих, ибо это хорошо и угодно Спасителю на­шему Богу, который хочет, чтоб все люди спаслись и до­стигли познания Истины» (1 Тим. 2, 4). Церковь молилась и об языческих императорах, а вот на могилах замученных этими императорами воздвигала алтари! Вы же моли­тесь уже не о спасении и не о вразумлении коммунистов, а о даровании им успехов в их гнусных устремлениях, победы их воинству, поете при каждом случае им многолетие, а замученных ими и гонимых огульно осудили как политиканов, как врагов народа и Церкви. И по сей день гоните в угоду коммунистам из страха за свое благополучие, всех дерзнувших сказать истину, всех несогласных с этими врагами Бога, Церкви и Истины.

Иерархи Русской Православной Церкви в большинстве своем превратились в сознательное послушное орудие замыслов коммунистов.

Блудница возросла и уже слышится: «Сижу царицею, я не вдова и не увижу горести!» (Откр. 18, 7).

Но как же наша Святая Церковь, сильнейшая некогда из поместных церквей, родившая такой сонм святых, славнейших чудотворцев, дошла до такого упадка и по­зора?

Любители клеветать на прошлое по-коммунистически все сваливают на прошлое, на грехи отцов: вот, де, за грехи их попущено, ведь они служили не Богу, а царю. Верно, это является слабостью недосмотра нашей прежней иерархии. Но, однако, когда не было в человеческом обществе слабых мест? К тому же, царь был далеко не рядовой член Церкви, и имея большие возможности в силу обладания верховной гражданской властью, по своему пы­тался эффективней служить вере и Церкви. А вот теперь, если не служите царю, то служите врагам Бога — комму­нистам, следовательно, служите не Богу, а антихристу! Это очень похоже на обличение евреев Спасителем: «Говорите, если бы вы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками в пролитии крови пророков, таким образом вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков, пополняйте же меру отцов ваших…» (Мф. 23, 30-32).

Были и прежде недосмотры человеческие, наций, Церкви, но однако, их легко можно видеть на странице истории, а видеть в жизни и своевременно устранять не так-то про­сто! Были люди и тогда, и теперь есть, какие видели недо­статки и грядущие последствия их, и всегда пытаются пре­дотвратить беду, но, однако, не всегда это удается по при­чине преобладания силы желающих видеть чужие недо­смотры, но не свои.

Вот теперь, пожалуй, можно проследить борьбу желавших поправления подлинных ошибок с теми, которые готовили катастрофу.

В первую очередь разберемся: действительно ли явля­ется высшим злом союз Церкви и христианского госу­дарства, каким выставляют его, ратовавшие за «освобож­дение» Церкви от опеки Царя и приведшие ее под пяту антихриста! Против царя были только революционеры всех мастей: это фронт социалистов, анархистов, демократов и неореформаторов в Церкви — революционеров и обновленцев.

Вопрос упирался только в одно: вместо монархии дол­жна быть или демократия или социализм. Плоды социализма мы уже видим, а демократия еще себя покажет, порождая из себя анархию, а потом антихриста.

Но чего хотели эти «освободители» Церкви? Они боро­лись за разрыв союза Церкви с государством, за «свободу совести». У нас есть несколько видов отношения государ­ства к религии. Есть тип государств, взявших ту или иную религию за государственную. Полными правами в данном случае в государстве пользуется та религия, какая объявлена государственной, какую исповедует власть. Естест­венно христианство могло процветать в полной силе тогда, когда оно являлось государственной религией, а все остальные являлись или нелегальными или полулегальными. В России государственной религией было православие. Так чего же хотели церковные революционеры-освободители»? Уж, не такого ли положения, как в первые века христианства или, допустим, под турецким владычеством?

Есть еще один вид государства, при котором нет государственной религии: это демократическая республика. В этих республиках объявлена свобода совести и каждый может исповедовать любую религию, не имея никаких ограничений в правах за свое вероисповедание. Но если они хотели такого типа государство в России (это похвально!), то почему они так рьяно стали на сторону коммуни­стов, которые ввели новый тип государства: не вне-религиозную республику, и не с какой-то государственной религией, а с государственной антирелигией, с диктатурой воинствующего атеизма.

История знает много тираний со стороны разных государственных религий, но диктатура атеизма страшнее их, пожалуй, не в несколько раз, а в тысячи: достаточно пред­ставить себе процент замученных инакомыслящих теми и другими.

Относительно внерелигиозности государств нужно ска­зать, что оно всегда бывает временным явлением и это пустое место в сферах борьбы добра со злом обязатель­но займет или какая-то религия, или диктатура «маммоны» или еще хуже — антирелигия.

Разумные люди предвидели это и задолго до революции взывали к миру одуматься, издавали литературу, разъясняющую сущность социализма, создавали антиреволюционные общества. Но больший процент даже духовенства оказался в это время индифферентным в вопросах современно­сти, и много лиц духовного звания было уже на стороне революции.

После революции, равнодушных было уже меньше, потому что «освободители» Церкви создали «свободную» — обновленческую церковь, поставив предательскую цель — весь верующий мир поставить на службу революции, на услужение атеистической власти. Все же несогласные с воцарением антирелигиозной силы, невольно заняли противополож­ную позицию. Но лучше проследить это, начиная сначала.

XX век, век царствования темных сил, можно ска­зать начался с 1904 года. Силы тьмы подготовили к этому времени никому ненужную войну с Японией, кончившуюся весьма неудачно для России. Посредством пропаганды и трудностей, вызванных войной, создали революционную атмосферу в стране. Уже в это время внутри Церкви среди духовенства обнаружились лица с революционными воззрениями. Особенно ярко проявили свой революционный дух архим. Михаил (Семенов), еп. Антонин (Грановский), впоследствии глава обновленческой отдельной церкви, назвав­шейся «Церковным возрождением», свящ. Г. Петров, 32 священника 2-й Государственной думы, члены религиозно-философских собраний в Петербурге и др.

В деятельности философско-религиозных собраний при­нимали участие будущие лидеры обновленчества: еп. Антонин (Грановский), иеромонах Михаил (Семенов), профессор прот. Соллертинский, прот. Лепорский.

Будущий патриарх МП Сергий (Страгородский) выступал на собраниях в Петербурге в качестве председа­теля. (Религия и идеологическая борьба. М. 1974 г. ср. 49).

Из всех духовных участников собрания еп. Сергий (Страгородский) занимал самую радикальную позицию, признавал принципиальную свободу совести и необходимость отделения Церкви от государства. (Патр. Сергий и его духовное наследство. М. патр. 1947, стр. 26).

«Деятельность обществ вызвала опасение у наиболее реакционно настроенных церковников. Журнал «Миссионер. обозрение», св. Иоанн Кронштадтский и др. обвиняли участников собраний в «разрушении православия» и они были закрыты. (Религ. и идеол. борьба стр. 9).

«Религиозное реформаторство эпохи первой буржуаз­но-демократической революции потерпело поражение вместе с этой революцией». «Вместе с тем, как пока­зала история, либерально-реформационное движение подго­товило почву — идеологическую, социально-политическую, философскую, подготовило кадры для будущей обновлен­ческой реформации» (там же, стр. 58).

«Сторонники церковного реформаторства активизируют­ся в канун февр. революции 1917 г. Возрождаются старые группировки, подавленные после 1905 г. Возобновляет свою деятельность «группа 32», переименовавшая себя в «союз церковного обновления». Возникает ряд новых группиро­вок (там же).

Вот даже через немногое мы видим, что уже задолго до революции зарождалась внутри Церкви новая неверная церковь - «блудница». Все это собрание разрозненных группи­ровок и личностей старалось посредством пропаганды со­здавать революционную реформационную атмосферу в Церк­ви. Но до революции они, безусловно, не имели возможности сорганизоваться, ибо противодействующие им силы в Церкви были и сильнее их и свободнее. Хотя надо сказать, разоблачение пагубной идеологии революционных сил со стороны Церкви было довольно слабым: этим занимались частные лица от своего имени, но не от имени Церкви. Силы же тьмы в это время готовили переворот в стране. И это произо­шло в феврале 1917 года. Эта политическая перемена по­будила «освободителей» к деятельности.

В начале марта 1917 г. на квартире свящ. Попова со­стоялась встреча свящ. Н. Егорова, А. Введенского, Дм. По­пова, организовавших по предложению Егорова и Введенского «союз демократического духовенства и мирян». С это­го эпизода и ведет начало обновленческое движение в Рус­ской Православной Церкви, приведшее к ее расколу в 1923 году — (Религиозная и идеологическая борьба, стр. 78).

Но этот союз организовывался нелегально, официальный же орган управления Церкви Священный Синод — просуществовал до 14 апреля, когда он и был распущен. Был организован новый Синод более угодный новой вла­сти. Но кто же организовал его? На это отвечает Введенский:

«Инициативная группа Петроградского духовенства, в числе которых были члены госуд. думы прот. Смирнов, прот. Филионенко, проф. прот. А. Рождественский и сам Введенский, организует новый состав Святейшего Синода, в который входят те лица, которых гнали при царском строе, как опасных и ненавистных. Из священников в состав Сино­да вошли: Смирнов, Филоненко, Рождественский и ряд либеральных епископов. Новый Синод признает факт революции и необходимость ее. (Введенский. Церк. патр. Тихона, 1923 г.). К этому нужно добавить: «Единственным архиереем оставшимся в прежнем чине был финляндский архиеп. Сергий (Страгородский). Он и возглавил Синод нового состава». (Патр. Сергий и его дух. насл., стр. 35). Это происходит не случайно, ведь революционное правительство и шайка разбойников-революционеров из попов, каковые показали себя чуть ли не хуже коммунистов, — пожалуй, человеку не их убеждений, не решились бы оставить руковод­ство над Церковью. Они его знали еще со времени «религиозно-философских собраний, а также могли судить по другим его выступлениям.

«Новый Синод опирается на сочувствующий ему немно­гочисленный слой либерального духовенства, которое сорганизовалось во «всероссийский союз демократического православного духовенства и мирян» под председательством прот. Д. Попова при мне, (Введенском), как ответственном секретаре и организаторе». (Введенский, Церк. п. Тих. стр. Тихона).

На «союз демократического духовенства и мирян» обратил внимание еп. Уфимский Андрей (кн. Ухтомский). Снача­ла он увлекался теософией и спиритизмом, систематически публикуя в мистических журналах того времени статьи под псевдонимом «князь-инок». После 1905 г. он склоня­ется к партии эсеров. Был кооптирован в Синод «опереточным диктатором» В. Н. Львовым. Затем он ведет лидеров обновленческого союза к В. Львову, устанавливает контакты между сторонниками официального и неофициального реформаторства РПЦ. К нему примкнул еп. Антонин (Грановский), (религ. и идеологическая борьба, стр. 78).

Еще задолго до революции в Церкви готовились к со­зыву Поместного собора. При революционном временном правительстве забота о созыве собора, конечно не отпала, но увеличилась в связи с изменившимся положением. В ближайшем созыве Собора были заинтересованы теперь все: «освободители» в надежде на реформу, антиреволюционеры — на укрепление через Собор церковных позиций. Поэтому срочно развернулась подготовка к Собору, руководителем которой был архиепископ Сергий (Страгородский), бу­дучи в курсе этого дела еще по дореволюционному своему участию в предсоборных комиссиях. На 11-ое июня было решено созвать в Петрограде предсоборный совет. Но Синод было легче организовать из революционеров, а вот Предсоб. Совет составился «неудачно»: «Уже на июньском Всероссийском предсоб. совещании духо­венства реакция и самодержавщина показывает свою морду. Это заставляет тревожиться всех тех, кто не хочет больше в Церкви царской неправды. Раздаются предостерегающие голоса о том, что и грядущий правосл. Собор вместо обновления Церкви даст нечто иное неожиданное и неприятное (Введенский, Ц. п. Тихона).

И, действительно, открывшийся 15 августа 1917 г. собор, был чисто православным, но не обновленческим, как его хотели видеть «освободители». И это тоже не случайно: революционеров в Церкви была лишь горстка по сравнению с ос­новной массой. К тому же примыкавшие по воззрению к обновленцам теперь насторожились, видя кругом разруху, и неустройство и готовы были защищать старое. Большинство из 569 делегатов явились на Собор с единственным желанием спасти Церковь от тлетворного и разрушительного действия революции. Спешно искались пути защиты Церкви, и все останавливались на восстановлении Патриаршества. Есте­ственно, новый революционный переворот заставил спешить с избранием Патриарха, 5-XI Патриарх был избран. Выбор кандидатов в патриархи проходил через тайное голосование. Получил абсолютное и всяческое большинство голосов митр. Антоний Храповицкий (Титл. «Церк. во время рев.), но Собор из канонических соображений решил из­брать трех кандидатов и окончательный выбор предоста­вить воле Божией посредством жребия.

Из трех избранных кандидатов (мит. Антоний Храповицкий, мит. Арсений Стадницкий и мит. Тихон Белавин) жребий пал на митрополита Тихона. Воле Божией было угод­но, чтобы патриархом Русской Церкви, отданной на испытания под гнет антихристов, был не такой мыслитель и деятель, как мит. Антоний, но скромный монах, ничем не выдающийся из ряда иерархов, митрополит Тихон. Но с этой личностью связано очень многое в Русской Церкви. И по сей день он берется для руководства в политике и крайне правыми и крайне левыми силами в Церкви. Но однако, его поступки едва ли хорошо поняты ими. Поэтому для уяснения сущности современного положения в Церкви и выявления причин, создавших его, необходимо кратко рассмотреть биографию этого иерарха, некоторые моменты его деятельности и современные его патриаршеству исторические явления.

О личных качествах Патриарха почти все в один голос говорят, что «он был отменно скромный лично, неизменно приветливый и мягкий в обращении» (мит. Елевферий, Соб. Церковь, Париж, 1938 г.). Прот. Сергий Булгаков, до эмиграции бывший ближайшим сподвижником Патриарха, в слове перед молебствием о патриархе Тихоне в храме св. Николая в Праге 27 мая 1923 г. почти такими же словами отзывается о нем: «Матерь Божия жребием указала своего Патриарха, и все облегченно и радостно увидели, что перед ними смиренный и кроткий, ясный и благостный Патриарх Тихон» (Вести № 15, стр. 92). Даже противник Патриарха Тихона, один из идеологов обновленчества проф. Титлинов отзывается почти в том же духе о нем. Сам Патриарх вовсе не был боевым человеком. До революции это был хотя и один из видных архиереев, но не выдающийся своею деловитостью. В сане епископа и архиепископа Тихон приобрел себе некоторые общественные симпатии своею порядочностью, мягкостью, умеренным либерализмом и отсутствием политического зуда и миссионерского фанатизма, в чем повинны были многие его собратья. Долгое пребывание в Америке в первый период его служения наложило на Тихона известный отпечаток культурно­сти и европеизма, умение держать себя в обществе. Но у Патриарха Тихона совсем не было таланта «военачальника» в такое боевое время, как период революции, и на патриарший пост его поистине поставил случай жребия, сторонни­ки патриаршества, желавшие в его лице получить «вождя», отнюдь не видели такого вождя в Тихоне и потому менее всего желали видеть его патриархом. Недаром он был последним из трех кандидатов намеченных собором. За Тихона стояли отчасти церковные либералы, но также не потому, что видели в его лице подходящую фигуру, а про­сто потому, что он казался приемлемым лицом, когда приходилось выбирать «меньшее из зол». Слабый, уступчи­вый характер Патриарха не давал надежд, что он сумеет справиться с трудной задачей «водительства» Церкви среди революционной бури. Поэтому собор постарался окружить его более энергичными помощниками, избрав в состав Синода наиболее боевых архиереев (проф. Титлинов «Цер­ковь во время революции», Петроград 1924, стр. 171).

Во время своего председательствования на Соборе, еще не будучи избран Патриархом, мит. Тихон уже показал в грозные дни октября свое мужество, что особенно было вид­но в посещении им занятого большевиками Кремля. «Ми­трополит шел совершенно спокойно, не обращая внимания на озверевших солдат, на его глазах расправлявшихся с «кадетами», и побывавший везде, где было нужно. Высота его духа для всех была очевидна» (Вестник № 15, стр. 57-70).

Из приведенных биографических данных можно сделать хотя бы предположительный вывод, что Пат. Тихон обладал мягким и добрым, и в то же время мужественным характером, был довольно талантливым администратором и пастырем. Но мы нигде не встречаем ему по­хвалы как сильному мыслителю, богослову, борцу за истину. Это же сказалось и в его патриаршей деятельности. В силу своего мужественного характера он явился как исповедник, но по недопониманию (какое в то время, надо ска­зать, было всеобщим) сущности воцарившейся силы, ее идеологии, он в трудных обстоятельствах признал за ней право называться законной властью.

Отношение Церкви и ее Собора к новой власти естест­венно было настороженным и даже враждебным. Однако члены Собора в своем преобладающем большинстве бы­ли явно не готовы дать надлежащее суждение о ней. Вот хотя бы взгляд на гражданскую власть, выработанный в форме постановления на первой сессии: «Пред лицом Цер­кви может оказаться всякая политическая форма, если толь­ко она исполнена христианским духом или по меньшей мере этого ищет. И, наоборот, противление этому духу, вся­кую государственную организацию превращает в царство «зверя». (Титлинов. Церковь во время революции, стр. 104). Уже в этих словах видно, что не успел еще у наших иерархов выработаться взгляд на «кесарево» и «антибожие». Почему для гражданской власти должен быть неотъемлемым «христианский дух»? Ведь подлинный кесарь должен по идее руководствоваться законами мира сего, у него и дух должен быть «кесарев», с него достаточно человечности, подлинной гуманности, а не то чтоб «христианского духа». И одно противление христианскому духу не может превра­тить царство «кесарево» в царство «зверя». Но и это суждение было бы уже достижением, если бы оно и дальше последовательно развивалось, и было возвещено народу, как определение Церкви. Однако оно на этом и останови­лось: и далее все смотрели на большевиков, как на «про­тивящихся христианскому духу», как на разбойников и го­нителей Церкви, а не как на силу планомерно готовящую Церковь к гибели. А ведь это они могли бы видеть хотя бы по их учению о социализме, которое нужно было бы пре­доставить на рассуждение Собора и голосом Церкви опро­вергнуть и публично осудить его. Но им тогда это было не­ясно.

Лишь с декабря 1917 г. стало наконец, видно: христианского духа придерживаются большевики или духа «зверя». Четвертого декабря вышло «положение о земельных комитетах», по которому монастырские и церковные земли объяв­лялись государственной собственностью. 11 декабря — постановление о народном просвещении, 18 — декрет о браке и гражданской метрикации, подготовлялся декрет об отделении Церкви от государства, с чем уже появились публикации в печати. И хотя декрет еще не вышел, а исполнение его на местах уже начало совершаться нетерпеливыми новыми властителями.

Митрополит Вениамин Петроградский, видя волнения народа, 10 января предупредил власти о грядущих последствиях, если действительно выйдет такой закон. 11 ян­варя вновь пришлось подать по тому же адресу постановление

«Братств приходских советов г. Петрограда» по поводу закрытия синодальной типографии, ибо в этом проявилось открытое гонение на Церковь. Вместо того, чтобы внять этим сигналам, 13 января в Александро-Невскую Лавру является вооруженный отряд для закрытия Лавры. Лавровские власти решительно отказались сдать Лавру. По этому поводу состоялось пастырско-мирянское собрание, на котором постановле­но поднять народ на защиту святынь. Но 19 января комис­сары вновь явились в Лавру. В Лавре ударили в набат, сбежался народ, и возбужденная толпа пробовала обезору­жить и удалить явившийся в лавру отряд» (Титлинов «Ц. во время револ.»). Это было первое военное столкновение между Церковью и большевистским режимом. 21 января в Лавре совершен крестный ход и был подан протест советской власти за совершенное вторжение в пределы Церкви.

Патриарх Тихон 19 января пишет свое первое послание. Патриарх анафематствует всех тех, кто совершает насилие и убийство, посягает на церковное имущество, оскверняет святыни и т. д., говорит о гонении, воздвигнутом на Церковь и призывает верных чад на защиту святынь.

Но в «Послании» опять же нет сущности коммунистов: в нем даже непонятно, о каких врагах идет речь; «Гонение воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины и стремятся к тому, чтобы погубить дело Хри­стово и вместо любви христианской всюду сеять семена злобы ненавистной и братоубийственной брани». Но могли ли вразумить коммунистов эти «обращения» и «послания»? Ленин на письмо мит. Вениамина от 10 января 1918 г. наложил резолюцию: «Очень прошу коллегию при комиссариате юстиции поспешить с разработкой декрета об отделении Церкви от Государства». А ведь мит. Вениамин приводил в этом письме веские доказательства вредности такого де­крета: и уже 23 января такой декрет вышел. В это время (20 янв.) уже возобновил свою сессию Собор. Патриарх в приветственной речи упомянул как об одной из важнейших задач для рассмотрения Собора — отношение Цер­кви к новым декретам государства. Теперь уже совсем стало ясно, кем является советская власть. Уже слышатся высказывания, указывающие прежние ошибки, с призывом исправиться. К примеру такие слова гр. Олсуфьева: «Мне казалось бы, что давно следовало бы принять меры отлучения. Необходимо было сейчас же взять священников и закрыть храмы. Говорят это относится к политике, к партийной борьбе, а мы политикой не занимаемся. Простите, Владыко, меня: мне грустно это, что тогда заговорили, когда лавры начали грабить. Но все же хорошо и то, что теперь заговорили».

Замечательную речь на этой сессии сказал прот. Владимир Востоков, из которой приведем несколько мест: «С этой кафедры, перед алтарем просветителя России, св. князя Владимира, свидетельствую священническою совестью, что русский народ обманут, и до сих пор ему никто не сказал полной правды. Здесь так много говорилось об ужасах, причиняемых стране большевизмом. Но что та­кое большевизм? Естественное логическое развитие социализма. Социализм — это антихристианское движение, в конечном счете дает большевизм, свое высшее развитие и порождает те совершенно противные началам христианского аскетизма явления, которые мы переживаем. Большевизм вырос на древе социализма. Он – яркий, зрелый плод социализма. … столкновение исторического поезда с пути произошло в конце февраля 1917 года, чему содействовала прежде всего еврейско-масонская всемирная организация, бросившая в массы лозунги социализма, лозунги призрачной свободы. …

К сожалению, социализм многие наши профессора и писатели рядили в красивые одежды, называя его похожим на христианство, и тем самым они вместе с агита­торами революции приводили непросвещенный народ в заблуждение. Отцы и братья! Каких же плодов вы ожидали от социализма, когда не только не боролись с ним, но и защищали иногда, или почти всегда робко молчали перед его заразой? Нам нужно служить Церкви верой, спасать страну от разрушительных течений, а для этого необходи­мо сказать правду народу немедленно: в чем заключа­ется социализм и к чему он приводит.

Кто не знал, что социализм явление противоположное христианству и что из волн его выявится свирепая морда антихриста? Кто не знал что организованная революция есть бунт и может ли она принести добрые плоды? Мы знали историческую идею, которая шестьсот лет растила могучую Россию. … Единственное спасение русского народа – православный русский мудрый царь. Только через избрание православного, мудрого, русского царя можно поставить Россию на путь добрый, исторический и восстановить добрый порядок. … социализм, призывающий будто бы к братству, есть явно антихристианское злое явление .. русский народ ныне стал игралищем еврейско-масонских организаций, за которыми виден уже антихрист в виде интернационального царя, что играя фальшивою свободою, он кует себе еврейско-масонское рабство.

Всем нам, начиная с Вашего Святейшества и кончая мною, последним членом собора, должно преклонить колена перед Богом, и просить, чтобы Он простил наше попустительство развитию в стране злых учений и насилия. Только после всенародного искреннего покаяния умирится и возродится страна. И Бог возвысить нам Свою милость и благодать. А если мы будем только анафематствовать без покаяния, без объявления правды народу, то нам скажут не без основания: И вы повинны в том, что привело страну к преступлению, за которое ныне раздается анафема, вы своим малодушием попустительствовали развитию зла и медлили называть факты и явления государственной жизни настоящими именами!

Все мы должны объединиться в одну христианскую се­мью под знаменем Св. Животворящего Креста и под руководством Святейшего Патриарха сказать, что социализм, призывающий будто бы к братству, есть явно антихристианское злое явление…

Если мы это скажем честно, открыто сейчас, то я не знаю, что будет с нами, но знаю, что будет тогда жива Россия» (Введенский, Церк. Патр. Тихона).

Чистоте мыслей Востокова, правильности его воззрений, и ревности его, только, пожалуй, можно удивляться.

Но прислушался ли собор к его голосу и издал ли в форме суждения Собора об отношении Церкви и христианина к социализму, к грядущему строительству его? К сожалению нам известна та атмосфера, какая царила на этом Соборе, и можно только предполагать, что большинство та­кое высказывание называло политиканством, а остальные признали предлагаемые меры малоэффективными. Церковь еще не переболела этой болезнью, еще не изучила сущность и силу своего противника в борьбе с ним, и потому была еще некомпетентна в этом вопросе. И Собор и Патриарх продолжали осуждать власть за гонения на Церковь, но о дьявольской сущности ее могли судить только гадательно, по внешним проявлениям. А сатанинская идея коммунизма не могла допустить дремоты, нерешительности и человечности своим «носителям».

«За выходом «декрета» об отделении Церкви от госу­дарства началось упорное исполнение его на местах. Собор же призвал народ к защите Церкви.

15 февраля 1918 г. вышло постановление Патр. и Синода с призывом пастырей стоять на страже св. Церкви, орга­низовать общество по защите святынь и церковного достояния. Это был один из разумнейших шагов главы Рус­ской Церкви. В одном Петрограде в короткое время во­шло в это общество по защите Русской Церкви около 60 тысяч человек. Вскоре коммунисты уже испытали на себе, что такое брать Церковь штурмом. В Ярославле отдельные попытки конфискации церковных зданий вызвали народное волнение, так что местная власть должна была объявить во­енное положение. Были столкновения с человеческими жерт­вами. В Воронеже попытки описать Митрофаньевский монастырь кончились избиением комиссара толпой и многолюд­ными церковными манифестациями. В Орле в результате первых шагов к осуществлению декрета вышло столкновение с перестрелкой. В Туле, назначенный вопреки распоряжению местной власти крестный ход 2 февраля закончился трагически: процессия попала (!?) под выстрелы. Было 13 чел. убитых и много раненых. В Харькове крестный ход тоже попал (!?) в перестрелку. Крестные ходы в Саратове, в Нижнем Новгороде, Орле, Вятке, Владимире и многих др. городах сопровождались столкновениями. В Пензе цер­ковное возбуждение приняло такие размеры, что местный совет забаррикадировался в надежном архиерейском (!?) доме» (Титл. Церк. во время рев.). Для христопродавцев — «освободителей» вроде Титлинова расстреливание мирных крестных ходов является «попаданием под выстрелы». И удивительно, что про 9 янв. — единичный случай — так долго помнят, а вот про эти «попадания» крестных ходов под выстрелы не помнят и их мало кто знает! А потом спра­шивается, от лица какого народа во всех насилиях дей­ствовала «народная власть», ведь и церковных бунтов и гражданских против большевиков несть числа. «Народ­ная власть», видите ли пришла к выводу, что только она может дать счастье народу, а к счастью по их воззрению, можно вести всех насильно, через уничтожение всякой свободы осчастливливаемых, и массовое кровопускание. Далее Титлинов пишет, что в уездных городах и селах столкновения были еще более яростными и потому что «аппарат» новой государственной власти еще не наладили, и было много анархических тенденций. Например, в Пошехонском уезде Ярославской губернии в связи с волнениями около церкви было арестовано около ста человек, некоторые были расстреляны, а другие преданы революционному суду. Здесь же у Титлинова были приведены и другие случаи «перегибов», как убийство Киевского митр. Владимира в ночь на 25 янв. 1918 г., множество арестов архиереев и священников, при которых были «случаи ненужного издевательства над арестованными, как например над Донским епископом Митрофаном». «… Всего зарегистрировано 1414 кровавых эксцессов» (Введенский. Ц.П.Т.).

Коммунисты теперь увидели, что Церковь насилием не принудишь, потому что христиане всегда способны проливать кровь в защиту веры и Церкви, а невинно пролитая кровь рождает новые силы, призывает к пополнению. Даже са­мая левая несоветская газета «Новая жизнь» М. Горького напечатала статью «Отбой», где доказывалось, что декрет об отделении Церкви от государства, оказался беспочвенным и преждевременным, и что авторам приходится от­ступать перед условиями русской действительности. (Титл.).

Но остановить человека может даже общество, а сата­нинскую «идею» остановить может, наверное, только Бог. Господь же попустил злу испытать мир. Так вот насилие над Церковью было по необходимости приостановлено, но на очередном съезде коммунисты издали «конституцию» и «инструкцию о порядке проведения декрета об отделении Церкви. В инструкции планировалось в двухмесячный срок (!) национализировать достояние Церкви, но увы! этой инструкции пришлось дождаться себе дополнения гораздо более запланированного, к тому же с явной сдачей многих позиций: 3 янв. к ней прибавилось разъяснение, что надлежит не закрывать, а передавать группам верующих на пользование. Закрывать их можно только в двух случаях: если не окажется желающих принять имущество, и если местный совдеп, отвечая «запросу трудящихся масс», рекви­зирует для общеполезных целей.

Тут же последовало много ограничений в действиях, да бы не озлоблять верующих. В общем-то это означает только смену тактики: это стало указанием местным властям не штурмовать Церковь, а брать хитростью, опираясь на закон. Под эту хитрую уловку подпадал каждый существующий храм на Руси: всегда можно придумать обще­полезную цель и собрать принудительно и лестью подписи «трудящихся масс». И это делалось повсеместно на протяжении всего времени. Но все же власти явно были вынуждены отступать, от открытой борьбы с Церковью. Особенно этой борьбе помешало контрреволюционное освободительное движение.

Но если отнять храмы было не так просто, то оказалось легче расправиться с монашеством — оплотом Православия: объявив монахов тунеядцами, они к 1921 г. закрыли 722 монастыря! На другие опоры Церкви открытый нажим произвели коммунисты лишь после победы над повстанческим движением.

Поводом для новых репрессий послужил голод в Поволжье, вызванный военной разрухой и неурожаем в 1921 году.

Интересно, как в данном случае проявилась сатанин­ская устремленность большевиков и позиция Патриарха и Церкви. «Тихон в начале осени выпустил воззвание к верующим, призывая их к пожертвованиям для голодающих, а духовенство — к содействию в этом направлении. За полгода было собрано по церквам всего около 9-ти млн. рублей — сумма далеко не ничтожная. Тем временем голод разрастался» (Титлинов. «Церк. во вр. рев.»). Для христопродавца типа Титлинова удивительно, что Патриарх за полгода не сдал коммунистам всю недограбленную ими Церковь! Куда же спрашивается пошли ценности хотя бы закрытых семисот монастырей? Именно так и ответили большевики на это воззвание Патриарху, что они и без его содействия найдут средства для помощи голодающим. Но Патриарх Тихон не послушал антирелигиозного диктатора и за его спиной согласовал вопрос с волжским отделом «помгол», и собрал, как и говорилось 9 млн. рублей — сумму далеко не ничтожную, и наконец 19 фев­раля «выпустил новое послание к верующим, в котором шел уже дальше простых сборов и пожертвований прихожан» (там же), — а именно, сдать в пользу голодающих драгоценные вещи «не имеющие богослужебного значения». Можно себе представить как это «понравилось» коммуни­стам, ведь ореол милосердного благодетеля, подлинного спасителя от голода одевает на себя Церковь, а не компартия. Поэтому: тут же следом, 23 февраля, Ленин издал декрет об изъятии церковного имущества в пользу голодающих. Зверь чуть не упустил случая вновь набро­ситься на Церковь!

Что же оставалось делать Патриарху? Патриарх Тихон обратился к Церкви с новым посланием обратного содержания при виде открытого посягательства врагов Церкви, на ее жизнеспособность. Он просит в послании верных чад Христовых защитить церковное достояние и святыни от кощунства и грабежа.

И февраль-март 1918 г. был повторен теперь в этих же месяцах 1922 года. Кровавый события произошли в Москве, Петрограде, Иваново-Вознесенске, Шуе, Старой Русе, Смоленске и других местах» — (Введ. Ц.П.Т.). Но на сей раз коммунисты не думали сдавать позиций, наоборот, торжественным маршем шли по намеченному плану разрушения Церкви. В данном случае, чем больше крови, чем страшней голод, тем лучше для них в победе их идей. Хлеб закупить для народа безусловно нашлось бы на что, но тогда не произошло бы такого удачного нападения на Церковь. А что до того, что голод унес сотни тысяч жизней и вызвал небывалое в истории людоедство, — то невелика беда: у «народной» власти в планы осчастливливания народа входит и такое! Для озверевшего маньяка, главное, — победа его идеи! Но грабеж и насилие над Церковью — не самоцель — это только прелюдия. Главное то, что Патриарх уже в тюрьме, и есть множество дру­гих, за что можно упрятать туда же: с особо ревностными есть возможность расправиться окончательно (мит. Вениамин и др.), и что всего важней, подыскалась мина, способная взорвать Церковь изнутри.

В самый разгар избиения Церкви, в ней всплыли наверх те «освободители»-реформаторы, ко­торые пытались активизировать свои силы еще в 1904-07 г., которые старались захватить власть еще вовремя Временного правительства. Но теперь в третий раз эта попытка ока­залась неудачной. Попытка создать «революционную церковь» производи­лась постоянно с первых дней революции, но большого успеха пока что не имела, ввиду отсутствия поддержки со сто­роны большевиков. Главные лидеры «союза демократического духовенства и мирян», основанного в 1917 г. создают еще и свои отдельные союзы. Свящ. Егоров организу­ет в 1919 г. союз «Религия в сочетании с жизнью». Свящ. Боярский в Колпине создает группу «друзей церковной реформации». Свящ. Калиновский пытается создать «Рабоче-крестьянскую христ.демокр. партию (Религиозн. и идеол. борь­ба М. 1974 г.). В 1921 г. свящ. Введенский создает «Петро­градскую группу прогрессивного духовенства». Все это сбо­рище сатанинское, начав метаться из одного обличья в другое с 1904 г., еще пока оставалось разрозненным в идее. И очень печально то, что Церковь до сего дня смот­рела на их происки сквозь пальцы. Даже хуже того: Патриарх благословил Калиновского на создание «раб.-крест, христ.-демок. партии» с крайне левой программой (Религ. и идеол. борьба). Это, между прочим, говорит о политико-богословской недальновидности патриарха.

Теперь, когда коммунисты объявили большой поход против Церкви, обвинив Церковь в антинародной поли­тике, в нежелании спасать голодающих, арестовав видных иерархов и в том числе Патриарха «за отказ на требования государства осудить карловчан и отказ в помощи голодающим» (там же) — христопродавцы «освободители» и предложили свои услуги: они решили перейти к делу. «12 мая 1922 г. группа, делегированная Петроградской инициативной организацией, в составе меня (Введенскаго), Белкова, Калиновского, Красницкого и Стадника была у патриарха Ти­хона на Троицком подворье» (Введен. Церк. Пат. Тихона) — в предварительном заключении. Здесь эти подкованные политиканы произвели моральный нажим на и без того измотанного старца, обвинив его причиной всех церковных бед, и потребовали у него указание на созыв Собора, устранения от управления Церковью и передачи власти кому-нибудь до созыва Собора (Церк. вед. № 10-11). 18 мая эта группа «освободителей» явилась к Патриарху вновь и насей раз потребовала ключи от патриаршей канцелярии (!) для передачи их его будущему заместителю и для приведения в порядок поступивших во время отсутствия его бумаг. На поданном ими заявлении патриарх наложил свою резолюцию: «Поручается поименованным ниже лицам, т. е., подписавшим заявление священникам, принять и передать Высокопреосв. Агафангелу по приезде его в Москву, синодские дела при участии секр. Нумерова». Но патриарх должен был дога­дываться, зная лично об убеждении и деятельности их, хотя бы через печать, что от этих протоиереев-революционеров ничего не приходится ожидать кроме захвата власти в Церкви. Однако он все же доверился им, что опять же говорит о его недальновидности: видно, он их революционность не считал погрешным и их замысел со­вершился.

«Тем не менее, пишет Патриарх, эту резолюцию они объявили актом передачи им церковной власти и, согласившись с еписк. (Антонином Грановским и Леонидом Скобеевымъ) образовали из себя так называемое высшее церковное управление» — (Послание от 15 июля 1923 г.) С этого момента открывается одна из самых мрачных страниц истории Русской Церкви. ВЦУ или «живая церковь» или «обновленческая церковь», как она именовала себя в разных случаях, сразу же показала свой коммунистический дух. Одним из первых деяний ее было отправление посольства во главе со свящ. Красоткиным к митр. Агафангелу с тем, чтобы склонить его подчиниться ВЦУ. И когда это сделать не удалось, а вместо того митр. Агафангел разослал ко всем архипастырям письмо, в котором призвал не подчиняться самозванцам, и при случае считать каждому свою епархию автокефальной, то ему пер­вому пришлось испытать на себе руку «живцов»: «вскоре он был арестован и сначала заключен в тюрьму ГПУ, а затем сослан по этапу в Пермский край» (Проф. Троицкий, «Что такое Живая Церковь»).

Всю их деятельность описать нет возможности, да и нет смысла, но надо отметить несколько данных, относя­щихся к их характеристике. Эта группа церковных узурпаторов действовала согласно с интересами большевиков, которые в апреле 1922 г. в заседании Совнаркома по предложению Троцкого, патриаршество решили упразднить (!!), а власть в Церкви передать «верующим» или точнее тем элементам среди духовенства и мирян, которые согласятся действовать по указке власти. (Что такое Жив. Церк.).

Эта «народная» власть в Церкви действовала теми же методами, как и «народная», названная «советами». Всякий епископ или священник, несогласный подчиниться ВЦУ, объявлялся контрреволюционером, и вскоре арестовывался чекистами. «Всюду епископы, не признавшие ВЦУ, были высланы или посажены в тюрьму. Только за один раз ВЦУ уволило 34 епископа, а к концу 1923 г. высланных епископов было уже 66 человек. Оставшимся было запрещено даже проповедовать против ВЦУ (наприм. постановл. Донского епарх. исполк. от 28/6-1922 г.). И, несмотря на то, что храмы «жи­вой церкви» выглядели мертвыми — были пустыми от прихожан, все же «к первому января 1927 г. она уже имела 64 епархии, 140 епископов (пускай хотя бы и женатых) 10.815 клириков и 6.245 приходов (Вестник Свящ. Собора Рос. Церкви, 1927 г.). Внутренне эта церковь неоднократно разделялась, хотя революционный дух оставался во всех ее частях. Так произошли три обновленческие церкви: «церков. возрождение» с еп. Антонином (Грановским) во главе, СОДАЦ — с Введенским и «живая церковь» — с еп. Евдокимом и прот. Красницким, потом разделивших ее на две «живые церкви».

Просуществовала эта церковь до сороковых годов, к какому времени пришлось и ей, несмотря на красную защит­ную окраску, разделить участь православного духовенства в советских лагерях, с той однако разницей, что подлин­но православные иерархи почти все остались там, а «живцы», через подписку о лояльности, что они делали еще и раньше, вышли на свободу и заняли служебные места в Русской Православной Церкви. Так обновленческий раскол кончил свое существование, духовенство его через покаяние верну­лось в церковь (МП), и большинство было принято в сущем сане.

Церковь же в лице своих достойных иерархов сразу же, начиная с послания митр. Агафангела, повела непримиримую борьбу с этим сборищем сатанинским. Многие показали себя достойными исповедниками, и были такие, что увенчались мученичеством. Но много нашлось и таких, которые, будучи по духу такими же «революционерами в рясах», вошли в этот раскол и рьяно отстаивали его разбойничью позицию. Правда из них нашлись иерархи, которые увидев перевес сил на стороне Патриарха, после выхода его из тюрьмы, нашли в себе силу и предусмотри­тельность вернуться к Патриарху Тихону.

До выхода Патриарха из заключения обновленцы успели собрать свой собор, который был временным их торжеством. Этот собор (29.4. 19 23 г.) полностью открывает их сущность. На заседании 3 мая они отменили анафему против советской власти, «которая одна во всем мире умеет осуществить идеалы царствия Божия», одобрили отделение Церкви от государства, отменили патриаршество, а Патриарха Тихона объявили «лишенным сана и монашества», одобрили введение женатого епископата и позволение второго брака клириков. 4 мая решено закрыть монастыри. 5-го постановили перейти с 12 июля на Григорианский стиль. 7-го мая были осуждены участники Карловацкого собора за антисоветские выступления. Наконец, 8 мая избрали свое коали­ционное управление от трех раскольничьих группировок.

Время после собора было моментом наибольшего успеха «живой церкви». Даже из московских сорока-сороков «патриарху остались верны всего четыре-пять церквей. Но скоро положение круто изменилось не в пользу «живой церкви». 26 июня 1923 г. Патриарх Тихон был освобожден из тюрьмы. 1 июля он, с согласия православного еписко­пата, опять взял в свои руки управление Русской Церковью. 15 июля он торжественно прочел с амвона Донского мо­настыря послание, где объявил, что заявление ВЦУ о передаче ему прав и обязанностей Патриарха Русской Церкви, не что иное, как «ложь и обман», что Антонин, Леонид, Введенский, Красницкий Калиновский и Волков овладели цер­ковной властью путем захвата самовольно, что незаконную власть они употребили не на созидание Церкви, а для того, чтобы сеять в ней семена пагубного раскола и преследовать верных своему долгу священнослужителей. Поэтому Патриарх провозглашает ничтожными все распоряжения ВЦУ, а все действия и таинства, совершенные отпавшими от Церкви епископами и священниками — безблагодатными.

Обновленцы еще могли влиять на народные массы, пребывавшие в неверии относительно мнений и положения Патриарха, но после такого выступления законного главы Церкви, стяжавшего к этому времени авторитет исповедника, верующий народ стал смотреть на них, как на разбойников. Начался массовый отход от «живой церкви».

Но ради этой борьбы патриарх Тихон пожертвовал очень многим: он был вынужден в тюрьме признать законной советскую власть, раскаяться в прежних выступлениях против нее. Дальнейшая деятельность Патриарха проходила в основном на домашнем аресте в Донском монастыре, и последние дни жизни с 12 янв. по 7 апреля в лечебнице на Остоженке.

Выступлений против советской власти больше не было, но и деятельности по укреплению ее — тоже. Атеистическая пе­чать, описывая деятельность Патр. Тихона после выхода его из тюрьмы, отмечает, что он не шел на соединение с живой церковью, и наоборот «воодушевленный некоторыми успехами в борьбе с реформаторами, не стал выполнять и обязательства, данные им в обращении к Верховному суду РСФСР. Не прибегая к открытым антисоветским актам, он однако, не отмежевывался от внешней и внутрен­ней контрреволюции: не предал церковному суду деятелей Карловацкого Синода, не принимал мер по отношению к церковникам, которые скомпрометировали себя сотрудничеством с контрреволюцией. Незадолго до смерти, он установил контакт с находившимися за рубежом отпрысками царской фамилии и группировками церковников, мечтавших о восстановлении в России династии Романовых (Рел. и идеол. борьба).

Но как же точно определить курс Патриарха Тихона? В одно время он анафематствует советскую власть, а в другое благословляет. В заграничной Русской Церкви (карловчане) считают, что их автономию Патр. Тихон благословил, а противники их утверждают, что другим указом запретил. И вообще, признающие советскую власть не за «кесаря», а за антибожие», как авторитет славят Патр. Тихона за его исповедничество, но то же самое делают, начиная от мит. Сергия (Страгородскаго) и по сей день сторонники «гибкой политики» в своем сотрудничестве с коммунистами, опираясь на признание советской власти.

Что же в его деяниях было подлинно вынужденным, подлинно искренним и что явилось плодом его человеческой слабости. Для ответа на поставленные вопросы нужно обратить внимание на послания Патриарха, на их внутренние мотивы и на условия, в каких они были написаны.

Деятельность Патр. Тихона во время его патриаршества можно разделить на два периода: до его тюремного заключения и после него. Первый период занят был борьбой с советским режимом за права Церкви, а второй — борь­бой с обновленчеством, в какую входило и примирение с советской властью. Отношение к заграничной эмигр. церкви совпадает также с этим периодом. Основные послания Патриарха располагаются в таком порядке:

19 янв. 1918 г. — послание с анафемой на большевиков,

15 февр. 1918 г. — воззвание с призывом защищать святыни;

5 марта 1918 г. — послание с протестом против невыгодного для России Брестского мира с Германией. (К этим же протестам нужно отнести заявление от лица Собора по поводу издания сов. властью несправедливых законов).

Затем следует послание от 26 июля 1918 г. ко всем чадам церкви с объявлением на 8 августа усиленного моления с покаянием для укрепления в дни страшных испытаний.

А испытания действительно были чем дальше, тем ужасней. Началась освободительная война, многие епархии оказались отрезанными от центра фронтами. Естественно, иерархи, оказавшиеся под властью большевиков были ра­ды освободительным войскам и встречали их с любо­вью. Известия же об этом приводили в ярость коммуни­стов по отношению к подвластному духовенству. Патриарх первый раз выступает с посланием, в котором он признает советскую власть за «кесаря». Он пишет: «Мы, служители Христовой Истины, подпали под подозрение у носителей современной власти в скрытой контрреволюции, направленной, якобы, к ниспровержению советского строя. Но мы с решительностью заявляем, что такие подозрения несправедливы: установление той или иной формы правления не дело церкви, а самого народа». Далее он призывает иерархов: «повинуйтесь всякому человеческому начальству в делах мирских» — (1 Петр. 11, 13), «не подавайте никаких поводов, оправдывающих подозрительность советской власти, подчиняйтесь и ее велениям, поскольку они не противоречат вере и благочестию, ибо Богу, по апостоль­скому же наставлению, «должно повиноваться более, чем людям» (Тихон. М., 8 окт.1919 г.). Это послание Патриарха еще раз доказывает, что он не видел в советской власти антихриста: на сей раз он пишет не в тюрьме, не под принуждением, и однако, уже в коммунистическом режиме признает гражданское установление — «кесаря».

20 ноября 1920 года Патриарх благословил на самоуправление, создавшееся (в мае 1920 г.) в Ставрополе, выс­шее Церковное Управление заграничных русских приходов, и затем, пройдя долгий путь с отступавшими освободи­тельными войсками через Новочеркасск, Крым, Констан­тинополь, обосновавшееся в Сремских Карловцах.

Последним дотюремным посланием патриарха было послание с призывом защищать церковное достояние в ответ на декрет об изъятии церковных ценностей. После этого тюремное заключение, длившееся больше года и суд, после — освобождение 26 июня 1923 г.

Во время тюремного заключения, конечно, не без основательного нажима чекистов, на который они, как мы знаем, более чем способны, Патриарх признает советскую власть законной, распускает заграничное ВЦУ под тем предлогом, что приходы управляемые этим центром, на­ходятся на территории западно-европейской епархии во главе с митр. Евлогием. Но в этом и сказывается и плохая осведомленность Патриарха о положении заграничных приходов, и вынужденность этого шага. Атеистическая литература, как уже упоминалось, проговаривается относительно такого отношения Патриарха к загран. ВЦУ: он дает обещание советскому суду предать «церковному суду деятелей Карловацкого Синода», но этого не сделал. Следовательно, у него не было собственного желания перечить заграничным братьям, и упразднение им заграничного ВЦУ во время тюремного заключения, есть плод большевистских устремлений, но не его воли. Признание советской власти патриархом, является также вынужденным: с одной стороны это­го требовали большевики, с другой желание оградить церковь от лишних нападок коммунистов и с третьей — иметь возможность бороться с обновленчеством.

Признание диктатуры атеистов за «кесаря» содержится у Патриарха в нескольких посланиях: от 25 сентября 1919 г., 28 июня, 1 июля и 28 июля 1923 г. и 7 апреля 1925 г. (завещание). Возможно есть и другие и возможно, некоторые из них недействительны. Характерной чертой этих посланий явля­ется признание большевистского режима законной властью, призыв повиноваться ему и раскаяние в прежних выступлениях против нее. Это ярко выражено в послании от июля 1923 г.

«Сознавая свою повинность перед советской властью, выразившуюся в ряде наших пассивных и активных антисоветских действий, как это сказано в обвинительном заключении Верховного суда, т. е. в сопротивлении Декрету об изъятии церк. ценностей в пользу голодающих, анафематствовании сов. власти, воззвание против Брестского мира и т. д., мы по долгу христианина и архипастыря, в сем каемся и скорбим о жертвах, получившихся в результате этой антисоветской политики, по существу виноваты не толь­ко мы, а и та среда, которая нас воспитала, и те заумные люди, которые толкали нас на эти действия с самого начала существования сов. власти. Как враги ее они стремились свергнуть ее через Церковь нашу, для чего и меня, как главу последней, старались использовать».

Безусловно, такое написать не мог христианин, убежденный в своих прежних убеждениях, т. е., не мог признать нормальным явление, достойное анафемы. Следовательно, в этом сказался или отступник, или искренне раскаявшийся в прежнем и благословляющий искренне то, что проклинал прежде. О Патриархе Тихон, взирая на данные его жизни, нельзя помыслить как об отступнике, следовательно остается признать последнее: он не понимал сущности коммунистического режима ни тогда, когда прокли­нал его, ни в момент благословения. Анафематствовал он большевиков вынужденно под давлением «заумных людей», а благословил по причине трудных обстоятельств и требования большевиков. И в том и в другом случае он одинаково ненавидел сов. власть и одновременно не видел в ней антихристианскую сущность. Все его выступления и анафемы были не против антихристовой идеи, не против «культа атеизма», воздвигаемого планомерно врагами всякой истины, а против грабителей и узурпаторов, возмутителей порядка. Предложение прот. В. Востокова издать от лица Собора разоблачающее послание о тлетворности учения социализма так и не последовало. И по всей вероятности, его тревоги и желания другими не разделялись на Соборе.

По дальнейшим же выступлениям Патриарха видно, что Патриарх Тихон и не склонен был поступаться в вопросах веры или в защите прав Церкви. Далее признания гражданской власти большевистского режима и повиновения ему в гражданском отношении он не шел. По всякому поводу он старался напомнить властям о незаконности низведения Церкви в бесправное и бедственное положение (что между прочим не делают его последние преемники, начиная с митр. Сергия, хотя в своей отступнической деятельности опираются на патр. Тихона). Так на требование правительства внести в церковное употребление новый стиль, он подает обширное заявление во ВЦИК, где в указание на одну из препятствующих этому причин, заявляет:

«Церковь в настоящее время переживает беспримерное внешнее потрясение. Она лишена материальных средств существования, окружена атмосферой подозрительности и вражды, десятки епископов и сотни священников и мирян без суда ссылаются, брошены в тюрьмы, влачимы с места на место. Православные епископы, назначенные нами, или не допускаются в свои епархии, или изгоняются из них при первом появлении или арестовываются. Центральное управление Правосл. Церковью дезорганизовано, так как учрежде­ния, состоящие при Патриархе Российском не зарегистрирова­ны и даже канцелярия и архив их опечатаны и недоступны, церкви закрываются, обращаются в клубы и кинематографы, или отбираются у правосл. приходов для незначительного числа обновлен. групп, духовенство обложено непосильны­ми налогами, терпит всевозможные стеснения в жилище, и дети его изгоняются со службы и из учебных заведений, потому только, что их отцы служат в Церкви. При таких условиях произвести еще внутреннее потрясение (через введение нового стиля) в лоне самой Церкви, вызвать смуту и в добавление к расколу слева еще раскол справа канонически незакономерным, неосмотрительным и насильственным распоряжением, — было бы тяжким грехом пред Богом и людьми со стороны того, на кого Промыслом Божиим возложен тяжкий крест управления Церковью и заботы об ее благе в наши дни» — (Заявление во ВЦИК 30 сент. 1924 г.).

Уже через это видно, насколько Патриарх заботился о благе Церкви, боролся за свободу и права ее. И ошибку его в признании сов. власти нужно отнести не к слабости его ха­рактера и не к «склонности к гибкости» — хитрячески со способностью поступиться принципами, — а только по не­допониманию сущности коммунизма.

Совсем другое видим мы в поддельном завещании, приписываемом Патриарху, каким руководствуются его преемники-отступники. На знамени христопродавческой деятельности митр. Сергия и всех его последователей записано благословение, будто бы содержащееся в завещании п. Тихона: «Быть искренним по отношению к сов. власти, и работать на общее благо, осуждая всякую агитацию — явную и тайную — против нового государственного строя — (Рус. Прав. Цер., Моск. Патр., 1958 г.).

Но как же мы должны рассматривать само это «завещание»?

В первую очередь бросается в глаза то, что сам дух и слог «завещания» не Патриарха Тихона. Также он сам не мог придумать такие чисто чекистские способы, как допустим, такое, указанное в этом завещании слово: «Призываем и церковно-приходские общины и особенно их ис­полнительные органы не допускать никаких поползновений неблагонамеренных людей в сторону антиправительствен­ной деятельности, не питать надежд на возвращение монархического строя, и убедиться в том, что советская власть — действительно народная Рабоче-крестьянская власть, и по­тому прочная и непоколебимая. Мы призываем выбирать в церковно-приходские советы людей достойных, честных и преданных Православной Церкви, не политиканствующих, и искренно расположенных к советской власти» (7 апреля 1925 г. Патр. Тихон).

И если даже мы не будем касаться содержания этого «завещания», то сама дата под ним насторожит всякого: 7 апреля/25 марта ст. ст.). Патриарх не успел бы даже и ознакомиться с поданным ему текстом, чтобы подписать его, так как он находился с вечера в тяжелом состоя­нии и скончался в 12 часов ночи с 6-го на 7-ое апреля. Если же он написал текст сам накануне и подписал завтрашним числом, то в таком случае возникает новое сомнение: насколько же авторитетно такое завещание, кото­рое написано в предсмертном тяжелом состоянии. К то­му же возникают такие предположения: что он или совершил иудин грех, написав или подписав такое заявление и тут же наказан смертью, или его принудили подпи­сать и ускорили его смерть (нервным потрясением или ядом). Такое же предположение как то, что он совершил этим последнее благодеяние и как святой взят сразу в иной мир — совершенно отпадает. Скорее можно согла­ситься с таким: ему подали сфабрикованную фальшивку и он наверняка отказался подписать ее, и это-то могло ус­корить его смерть или от руки палачей, или от нервного потрясения, или вообще Господь на этом последнем испытании закончил его страдания.

Так что это «завещание» и изнутри и извне исполнено скрытой ложью и коварством. И этим-то документом руководствовался митр. Сергий (Страгородский) и после него - духовенство, взявшее на вооружение его «новую политику».

Взять за руководство это «завещание» в любом случае преступление: во-первых, оно явно поддельное, сфабрикован­ное врагами Церкви, и во-вторых, оно даже если и настоя­щее, имеет антицерковную направленность, ибо призывает Церковь к отказу от свободы, к травле борцов за сво­боду ее, и в таком случае заслуживает осуждение. Во всех случаях это «завещание» лживо. И вообще, — признание сов. власти, диктатуры «атеизма» — законной — явля­ется высшей ложью, отступничеством, поклонением зверю. Ссылка на авторитет Патриарха, признавшего советскую власть является погребным явлением, несправедливым и неправославным: мы отвергаем непогрешимость папы и однако повторяем это своей верой в его земной авторитет, принимая без должной проверки все его решения. Известна только одна личность, которая утеряла любовь и доверие через это деяние к Патриарху — это архиеп. Феодор, настоя­тель Донского монастыря.

2. Воцарение блудницы в лице Митрополита Сергия и его сподвижников.

Другой явной ошибкой, вкравшейся в церковную деятельность П. Тихона, является способ передачи патриаршей власти, который стал официально признан каноническим [1].

Даже в годы острой борьбы за власть в Церкви проскальзывает такое положение, что «искатели» власти опираются на определения Собора 1917-18 г. о замещении патриаршего престола, определения которых они сами не знают. И по сей день эти постановления стараются не оглашать. В исторических сведениях о вступлении мит. Петра в обязанность патр. местоблюстителя и мит. Сергия в должность зам. патр. местоблюстителя по завещанию предшественников, говорится просто, что Собор предусмотрел будущие тяжелые обстоятельства и дал право Патриарху назначать себе заместителей на случай отсутствия кандидатов в местоблюстители; текст же из постановления не приводится: видимо подробности этого постановления могут открыть нежелательную правду о сознательно допущенных ошибках. Потом нужно не забывать и того, что завещания писались иерархами под гнетом большевиков, и даже после не могли бы быть опровергнуты против их воли.

Мы не можем себе представить то духовное состояние, те обстоятельства, в каких Патр. Тихон писал свое завещание в лечебнице на Остоженке. Несколько подозрительным становится то, что Патр. указывает в завещании иерархов, посаженных на неопределенный срок в тюрьму. Один из них оставался на свободе — митр. Петр Крутицкий. Лечивший врач Э. Бакунина кое-что упоминает об этом иерархе: «Петра Крутицкого Патриарх, видимо, не очень долюбливал, хоть в приеме ему никогда не отказывал. Это был высокий, тучный и довольно неприятный в обращении (пышноволосый) человек. Говорили, что Патриарх недолюбливал его за то, что он слишком настойчиво добивался перед ним поста московского митрополита и почти вынудил его назначение. Келейник патриарха впускал часто митр. Петра Крутицкого без разрешения как и других архиереев. Бороться с этим нарушением предписанного режима было очень трудно, сам же Патриарх не протестовал и не жаловался» («Вестник» № 115). «И наблюдения и исследования показали, что в состоянии его здоровья произошло ухудшение и значительно плохая деятельность почек, постоянная усталость и недомогание. Особенно плохо он почувствовал себя после открытия заседания Синода, откуда он вернулся поздно вечером. Как нам рассказывали, на Патриарха угнетающе подействовала создавшаяся там обстановка. Он почувствовал себя совершенно одиноким, так как всех близких ему людей, на которых он надеялся опереться, своевременно удалили из Москвы» (там же).

«Так как Патриарх продолжал жаловаться на горло, мы вторично созвали консилиум спец. врачей, впрочем, все врачи подтвердили, что в этой области ничего опасно серьезного нет. Этот консилиум состоялся 6 апр. вечером, в день смерти Патриарха. Узнав о предстоящем консилиуме, к Патриарху пришел митр. Петр Крутицкий. Келейник пустил его, но так как митрополит долго не уходил, и о чем-то горячо спорил с патриархом, то келейник вызвал меня и сказал, что Патриарх взволнован, страшно утомлен беседой и чувствует себя плохо. Чтобы прекратить это, я пошла к больному и у его дверей встретила митр. Петра, спешно выходившего с какими-то бумагами» (там же).

«Вскоре после смерти Патриарха было опубликовано в газетах его известное завещание. Решительно никто в Москве не хотел поверить, что Патриарх его подписал добровольно и собственноручно; текст был писан не им, но на подлинности подписи газеты настаивали. Странно было то, что в одной газете при подписи стояла пометка «Донской монастырь», а в другой «Остоженка».

В завещании Патр. Тихон назначал своим заместителем Петра Крутицкого. Как-то невольно вспомнилась бумага, которую митр. Петр вынес из комнаты Патриарха за два часа до последнего рокового припадка, окончившего жизнь Патриарха» («Последние новости» № 3442: 14-9, 1930 г.)

Безусловно, полностью согласиться с подозрениями врача нельзя, но, однако, это все же проливает какой-то свет на личность первоиерарха, сыгравшего позднее немаловажную роль в истории Русской Церкви. Вопреки всем подозрениям, митр. Петр во время своего местоблюстительства и, видимо, до конца своей жизни, держался непоколебимым исповедником: он не согласился на соединение с обновленцами, чем и вызвал гнев большевиков, замучивших его в тюрьме. Однако, о его склонности к властолюбию указывает другое историческое повествование: иг. Иоанн (Снычев), описывая историю григорианского раскола в своей магистерской работе, указывает на одну из основных причин, подтолкнувшей еп. Григория (Яцковского) и его единомышленников, к расколу, которой является восьмимесячное единоличное управление митр. Петром Церковью, нежелание собрать Собор и избрать Синод. «В послании григориан ко всем верным Св. Прав. Церкви ясно отмечено, что Церковь, лишенная на пути своих испытаний руководительства Свят. Патриарха Тихона, ведомая лишь личной волею митр. Петра, она как бы вернулась к самым темным временам своего бытия. Вся воля Святой Церкви как бы затмилась единою человеческою волею («Правосл. Церков. Календарь на 1927 г., иг. Иоанн. Оппозиции митр. Сергию, ч. 1, Куйбышев, 1962 стр. 6).

В объяснительной записке к посланию от 12 мая 1927 года Малого Собора епископов или Врем. Высш. Церк. Совета тех же «григориан» указывается тот же недостаток, имевший место в правлении митр. Петра: «После смерти Свят. Патриарха, епископы, собравшиеся на его погребение (воспоминания митрополита Елевферия) свыше 50-ти, избрали Патриаршим Местоблюстителем, согласно его завещанию, Крутицкого митр. Петра. Согласно с сущностью Православия и во исполнение завещания Святейшего Патриарха Тихона, Высокопреосв. Петр должен был организовать сам из новых архиереев врем. Синод для Поместной Церкви или оставить старый состав епископов. Но м. Петр этого не сделал и в дальнейшем прямо заявил, что управлять Церковью он будет единолично, что и проводил систематически с 25 марта (7 апр.) по декабрь месяц. Это совершенно небывалое явление в Православной Церкви, и привело оно к новым большим потрясениям. В то же время митр. Петр совершенно не желал поднимать вопрос о Соборе» (там же).

«Архиепископ Григорий, епископ Борис (Рукин) и епископ Иннокентий (Бусыгин), видя эту ошибку митр. Петра и предвидя недоброе через газетную кампанию большевиков по обвинению митр. Петра, решили лично побеседовать с патриаршим местоблюстителем. Беседа произвела положительное впечатление и митр. Петр согласился на созыв Собора, обещал составить декларацию и сообщить ее епископам. Однако, исполнить свое обещание митр. Петр уже не мог» (там же стр. 10).

Это желание управлять лично без Синода, или вернее, не так уже желание, сколько необходимость, вызванная гонением со стороны большевиков, привело к тому, что после ареста митр. Петра 10-го дек. 1925 г. в Церкви канонически предусмотренного главы не оказалось. Некоторое время Церковь пребывала без управления, а потом открылись сразу два центра управления примерно с одинаковыми, и в то же время сомнительными правами. Об аресте митр. Петра в первую очередь безусловно узнали епископы, пребывающие по разным причинам в Москве. И они-то оказались основателями церковного раскола, получившего название по имени возглавителя архиепископа Григория «григорианским». В количестве 10 епископов они собрались в Донской монастырь 22 дек., совершили здесь панихиду на могиле почившего Патриарха Тихона, и здесь же открыли совещание по решению вопроса по управлению Церковью. На совещании было решено учредить временный Церковный Совет, который бы занимался текущими делами и особенно подготовкой к созыву Собора (ведь не могут же 10 епископов избрать главу без ведома всего епископата). Казалось бы, получилось куда лучше, но, однако, или ввиду попущения торжествовать темным силам, или по причине еще не открытых миру темных замыслов самих организаторов данного совещания, но этим благим планам не дано было свершиться.

14 января 1926 года, после того, как было всюду распространено послание Малого Собора (10 епископов) о созыве епископского Собора, после того, как Врем. Высший Церковный Совет был зарегистрирован властью, их оповестил доселе неизвестный «канонический» глава Церкви митр. Сергий (Страгородский). Правда, митр. Елевферий, ревностный сторонник митр. Сергия, в пылу полемики делает голословное открытие спустя десять лет, что «митр. Сергий, получив деяние митр. Петра о заместительстве его, как местоблюстителя, хотя и был в полусвободном состоянии, живя в Нижегородском монастыре без права выхода из него, все-таки стал давать возможные административные распоряжения и первее всего, через Московского викария, уведомил епископат Церкви о своем назначении и получил уже сведения, что оно принято на местах спокойно» — (Митр. Елевферий, Соборность Церкви, стр. 197). Но имя Московского викария и воспринявших уведомление епископов осталось для истории навсегда тайной. Во всяком случае, 10 епископов, собравшихся в Донском монастыре, утверждают в своем послании, что известий о замещении патриаршей кафедры не имеют. Не проговариваются об этом и вернувшиеся из григорианства, хотя им таить этого было незачем, а митр. Сергий употребил бы это с успехом против григориан.

В данном случае мы можем не соглашаться с устремлениями и убеждениями этих 10 епископов, хотя бы в том, что одним из их желаний было сдружить Церковь с атеистическим государством. Возможно и то, что их замыслы были действительно, раскольничьими, ибо они ратовали за «коллегиальное управление» и даже может и такое быть, что они могли каким-то образом знать о вступлении по завещанию митр. Сергия в управление Церковью, и в то же время, признавая это неканоническим, сославшись на незнание, подготавливать созыв Собора для избрания канонического главы — все же их устремления в данном случае более приемлемы и более каноничны, чем получение власти чрез волю одного человека, к тому же находящимся в «полусвободном положении». Если эти 10 епископов ратовали не за свою именно власть, а за избрание на соборе канонического главы, то естественно, их раскольниками назвать трудно в данном случае. Собор, созванный их стараниями, все же привел бы к каноническому порядку, как, допустим, собор 1917-18 гг., организованный трудами «освободителей». Старания же митр. Сергия, как увидим дальше, были направлены на получение власти именно себе.

Так вот, получив послание митр. Сергия о уведомлении их о его постановлении (но не избрании) главою Церкви, они от лица 10 епископов не дерзнули предать его анафеме, а просто пригласили его в Патриархию для компромиссного решения в создавшемся положении. Митр. Сергий же, будучи «канонической» главой, поступил также «канонически»: от своего лично лица вместо ответа всех этих 10 епископов лишает кафедр и налагает на них запрещение в священнослужении.

Это деяние «канонического» главы поставило 10 епископов в безвыходное положение: покаяться перед ним они не могли, так как и сами были не виновны и его не могли считать правым, выждать дальнейшего, оставаясь запрещенными, тоже не могли. Оставалось только обратиться к митр. Петру за разъяснением и содействием в данном положении, что они и сделали, послав свою депутацию к митр. Петру в тюрьму. Митрополит, выслушав их, согласился передать временно до Собора, власть коллегии, в которую был включен и архиеп. Григорий, но уже не вошел митр. Сергий. Итак, одно неканоническое деяние наслаивается на другое! Теперь спрашивается: какая же глава Церкви — каноническая? Митр. Сергий, теперь отвергнутый, но настаивающий на своих правах, или Малый Собор епископов, теперь получивший права тем же путем, хотя бы через введение его председателя в «коллегию»?

Относительно 10 епископов, собравшихся на опустевшем пепелище Патриархии, не касаясь других сторон их устремлений, нужно сказать, что вступление их в управление Церковью с решением срочного созыва Собора является вполне каноничным поступком. То, что они выхлопотали создание «коллегии» является деянием неканоничным, но, однако, с их стороны это было вынужденным, к тому же неканоничность этого явления проистекала больше со стороны митр. Петра.

Что же сказать о вступлении в управление Церковью митр. Сергия через личное, к тому же ни с кем не согласованное постановление?

Во-первых, его извещение о его несогласном постановлении главой можно и не принимать на веру, хотя бы только потому, что он уже однажды извещал мир посланием о каноничности ВЦУ обновленцев, в котором он в то время состоял: «Рассмотрев платформу ВЦУ и каноничную законность управления, заявляем, что целиком разделяем мероприятия ВЦУ, считаем его единственной канонической, законной, верховной церковной властью и все распоряжения, исходящие от него, вполне законными и обязательными. Мы призываем последовать нашему примеру всех истинных пастырей и верующих сынов церкви!»

16-20 июня 1922 г.

(Первая подпись под воззванием принадлежит родоначальнику РЦП митр. Сергию, который не только во многом поддерживал обновленцев, но и вошел в состав ВЦУ)» («Религиозная и идеолог. борьба» М., 1974 г., стр. 116).

Во-вторых, Церковь не должна допускать до высших постов, тем более до должности первоиерарха, человека, показавшего неустойчивость своих убеждений, неверность Церкви, который больше года был в органе управления «сборища сатанинского» [2]. К тому же, после его возвращения оттуда прошло не многим более двух лет — срок не достаточный для уверенности в его устойчивости.

В-третьих, сам способ передачи власти из рук в руки является неканоническим. Митр. Петр не имел права оставаться местоблюстителем, находясь в тюремном заключении и иметь лишь заместителя, который бы был проводником только его воли. К тому же его заместитель сразу же показал, что он вступил в управление Церковью не как заместитель — проводник воли заключенного местоблюстителя, а как полновластный глава Церкви: на такое дерзнуть, как запретить сразу 10 еп. без надлежащего разбора, не только глава Церкви с Синодом, избранные Собором, но и сам Собор не дерзнул бы, а сначала занялся бы расследованием дела. Это уже показывает, что м. Сергий воспринял законным получение власти со всеми ее полномочиями из рук в руки чрез завещание без ведома и согласия на то остального епископата. Уже то, что 10 епископов оказались несогласными, должно бы его остановить от вступления в управление до решения об этом Собора. Ему достаточно было вспомнить хотя бы 23-е правило Антиохийского Собора, гласящее: «Епископу не позволяется вместо себя поставлять другого в преемника себе, хотя бы он был и при конце жизни; если же что таковое соделано будет, то поставление да будет недействительно. Но да соблюдается постановление церковное, определяющее, что епископа должно поставлять не иначе, как с Собором и по суду епископов, имеющих власть произвести достойного, по кончине преставльшегося».

Погрешил против этого определения и митр. Петр не в меньшей степени, назначая себе «преемника».

Завещание Патр. Тихона не могло признаваться как приказ, но как предложение епископату для избрания местоблюстителя на время, до созыва Собора. К тому же еще и в подлинности его сомневались. Но митр. Петр был утвержден в должности местоблюстителя единогласным решением 59 епископов (см. митр. Елевферий. «Соборн. Церкви», стр. 209) нашедших возможность приехать на похороны Патриарха. Это единогласное согласие с предложением Патриарха в завещании такого числа иерархов без единого противоречия было равносильно избранию на Соборе.

Но какое каноническое значение приписывать завещанию местоблюстителя митр. Петра о назначении такого «заместителя», который по получении власти никогда не считал себя его «заместителем», а полноправным главой Церкви — его преемником? К тому же, в таком же порядке далее проводилась и отмена этого «завещания» неоднократно: митр. Петр из тюрьмы после передает власть «коллегии», потом таким же образом митр. Агафангелу, и наконец, снова власть оставляет за собой, а заместительство за митр. Сергием, сам далеко уезжая в Сибирь в тюрьму, из которой даже нет надежды вернуться. И все это неканонично.

Право на замещение Патриарха было предусмотрено Собором 1917-18 года. «В случае кончины Патриарха или нахождения его под арестом или в отпуску — его место в Священном Синоде и Высшем Церковном Совете заступает старейший из присутствующих в Синоде иерархов». (Определение Собора от 8 дек. 1917 г., пункт 8). «В соединенном присутствии под председательством того же старейшего иерарха члены Свящ. Синода и Церк. Совета тайным голосованием избирают местоблюстителя из среды присутствующих членов Синода, причем избранным считается получивший более половины избирательных голосов» (от 28 июля 18 г. п. 3). «Местоблюститель патриаршего престола избирается на время междупатриаршества» — (там же, п. 1). «Время это ограничивается 3-хмесячным сроком» (от 31 июля 18 г.). В этот срок местоблюститель обязан собрать собор, для избирания нового патриарха.

И вот, мы уже видим ряд канонических отступлений. Митр. Петр местоблюстительствует не 3, а 8 месяцев, и не только не созывает Собор, но не имеет даже Синода. Следовательно, канонически запрещать «старейшего из присутствующих в Синоде не приходится» и новое отступление: постановление через завещание. К тому же эта личная передача власти повторяется несколько раз. Затем оставление за собой власти и заместительства за своим ставленником в то время, когда осужден и посажен в тюрьму за тысячи километров от центра управления, он вообще не имел права, о чем говорит и вышеприведенное определение Собора (от 8 дек. 1917 г., п. 8). И наконец, выбор митр. Сергия в заместители и беззаконен (после его отступничества) и говорит о духовной близорукости избравшего. Вот к примеру еп. Виктор (Островидовъ) пишет:

«Или вы думаете, что Сергий лучше Антонина (Грановского)? Его заблуждения о церкви и о спасении в ней человека, мне были ясны еще в 1911 году, и я писал о нем в старообрядческом журнале, что придет время, и он потрясет Церковь. Так оно и вышло» (послание еп. Авраамию от 15 янв. 1928 г.).

Это мог бы видеть и митр. Петр, хотя бы по легкому переходу в обновленчество и обратно. Но митр. Петр оставляет целых два завещания от 5 дек. 25 года. В первом указывает трех кандидатов на должность заместителя и первый из них митр. Сергий, а за ним митр. Михаил и митр. Иосиф. Во втором он указывает четверых на должность местоблюстителя: митр. Кирилла, митр. Агафангела, митр. Арсения и митр. Сергия. Но о втором завещании мир узнает от Сергия только тогда, когда умерли митр. Агафангел и Арсений, а митр. Кирилла он заранее запретил в священнослужении за непризнание его новой политики (см. митр. Елевферий, Собор. Церк. стр. 213). Все это довольно темно.

Но пускай бы и сомнительным и не совсем каноничным путем был поставлен главой церкви иерарх, но чтобы это был действительно христианин. Но этот вопрос еще сомнительней.

Мало того, что митр. Сергий был «освободитель» по убеждению, что нашел для себя родственными устремления обновленцев, так еще теперь показал себя упорным борцом за престол первоиерарха. Уже через это можно было бы узреть недоброе. Вместо ответа на приглашение 10 епископов приехать в Патриархию для поисков выхода из создавшегося положения, он всех их запрещает в служении. А чем же занимается он сам? Срочным рукоположением других епископов. После же извещения его о том, что митр. Петр передал власть коллегии епископов, он не сложил с себя полномочий, но «под арестом» он прибыл в Москву и из Лубянки написал письмо местоблюстителю, в котором пояснил ему, почему он не подчинился его резолюции от 1 февр. 1926 г. (там же, стр. 198). И хотя ответа на его письмо от митр. Петра не последовало, он вместо того, чтобы подчиниться решению местоблюстителя, «письменно и устно через своих приближенных оповещал российский епископат, духовенство и простых верующих о всем том, что было допущено (1) со стороны архиепископа Григория и его единомышленников» (иг. Иоанн Оппозиция митр. Сергию, ч. 1, стр. 59). В это же время продолжает поставлять новых епископов (к примеру еп. Евгений Кобранов (27 марта). И наконец, он собрал за это время подписи 24 единомышленников в свою защиту. (Бывших, но вернувшихся обновленцев) и рукоположенных им епископов, и от лица их продолжал «управлять» Церковью.

Но утеряв законность (хотя и без того сомнительную) своего воцарения первый раз, митр. Сергий был вынужден это сделать вновь.

Из ссылки возвращался митр. Агафангел, некогда (1922 г.) получивший от Патриарха Тихона право на заместительство, затем по завещанию вторым на право местоблюстительства также от Патриарха, и если бы Сергий открыл миру второе завещание митр. Петра о замещении местоблюстительства, где он является вторым, а митр. Сергий — четвертым и наконец, как старейший из Синода, он предъявил права на возглавления Церкви при виде безвластия в ней. 18 апр. 1926 г. он еще на пути из ссылки обратился с посланием ко всей Церкви о том, что он вступает в законные права по управлению Церковью.

Григорианский ВЦС, считая себя единственным каноническим центром управления, но временным, с радостью ожидал митр. Агафангела, готовясь передать ему дела по управлению (что можно видеть по их собору от 3 июня). Позднее они просили митр. Агафангела занять власть в Церкви. И еще гораздо позднее, по отказе митр. Агафангела от власти, получили осуждение от митр. Петра и оказались в висячем положении, или вернее, в вынужденном расколе.

Но как же встретил нового претендента на высшую власть митр. Сергий? Ведь митр. Агафангел имел полные права на патриарший престол, и надо сказать, вступал на него не по желанию, но по долгу, чувствуя себя обязанным это сделать ради блага Церкви, находящейся в бедственном положении. Только одно было против — местоблюститель, хотя и в тюрьме, но здравствовавший. Этим-то и поспешил воспользоваться митр. Сергий. Он уже не мог думать о том, что митр. Петр не вправе оставлять за собою местоблюстительство, находясь в тюрьме. Он знал только одно: появился новый и довольно сильный претендент на власть. Поэтому митр. Сергий незамедлительно пишет письмо к митр. Петру об этом. Митр. Елевферий указывает на то, что будто бы митр. Петр ответил митр. Сергию посланием от 23 апр. о том, что он против передачи власти. Но однако, со слов посланий самого митр. Петра видно, что такого не было: ни о каком послании митр. Сергию он в это время не упоминает. События же развивались в таком порядке:

18 апр. митр. Агафангел послал послание к членам Церкви о вступлении в должность местоблюстителя Патриарха;

22 апреля митр. Сергий известил письмом об этом митрополита Петра.

26 апр. митр. Агафангел извещает митр. Сергия о решении занять должность местоблюстителя.

30 апр. митр. Сергий отвечает ему отказом признавать его местоблюстителем.

Митр. Агафангел не мог понять причину его противления и решил убедить его в личной беседе. Поэтому 13 мая состоялась встреча в Нижнем Новгороде этих двух иерархов. Однако, эта беседа не привела к полному решению вопроса. «Митр. Сергий упросил митр. Агафангела отсрочить свое вступление в управление до окончания дела митр. Петра» (Оппоз. митр. Сергию, кн. 1 стр. 165), т. е., до ответа от митр. Петра.

Но вскоре митр. Сергий передумал и 16 мая написал письмо к митр. Агафангелу, в котором извещал его о своем отказе признавать за ним право на местоблюстительство, и готов признать лишь в случае отказа от этих прав митр. Петра. Собственно, он еще надеялся на то, что митр. Петр откажет митр. Агафангелу. Если бы действительно он имел упоминаемое письмо от 23, то, безусловно, сослался бы на него.

Митр. Агафангел через телеграф 21 мая послал ответ с упреком в необоснованном упорстве.

Но ответ 23 мая митр. Агафангелу пришлось получить уже почти как приговор себе от митр. Сергия, за спиной которого, оказывается, стоит уже 26 епископов. Однако, согласия этих епископов он добивался позднее, уполномочив на это еп. Серафима Рыбинского. В письме приказывалось митр. Агафангелу не претендовать на власть, «в противном случае он (митр. Сергий) вынужден будет применить к нему канонические меры прещения — устранить его от управления Ярославской епархией и передать оное архиеп. Угличскому Серафиму (Самойловичу)» (168).

24 мая митр. Агафангел телеграфом сообщил о своем согласии воздержаться от вступления в права местоблюстителя и ради церковного мира готов отказаться от этих прав.

Но митр. Сергий уже не мог остановиться: он пишет послание от 24 мая к каким-то епископам в Москве с запросом совета подсказать: какие меры прещения применить к митр. Агафангелу; это послание получает сначала еп. Алексий Серпуховский, потом пересылает его еп. Серафиму Рыбинскому, а последний уже собирает подписи на это послание.

В это время 31 мая — митр. Агафангел получает от митр. Петра письмо с просьбой занять престол местоблюстителя. С этой новой поддержкой своих прав митр. Агафангел, письменно известив митр. Сергия, просил его приехать в Москву. Но митр. Сергий не отвечал и не приезжал. Он продолжал ткать свои сети, делая теперь упор на то, что митр. Петр не имеет права делать указания из тюрьмы, хотя, по его лживым доводам, он может оставаться местоблюстителем в тюрьме, отдав руководство ему — митр. Сергию — своему заместителю, без права давать ему указания. Про второе завещание митр. Петра от 5 дек., где указан митр. Агафангел вторым по замещению местоблюстительства, а митр. Сергий — четвертым, находившееся у последнего, в этот яростный момент борьбы, конечно, никому не приходило в голову.

Тогда митр. Агафангел четвертого июня послал копию письма митр. Петра и известил в письме, что «с 1 июня принял канцелярию Патриаршего местоблюстительства». Митр. Сергий упорно молчал, готовя за его спиной ему яму.

И тут совершилось самое невероятное: митр. Агафангел, вдруг 8 июня, предъявляет сов. власти свой отказ от местоблюстительства.

9 июня митр. Петр посылает повторное послание митр. Агафангелу с просьбой принять местоблюстительство, хотя в нем не упоминается об отказе, сделанном перед властями митр. Агафангелом. 12 июня митр. Агафангел извещает митр. Петра о сделанном им отказе, а 17 июня получает послание от митр. Сергия, конечно, не с признанием за ним власти, а с приговором личного суда над ним:

«Согласно мнению большинства (?) Преосвященных Архипастырей, митр. Агафангел, впредь до решения дела суда архиереев, должен быть устранен от управления Ярославской епархией; в случае же дальнейшего противления подлежит запрещению в священнослужении… Предложить еще раз митр. Агафангелу в недельный срок по получении сего письма заявить о своем отказе от незаконных притязаний на местоблюстительство. При неисполнении сего требования митр. Агафангел будет подвергнут запрещению».

(Наверное, читатель скажет: что за омерзительные вещи ты предлагаешь вниманию нашему! Признаюсь и меня коробит при виде такой наглости и беспринципности со стороны одного из высших иерархов Русской Православной Церкви! Я знаю, что меня будет проклинать за вытаскивание этой грязи ныне правящая иерархия, якобы за компрометирование духовенства. Однако, я знаю и то, что этим не духовенство компрометируется, а разоблачается новая, «преступная» политика, введенная этим недостойным доверия, иерархом).

По получении такого письма, митр. Агафангел в тот же день, 17 июня, ответил с уведомлением о том, что 8 июня им уже сделан отказ от местоблюстительства сов. власти и 12 июня — митр. Петру, по причине преклонности лет и расстроенного здоровья.

Итак, в Церкви воцарился «освободитель»!

Нам трудно понять что именно двигало его к захвату власти: властолюбие или «освободительно-революционная идея», маньяком которой он, по-видимому, был? Вероятнее всего, и то и другое. Это было в духе того времени: его достойный современник Сталин — «богопоставленный вождь», как называл его всегда митр. Сергий, шел к власти подобным же путем, так же движимый властолюбием и манией идеи спасителя мира. Для таких важнее всего победа их идеи, ради которой пусть погибают даже миллионы.

И вообще, все эти события будут не совсем понятными, если мы выпустим из внимания те силы и те обстоятельства, которые производили непосредственное влияние на ход этого дела. Почему митр. Агафангел дает сначала отказ от местоблюстительства сов. власти, а уж потом сообщает Петру и Сергию? [3]

Также трудно понять и то положение, что 31 мая митр. Агафангел получает послание от митр. Петра с просьбой занять власть в Церкви с таким добавлением: «А от митр. Нижегородского Сергия права Патр. Местоблюстителя я отнимаю с тем, чтобы митр. Сергий выдал немедленно сов. власти свой письменный отказ от прав Патр. Местоблюстителя» (Еп. Борис Рукин. «О совр. полож. Русской Прав. Церкви. М., 1927 г. стр. 14). И почему вдруг потребовалось митр. Петру писать второе послание 9 июня с тем же содержанием? Дело в том, что первое послание оказалось неугодным кому-то, и во втором была уже дописка другого характера, собственно неканоничного: «В случае отказа Вашего Высокопреосвященства от восприятия власти

Местоблюстителя или невозможности ее осуществления, права и обязанности Патр. Мест. возвращаются снова ко мне, а заместительство к митр. Сергию». По первому посланию митр. Сергий в любом случае лишался всяких прав на замещение, а вторым он уже восстанавливался в свершившемся случае». Хотя митр. Петр не имел никакого права, находясь в тюрьме, оставлять за собой местоблюстительство.

И опять явная недальновидность иерархов. Митр. Агафангел, добившись своих прав на местоблюстительство, вдруг отказывается от него ради церковного мира, ради блага Церкви, как он упоминает после — в послании — протесте митр. Сергию, видно, еще не подозревая того, что от этого назревает не благо, а почти погибель Русской Церкви.

Митр. Петр, уезжая в далекую Сибирь на 10 лет в ссылку, оставляет местоблюстительство за собой и заместительство опять же за митр. Сергием, что он утвердил посланием по пути в ссылку 1 янв. 1927 г. Фактически, полновластным главой Церкви оставался митр. Сергий. Это видно даже из того, насколько осведомлен митр. Петр о делах Церкви в это время: он в своем послании не упоминает ничего об арх. Серафиме Угличском, а как раз в это время до 27 марта 1927 г. управлял Церковью не митр. Сергий, а этот иерарх. Митр. Сергия коммунисты взяли под арест для обработки и компромиссных решений.

В свою очередь арх. Серафим совершает ту же ошибку, безоговорочно вернув власть митр. Сергию по его освобождении 27 марта, о чем впоследствии, как и другие, горько раскаивается:

«С какой радостью я передавал вам свои заместительства, веря, что ваша мудрость и опытность будут содействовать вам в управлении Церковью? Что же случилось? Неужели это роковое бесповоротно? Неужели у вас не найдется мужества сознаться в своем заблуждении, в своей роковой ошибке изданием Вами декларации от 16-29 июля. Вы писали мне, что избранный вами путь принесет мир Церкви! А что же видите и слышите теперь? Страшный стон несется со всех концов России. Вы обещали (!) вырывать по 2, по 3 страдальца и возвращать их к обществу верных, а смотрите, как много появилось новых страдальцев, которых страдания еще более усугубляются сознанием того, что эти страдания явились следствием новой вашей церковной политики. Неужели же эти стоны страдальцев с берегов Оки и Енисея, с далеких островов Белого моря, из пустынь закаспийских и с горных хребтов Туркестана не доносятся до вашего сердца? Как же вы могли в своей декларации наложить на них и на многих клеймо противников нынешнего гражданского строя, когда они и мы по самой духовной природе своей всегда были чужды политики, строго до самопожертвования охраняя чистоту Православия? Проявите мужество, сознайтесь в своей роковой ошибке, и если невозможно вам издать новую декларацию, то ради блага и мира церковного передайте свои права Заместителя другому. Я имею право писать эти строки и делать вам это предложение, ибо меня теперь многие укоряют, зачем я поспешно и безоговорочно передал вам заместительские права» (Письмо арх. Серафима (Самойловича) к митр. Сергию от 6 февр. 1928 г.).

Он судит здесь слишком наивно: ведь не для того же митр. Сергий писал свою декларацию, чтобы потом отказываться. Ложь и коварство были его излюбленными орудиями: показательны обещания его, о которых упоминает арх. Серафим.

Теперь митр. Сергий дал возможность убедиться в его ошибке, в недооценке его способностей: арх. Серафиму за такие советы и за враждебное отношение к его политике через несколько дней пришлось самому соучаствовать с оплакиваемыми им страдальцами: он был заключен в Вуйнический монастырь г. Могилева. Митр. Сергий, упрашивая митр. Агафангела не порывать с ним молитвенного общения за введенную им новую политику, и встретив условие от последнего: возвращение из тюрьмы арх. Серафима, написал ему:

«Я прошу Вас не ставить этого возвращения непременным условием пересмотра. Не от Вас зависело удаление арх. Серафима, не в нашей воле и его возвращение. Нельзя же решение такой общецерковной важности ставить в зависимость от обстоятельств второстепенных и более или менее случайных. Личную беседу с арх. Серафимом легко заменить перепиской» (Письмо м. Сергия к митр. Агафангелу, начало апреля 1928 г.).

Эти «второстепенные» или «случайные» обстоятельства стали закономерностью политики митр. Сергия. Осудив в своей декларации всех несогласных с устремлениями атеистической власти как врагов народа и Церкви, он обрекал их на расправу большевиками. Сам же в помощь большевикам со своей стороны запрещал их в священнослужении, и указывал им таковых.

Это, как мы знаем, широко применяли обновленцы, политику которых митр. Сергий воплотил в более устойчивом, более целеустремленном и в то же время, более прикрытом виде. Свою кровожадность он выработал еще раньше, будучи согласным с революционерами, с большевиками душителями, наконец, с обновленцами, утверждая каноничность их ВЦУ (Воззвание от 26 июня 22 г., цитируемое нами раньше) в тот момент, когда рассылка архиереев и священников по тюрьмам по их указке имела массовый характер, когда митр. Вениамин и 9 его сподвижников, приговоренных к смерти по показаниям обновленцев, доживали последние дни в смертных камерах. Да и только ли это?

Теперь в пылу борьбы за власть ему пришлось единолично (собственно-неканонически) запрещать в священнослужении сразу 10 архиереев, задумавших во главе с арх. Григорием созывать Собор для избрания другого главы. Он делает упор на каноничность личной передачи власти через завещание, а когда действительно обладающий всеми правами на местоблюстительство, ко всему прочему получает еще личную власть, то м. Сергий обрушивается с прещением на него. Теперь в противоположность личной передачи власти он выдвигает законность получения ее через голосование «большинства, предъявляя согласие с ним 24 епископов, введенных им в заблуждение лживыми обещаниями, подобным тем, что он писал арх. Серафиму».

Таким противопоказанным образом можно было захватить власть только в то страшное время. Митр. Агафангел имел право на местоблюстительство, но не по завещаниям, а как старший в Синоде, избранным некогда Собором, и хотя Синода уже не было, но не по его вине. Однако, он не имел права без ведома епископата отрекаться от этих прав. Арх. Серафим тоже был поставлен временно в управление Церковью по воле одного лица, но не Собора, и следовательно, неканонично. И также передал власть вновь митр. Сергию, лично, без чьего-либо согласия, хотя мог бы и не передавать.

О воцарении же митр. Сергия и сказать нечего, как только с любой стороны неканоническое, хотя бы потому, что оказалось много несогласий. Можно сказать, что Церковь осталась без канонического центрального управления. Все питали надежды на то, что скоро будет собран поместный собор, и на нем будет выбрана каноническая высшая власть. Митр. Сергий, зная чаяния эти, ловко пользовался этим в трудные моменты, подогревая эту ложную надежду обещаниями созвать Собор, сам же меньше всего желал Собора, и даже помешал бы собранию его.

Показателями таких чаяний является случай в Барнауле, описанный иг. Иоанном. В г. Барнауле с 15 по 18 февр. 1927 года проходил съезд православного духовенства и мирян. Но уже до съезда ясно определились две партии. И когда открылось собрание, то одни ждали еп. Никиту (Прибыткова) от митр. Сергия, а другие еп. (имярек) из Москвы от арх. Григория. Но ни тот, ни другой не приехали. Съезд раскололся. Бюро съезда запросило б. Бийского арх. Иннокентия (Соколова) и арх. Томского Дмитрия (Великова), кто является в настоящее время высшей церковной властью. Ответы были уклончивые, а арх. Дмитрий прямо говорил, что и сам не знает, какая у них власть. На съезде глава местной тихоновской церкви прот. А. Заводский пришел к выводу, что у них, в сущности, нет законной иканонической власти, ибо все местоблюстители, каждый в отдельности и все вместе взятые, неканоничны по Апост. прав. 76 и Антиох. Собору 23, строго осуждающим передачу церковной власти по завещанию. Но не каноничен и ВЦС, как захвативший церковную власть насильно. Однако, прот. А. Заводский склонился к признанию последнего, как легальной организации, имеющей возможность созвать Поместный Собор. С ним согласилось большинство собрания. И епархия из «сергиевской» стала «григорианской» (Урал. Церк. Вед. 27 г. № 4, стр. 11). Но так обстояло дело в Барнауле только до приезда туда другого епископа. Когда же на епископию был назначен еп. Владимир (Юденич), тогда уклонившиеся в григорианство приходы снова возвратились к митр. Сергию. (иг. Иоанн. Оппоз. м. Сергию, кн. 1, стр. 139).

3. Вино любодеяния.

27 марта 1927 года митр. Сергий вернулся из трехмесячной обработки под арестом. Как мы уже знаем, он уговорил арх. Серафима вернуть ему власть, пообещав вести Церковь по иному пути, и что «избранный им путь принесет мир Церкви», и «что он будет вырывать по 2, по 3 страдальца и возвращать их к обществу верных».

И он с первых же дней капитального воцарения повел Церковь по своему «избранному пути».

«В апреле он вошел в общение с гражданской властью и начал вести переговоры о легализации возглавляемой им Церкви и об учреждении при нем Временного Патр. Синода» (иг. Иоанн, Оппоз. м. Сергию, ч. 1, стр. 88). Вы спросите: почему же нет созыва Собора? Но зачем ему Собор, он же теперь и без того уверен в крепости своей власти.

А Синод он решил организовать сам лично без всякого Собора и, мало того, вообще без ведома и согласия на то епископата, что непозволительно даже Патриарху, избранному Собором. Пополняться Синод мог и сам через согласование членов Синода, а вот «создать» его, в полном смысле этого слова, одно лицо без согласия на то епископата этой Церкви, не может. Такие принципиально важные вопросы могут решаться только соборно, хотя бы исходя из 34 Апостольского правила, которое гласит, что все епископы области (страны) знают своего первого епископа и без его ведома ничего превышающего их власть не творят, а также и «первый ничего да не творить без рассуждения всех, ибо так будет единомыслие, и прославится Бог о Господе во Святом Духе, Отец и Сын и Святой Дух».

Из приведенного случая видно, что на окраинах страны не только священники и миряне, но и епископы оставались в стороне и неведении всех протекавших событий. Относительно же тяжбы между митр. Агафангелом и митр. Сергием почти никто не знал, так как переписка их не опубликовывалась. Об этом знали только те, в обработке которых был заинтересован м. Сергий: к примеру, те лица, от имени которых и по совету которых он решил предать церковному суду митр. Агафангела. Последний же не преследовал пропагандистских целей, и это давало шанс на такую победу воцарившегося иерарха. Короче говоря, Церковь была введена в заблуждение, приняв главой себе иерарха с нечистыми целями и даже неправославными воззрениями. И в этом ей пришлось вскоре удостовериться!

Однако, митр. Сергий как в своем воцарении, так и во всей своей деятельности просто игнорировал это правило, т. е. отверг соборный разум Церкви, слушаясь только своего разума «в избранном пути». В данном случае он должен был испросить согласия на это деяние у Местоблюстителя, канонически утвержденного голосом большинства епископата (при погребении патр. Тихона), которого он замещает и является проводником его воли. Тот же, в свою очередь, будучи подотчетен Собору, т. е. всему епископату, должен спросить согласия его, как на образование этого Синода, так и на состав его.

Но митр. Сергию, на избранном им пути, все это было основной преградой: он знал о том, что епископат в большинстве будет несогласен с его нововведениями так же, как был несогласен с его возглавлением. Для этого он в циркуляре от 25 мая делает хитрую успокаивающую оговорку: «Во избежание всяких недоразумений, считаю нужным оговорить, что проектируемый при мне Синод ни в какой степени не полномочен заменить единоличное возглавление Российской Церкви, но имеет лишь значение вспомогательного органа при мне, как заместителе первого епископа нашей Церкви».

Это его утверждение было неуспокаивающим для тех, кто с недоверием следил за деятельностью Заместителя Местоблюстителя. В таком случае он не должен бы наломать дров: ведь и сам он не полновластен, а всего лишь «заместитель первого епископа», подотчетный ему во всем, а его Синод, будучи «вспомогательным органом при нем», является всего лишь как бы канцелярией при нем, но не управляющим и не соуправляющим органом. Следовательно, митр. Сергий со своим Синодом не полномочны решать вопросы принципиальной важности без ведома и согласия действительного главы, хотя тоже временной и несвободной — митр. Петра и всего епископата. Все считали, что митр. Сергий займется текущими делами действительно на благо Церкви.

Но увы, они ошиблись, забывая о том, что он один из первейших и виднейших «освободителей» Церкви. Его собратья, обновленцы, да и он в том числе, в самое важное для них время, уже «освободили» половину Церкви, уведя ее под омофор Семиглавого зверя. Теперь очередь оставалась за ним…

Ради этого-то освобождения, ради избрания им нового пути, он добивался власти, спешил поставлять своих епископов для сколачивания своего блока, наконец, избрал свой Синод для придания вида соборности своему голосу и, безусловно, заручился (как и родоначальники обновленчества в свое время) поддержкой советской власти. И можно быть уверенным, что такого «освобождения» только и жаждали большевики. В это время они для всех слоев, опасных для них, уже нашли «неопровержимые» улики для кровопускания. Церковь же находилась в первом ряду неугодных, и потому не могла оставаться непрочищенной и не пригнутой. Но для этого нужен глава Церкви, который и сам бы пригнулся и других бы пригнул. И такой глава мог быть только из числа «освободителей», так как несознательно пригнувшийся ненадежен.

В период борьбы за власть большевики могли уже не спеша выбрать и пригнуть и испытать способности такого. Так между прочим на кораблях для борьбы с крысами «создают крысиного тигра», т. е. садят в ящик несколько крыс и морят их голодом с тем, чтобы они пожирали друг друга: сильнейший из них, один оставшийся живым и является впоследствии «крысиным тигром», т. е. крысиным каннибалом, пожиравшим впоследствии всех своих собратий. Так именно большевики наблюдали за борьбой искателей власти, отбирая «сильнейшего» в беспринципности и верности им. И таким-то явился митр. Сергий. Конечно, нельзя сказать, что интересы Сергия полностью совпадали с интересами большевистского центра, однако, стороны легко могли пойти на компромисс, и каждая сторона могла бы в какой-то степени удовлетворить интересы другой.

Интересы большевиков, конечно, останавливаются на одном: уничтожить всякое верование и в первую очередь Православную Церковь. Но сразу такого требовать от главы Церкви безрассудно, каким бы он ни был. Лучше, конечно, начинать с немногого и переходить к большему.

Но на чем же основывались интересы митр. Сергия? Для христианина, ответ навертывается сам собой, что интересы архиерея Православной Церкви, в данном вопросе будут вращаться вокруг возможности приводить к вере и спасать других людей, проповедуя, поучая и священнодействуя. Для этого он должен в первую очередь требовать свободы и возможности религиозной пропаганды для проповеди и поучений, а для благодатности освящающих Таинств должен бороться за внутреннюю свободу и возможность религиозной пропаганды, за верность Церкви Богу в несоединении с другими культами, и за чистоту Православия в ней, что в ином случае делает Церковь безблагодатной.

Но мы в этом уже ошиблись: для митр. Сергия нужно было только «спокойное существование» Церкви (см. его декларацию 29 авг. 27 г.) и конечно, под этим разумеется спокойное и мирное житие его самого. Другим его желанием было видеть стройный аппарат его управления Церковью, хотя бы купленный ценой лишения Церкви внутренней свободы и полного подчинения у врагов Церкви во вред ее.

Вот этими-то делами он и занялся еще 10 июня 1926 г. (надо сказать, в момент, когда он не имел вообще никаких прав на власть) ибо в это время с 1 июня принял управление митр. Агафангел и известил его об этом. Он подал власти прошение, где обещал полную лояльность и просил лишь зарегистрировать его канцелярию из 4-х человек, епархиальные канцелярии и другие епархиальные органы, разрешить небольшие собрания архиереев от 5 до 15 человек (разумеется при нем), организовать ВЦУ и издавать «Вестник Московской Патриархии», но получил отказ (Троицкий: «Что такое живая церковь», стр. 12).

Но здесь митр. Сергий просил слишком много, а обещал мало, хотя мы не можем знать, что он обещал кроме лояльности. Но одно известно, что он не удовлетворил интересов ЦК большевиков. Для разрушения Церкви они видели одно средство — это соединение ее с обновленцами во главе с их «освободительной» программой, но на такое не мог склониться митр. Сергий: предательство было бы слишком хорошо видно, ведь обновленцы к тому времени довольно хорошо раскрыли свою диавольскую сущность, — тогда бы Церковь вся отвернулась от него. Поэтому вместо разрешения ему иметь канцелярию пришлось получить воспитательный срок с 13 дек. 26 г. до марта 27 1927 года. За этот срок мнения митр. Сергия не изменились, разве что он еще больше пригнулся перед властителями, а вот позиции большевиков очень сильно изменились: они поняли, что для разрушения Церкви вовсе необязательно соединять ее с обновленцами: достаточно дать ей освободительную программу через главу обновленческого пошиба и далее все пойдет как по маслу.

С этими-то чаяниями они и вели следующие переговоры с митр. Сергием в апреле 1927 года. На этих переговорах коммунисты согласились легализовать (отметить существующим и даже в какой-то мере дозволенным) митр. Сергия и его будущий Синод, в том именно составе, какой они найдут приемлемым, т. е. в составе членов «освободительного» духа, что вполне совпадало и с интересами м. Сергия. Они также согласились зарегистрировать и епископов с епархиальными управлениями, если они дадут письменное заверение в лояльности (невраждебности) к коммунистам с их сатанинским курсом. Относительно же спокойного жития — каждый будет его иметь по мере такой «лояльности».

Коммунистам и самим надоело такое положение Церкви, когда архипастыри и пастыри не приходят с поклонной к ним, а остаются почти без контроля. Рисуясь гонимыми и бесправными, они настраивают на нехорошие мысли верующих людей даже своим положением. Поэтому их надо подвести под такой контроль.

А что же делать с антикоммунистически настроенными и с фанатиками — миссионерами? Ведь если легализовать Церковь, то значит объявить ее дозволенной, разрешенной, и тогда религиозность не подклеишь под контрреволюцию.

Митр. Сергий, в этом отношении, и сам был бы рад всех фанатиков с неосвободительными взглядами поставить к стенке, ведь они неминуемо из потенциальных перейдут в действительных противников его. Правда, для противников, он не скуп на церковные прещения, но что это прещение… Обновленцы просто отдавали их под суд, как «контру». А почему бы и ему так не поступать. Ведь советская власть называется властью, а всякая власть от Бога, и противление ей, следовательно, есть противление Богу.

Вот здесь и нашлась общая точка зрения в переговорах. Большевики зарегистрируют Церковь как существующую и это будет названо «легальностью», а Церковь в лице духовенства присягнет в непротивлении коммунистической лжи и кровожадности, т. е. в лояльности. И с этой-то минуты Церковь начинает освобождаться от благодати Св. Духа. Что значить лояльность в данном случае? Ведь Церковь и до этого не выступала с оружием в руках, следовательно, невраждебность нужна в слове, в непротивлении их лживой идеологии, т. е. Церковь этим самым сама заткнула себе рот или в ином случае уже сама осудила себя на узаконенную кару коммунистов, если задумают вещать истину и разоблачать ложь и насилие, носителем которой является сов. власть.

От коммунистов кроме легализации Церкви ничего не требуется, а вот от м. Сергия требуется еще очень многое. Вначале он должен осудить от лица Церкви всех противящихся коммунистам, а также и подозреваемых в этом. Тогда большевикам будет гораздо удобнее расправляться с неугодными: противление власти можно приклеить любому и его уже некому защищать, если Церковь осудит их.

М. Сергий, конечно, с радостью согласился на это: ведь он не имеет ничего против коммунистов, а кто имеет, то те и ему враги. И даже лучше… Легче будет расправляться с этими агафангелами: указал на них, как контру, и нет их…

Еще требуется от него, чтобы он осудил церковным судом «карловчан». От них просто беда коммунистам: кричат из-за границы: прекратите резню и насилие над народом! На это тоже митр. Сергий согласен и еще на многое и многое, что позднее он проводил в жизнь.

Настала пора перейти к действию.

29 июля 1927 года за подписью митр. Сергия и членов уже именующегося Патриаршего Синода был выработан, отпечатан и разослан по епархиям и приходам в количестве 5.000 экземпляров текст декларации (из которой более важные места будут приведены ниже). Для этого нужного дела коммунисты даже не пожалели страничку в своей газете «Известия ЦИК» от 19 авг. 1927 г.

Полностью приводить текст этой декларации нет смысла, но с основным содержанием ознакомиться необходимо.

Митр. Сергий начинает рассуждение о том, что одной из забот патр. Тихона «было поставить нашу Православную Русскую Церковь в правильное отношение к сов. правительству и тем дать Церкви возможность вполне законного имирного существования». Но этому, видите ли, мешали выступления врагов сов. власти из зарубежного духовенства и мирян. «Ныне жребий (не воля Божия на то) быть заместителем Местоблюстителя пал на митр. Сергия, «со жребием пал» долг продолжать «начатое почившим». «Теперь учрежден Синод и крепнет надежда на мирное житие. Но вот беда: «Выступления наших зарубежных врагов не прекращаются: убийства, поджоги, налеты, взрывы и им подобные явления подпольной борьбы у нас у всех на глазах» (Он здесь, будучи верным защитником интересов большевиков, помогает раздувать истерию против мнимых врагов, шпионов и диверсантов. Им это было необходимо, как предлог для уничтожения инакомыслящих).

Все это создает «атмосферу взаимного недоверия и всяческих подозрений»… И вот «для нас всех», «кто желает вывести ее (Церковь) на путь легального и мирного существования, тем обязательнее для нас теперь показать, что мы, церковные деятели, не с врагами нашего советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и правительством. Засвидетельствовать это и является целью нашего (моего и синодального) послания».

Далее он доводит до сведения об организации им Синода и о составе его и упоминает, что приглашенный в состав Синода Новгородский митр. Арсений (явно для придания пущей важности Синоду) не явился. Митр. Сергий, ненароком забыл, что сей иерарх за проявленную им особую ревность был лишен права въезда в Москву.

Затем м. Сергий радует читателя, что «ходатайство наше о разрешении Синоду начать деятельность по управлению (уже управляющей!) Православной Церковью увенчалось успехом. Теперь наша Православная Церковь в Союзе имеет не только каноническое (раньше по его мнению, его не было), но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление (!), и мы надеемся, что легализация постепенно распространится и на низшее религиозное управление: епархиальное, уездное и т. п. (Об этом уже, наверное договорено, но на каких условиях!). Едва ли нужно объяснять значение и все последствия перемены совершившейся, таким образом в положении Православной Церкви, ее духовенства, всех церковных деятелей и учреждений…» (далее мы увидим, в какое положение поставил он и Церковь и духовенство!).

Затем м. Сергий призывает выразить благодарность большевикам по-видимому за то, что они еще не всех передушили и заключили в тюрьмы: «Выразим всенародно нашу благодарность советскому правительству за такое внимание к духовным нуждам (?) православного населения (это уже просто издевательство над христианским чувством) и вместе с тем заверяем правительство, что мы не употребим во зло оказанного нам доверия». (Это уже очень похоже на присягу верности компартии). Далее он продолжает призыв к этой клятве, которая после на деле переходит в принуждение, а если несогласие, — то неволя и смерть. И за это тоже нужно благодарить!

Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к сов. власти, могут быть не только равнодушные к Православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его» (как на соревновании: кто ниже поклонится зверю). «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Сов. Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи (и в уничтожении веры и Церкви, ведь это основная цель «новой родины»), а неудачи — наши неудачи». «Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-то общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное варшавскому, сознается нами, как удар, направленный в нас» (В общем, всякое действенное выступление против их верных холуев из Церкви? Весьма логично. И опять помощь в раздувании истерии: «убийство из-за угла, подобное варшавскому». В Варшаве находился сов. посол, бывший коварный участник расправы в Свердловске над Царским Семейством, он руководил операцией по заметанию следов этого преступления. Так его-то и убили из-за угла. При расследовании доказано, что убийца ни к какой группировке не принадлежал и совершил это из личной неприязни к этому садисту. (И это м. Сергий считает ударом, направленным в него).

«Оставаясь православными, мы помним свой долг быть гражданами Сов. Союза не только из страха, но и по совести, как учил нас Апостол» (Тим. 13, 5).

(Чуть выше он призывает всех показать себя «верными гражданами Сов. Союза» и в этом случае, если учесть, что в приведенных словах ап. Павла содержится указание на повиновение именно «высшей власти» (Тим. 13, 1), а властью в Сов. Союзе является компартия, то призыв м. Сергия будет звучать примерно так: «Нам нужно не на словах, а на деле показать, что мы верны партии большевиков». Смешно, но, однако и горько!

Далее м. Сергий указывает на то, что мешать устроению спокойного жития может только недостаточно освободительное мировоззрение духовенства.

«Таким людям, нежелающим понять «знамений времени», и может показаться, что нельзя порвать с прежним режимом, даже с монархией, не порывая с православием. Такое настроение известных церковных кругов, выражавшееся, конечно, и в словах и делах, и навлекавшее подозрение сов. власти, тормозило и усилиям Свят. Патр. установить мирные отношения Церкви с сов. правительством. Недаром ведь Апостол внушает нам, что «тихо и безмятежно» жить, по своему благочестию мы можем, лишь повинуясь законной власти (1 Тим. 2, 1) или должны уйти из общества».

(Конечно, митр. Сергий предлагает уйти из общества, т. е. из Церкви, не по словам апостола: там такого нет, а по своему разумению, чтоб не мешали ему проводить его новую политику — подчинить Церковь атеистам. Это приглашение: «Вон из Церкви», он после проявлял более действенно, отлучая всех за непринятие хотя бы этой «присяги» коммунистам.

Потом, какое легкое обращение со св. Писанием! В словах св. Апостола Павла из послания к Тимофею, где он упоминает о «тихой и безмятежной жизни», во всяком (а не по своему) благочестии и чистоте, как о следствии молитвы «за всех человеков», за царей и всех начальствующих», «ибо это хорошо и угодно нашему Богу, который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим. 1, 3-4). Здесь подразумевается молитва за всех людей, не исключая и правителей, но не повиновение властям. Собственно, позднее м. Сергием введено было прошение в ектению именно не в смысле моления о спасении, а как указание на свое повиновение.

Но если так уж хочется митр. Сергию объявить адекватными молитву за царей и повиновение им, к тому же делая упор на то, что власть «законная» (разумеется большевистская), то такое повиновение разумеет Апостол в других местах (Рим. 13) какая тихая жизнь разумеется религиозных объединений, а всего лишь чисто гражданскую, и тихая жизнь следует тоже просто в гражданском, но не в религиозном, не в церковном смысле. Так почему же люди, допустим, решившие исповедовать истину и разоблачать ложь и насилие большевиков, должны уходить из Церкви? Чтоб не мешать м. Сергию и иже с ним устроить «тихое и безмятежное житие?»

«Только кабинетные мечтатели могут думать, что такое огромное общество, как наша Православная Церковь, со всей ее организацией, может существовать в государстве спокойно закрывшись от власти».

Христианин с не «освободительными» воззрениями сказал бы несколько иначе: только неверующие могут думать, что такое огромное общество, как наша Православная Церковь, во главе с Самим Господом, противостав беззаконию и сатанинской лжи диктатуры антихристианства, может оказаться уничтоженной и не победить в конечном счете. Но такие не ищут спокойствия, ибо о них сказано: «Они победили его (сатану) кровию Агнца и словом свидетельства своего, и не возлюбили души своей даже до смерти» (Откр. 12, 11). Значит, св. Иоанну Златоусту, преп. Феодору Студиту и др. нужно было бы для спокойствия Церкви уйти от всех дел, уйти от Церкви, а не обличать царей (даже действительно гражданских, а не ставленников сатаны) за беззаконные поступки. Даже и кровь Иоанна Предтечи по суждениям митр. Сергия, есть следствие его греха, коль дерзнул обличать царя и царицу. Далее митр. Сергий развивает подробнее мысль о необходимости уйти из Церкви всем исповедникам:

«Теперь, когда наша Патриархия, исполняя волю почившего Патриарха (но не Божию), решительно и бесповоротно становится на путь лояльности, людям указанного настроения придется или переломить себя и, оставив свои политические (по понятиям м. Сергия, а может они все же из области религиозной?) симпатии дома, приносить в Церковь только веру», наверное, только «освободительную»! «и работать с нами только во имя веры или, если переломить себя не смогут, по крайней мере не мешать нам, устранившись временно от дела».

Затем м. Сергий набрасывается вновь на заграничных врагов сов. власти:

«Особенную остроту при данной обстановке получает вопрос о духовенстве, ушедшем с эмигрантами за границу. Ярко противосоветские выступления некоторых наших архипастырей и пастырей за границей, сильно вредившие отношению между Правительством и Церковью, как известно, заставили (не большевики, конечно, а эти выступления) почившего Патриарха упразднить заграничный Синод (5 мая 1922 г.). Но Синод и до сих пор продолжает существовать, политически не меняясь, а в последнее время своими притязаниями на власть даже расколол заграничное церковное общество на два лагеря».

(М. Сергий в 1926 г. в частной переписке с заграничным Синодом на просьбу рассудить их спор, сообщил, что не имея данных об их споре, он не может быть их судьей и рекомендует заграничному епископату на морально-братских основаниях избрать себе всеми приемлемое церковное управление, а в случае невозможности этого, войти по месту жительства в юрисдикцию местных церквей. (Митрополит Елевферий. Собор Церкв., стр. 305).

Тогда м. Сергий был еще «не прирученным» и потому писал так, а теперь его «заставили» поступать иначе, конечно, не для восстановления мира церковного, ибо меры избрал он явно неподходящие для этого, но чтобы прекратить их «антисоветские выступления».

«Чтобы положить этому конец, мы потребовали (!) от заграничного духовенства дать письменное обязательство полной лояльности к Сов. правительству, во всей своей общественной деятельности. Не давшие такого обязательства, или нарушившие его, будут исключены из состава клира (!), подведомственного Московской Патриархии».

Вот это уже по Сергиевски!

А ведь по сей день наши иерархи с «освободительными» взглядами считают это каноническим. Интересный отзыв об этой декларации сделали епископы, находящиеся в тюремном заключении на Соловецких островах: «Послание угрожает исключением из клира Московской Патриархии священнослужителям, ушедшим с эмигрантами, за их политическую деятельность, т. е. налагает церковное наказание за политические выступления, что противоречит постановлению Всероссийского Собора 1917-18 гг. от 3/16 авг. 18 г., разъяснившему всю каноническую недопустимость подобных кар, и реабилитировавшему всех лиц, лишенных сана, за политические преступления в прошедшем» (Арсений Мацеевич, свящ. Григорий Петров. «Послание Соловецких епископов», 27 июля 1927 г.). Но это митр. Сергия не смущало: позднее он такие кары, как лишение сана за политические высказывания, очень щедро употреблял ко всему духовенству и вне государства, и внутри его. Мало того, он отдавал их на растерзание большевикам. А теперь продолжал писать свою «декларацию»:

«Думаем, что размежевавшись так, мы будем обеспечены от всяких неожиданностей из-за границы. С другой стороны, наше постановление может быть заставит многих задуматься, не пора ли и им пересмотреть вопрос о своих отношениях к Советской власти, чтобы не порывать со своей родной Церковью и Родиной».

Здесь хорошо открыта цель нападок и прещений на заграничных иерархов, а также и цель всей этой писанины: во-первых, для устрашения обещанием прещений за неправильное «отношение» к Советской власти, что одновременно всех должно перевоспитать в духе коммунизма и, во-вторых, для тихого жития необходимо во избежание всяких «неожиданностей» «размежеваться» с заграничными братьями.

После сего м. Сергий решил оставить светлую надежду, всем пообещал когда-то походатайствовать и за созыв Собора, какой «изберет постоянное центральное церковное управление», накажет отклонившихся «похитителей власти», и главное, чтобы противники декларации не указывали на неканоничность ее, как изшедшую от одного лица, не уполномоченная к тому же на это, «соборным разумом и голосом даст окончательное одобрение к предпринятому нами делу установления правильных отношений нашей Церкви к сов. правительству». В общем, что ни слово, то открытая ложь, направленная на достижение замыслов коммунистов.

И наконец, в заключение, митр. Сергий просит у всех, у духовенства и мирян молитв за его успехи и помощи сочувствием, преданностью и послушанием Церкви (т. е. ему) в этом деле. Он назвал кощунственно это дело «Божиим».

Далее следуют подписи его и восьми членов его Синода.

Вот такого содержания эта «декларация», по вине которой Церковь оказалась и обескровленной и обездушенной, и бесправной, т. е. «освобожденной» от всего жизненно необходимого.

Для того, чтобы несколькими словами охарактеризовать сущность декларации и поступок м. Сергия, нужно сказать словами блаженной Ксении Рыбинской. Ее спрашивали: не еретик ли м. Сергий, она отвечала: «Что же, что не еретик, он хуже еретика: он поклонился антихристу и, если не покается, участь его в геене вместе с сатанистами» (иг. Иоанн, Опп. м. Сергию, кн. 2, стр. 19).

Так вот, с этого момента стали навязывать Церкви бесовски лукавую, змеино-гибкую политику, постепенно тем «освобождая» ее от благодати Святого Духа.

Декларация, как уже упоминалось, была отпечатана в 5.000 экземпляров и разослана по всем епархиям и приходам. И что же? Наверное, митр. Сергий и в этом случае кому-то заявлял, как после получения от м. Петра по завещанию прав Заместителя, «что на местах принято спокойно». На сей раз этот его шаг приняли еще неспокойнее! «Когда верные чада Русской Церкви прочли послание (декларацию) Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, и временного при нем Патриаршего Синода, то многие из них настолько были поражены его содержанием, что почли за лучшее не задерживать послания у себя, и отправили его обратно автору. Почти 90 % православных приходов поступили с декларацией по вышеуказанному примеру». Вслед за этим целые потоки негодования вырвались из груди ревнителей Православия. Они с каждым днем все увеличивались. Одни из них принимали мирный характер, а другие, наоборот, превращались в кипучий гнев, готовые сокрушить на своем пути все то, что казалось несогласным с Христовой Истиной. Поборники Православия, стремясь защитить чистоту Христовых идей, от мирных речей переходили к грозным обличительным речам, и все то, что было затронуто в их сердцах декларацией, все это они высказали митр. Сергию смело. Данные этой книги нельзя заподозрить в предвзятости, так как этот труд всего семь лет тому назад выдержал магистерскую защиту, данные в нем брались из достоверных исторических источников ныне здравствующим еп. Куйбышевским Иоанном (во время написания: игуменом), которого тоже нельзя заподозрить в «антисергиевщине» или антисоветизме.

Можно представить себе ту груду бумаг, прибывающую потом почтой и через руки митр. Сергию каждый день. Ведь и «послание его возвращалось, и приходили протестующие отклики на него».

И как же на все это реагировал м. Сергий?

Патр. Тихон, когда-то будучи введен в заблуждение ложной информацией, что все Поместные Церкви согласны ввести в употребление григорианский стиль, сделал указание о введении нового стиля со 2-Х 1923 г., но когда обнаружилось, что и ввели этот стиль не все, и в своей Церкви нашлись несогласные, — он не замедлил отменить (8 нояб.) свое первое решение. В таком случае, что же оставалось делать митр. Сергию на своем месте, когда 90% оказались несогласны с избранным им путем? Да и брать на свою ответственность такое принципиально новое и сверхважное дело он был не полномочен, потому что был временным и не главой, а проводником воли главы. К тому же с самым его воцарением многие были не согласны. Он никак не мог выступать от лица всей Церкви, всего духовенства, потому что не был избран общим согласием и не уполномочен никем на такие шаги. По человечески (я уже не говорю: по христиански) при таком несогласии с его делом, ему нужно было бы сразу отказаться от этого мероприятия, или объявить его необязательным, добровольным, но не навязывать Церкви насильно, по коммунистически.

Но нет! «Освободители», как мы уже убедились, не отступают! Еще до опубликования своей декларации, т. е. до принуждения, внутри государственного духовенства присягнуть в лояльности сов. власти, он в категорической форме, о чем извещает и в тексте этого послания, затребовал от заграничного духовенства: «дать письменное обязательство в полной лояльности к Советскому правительству, во всей своей общественной деятельности» (14-VI 27 г.). Заграничный (Карловацкий) Синод отверг сразу же такое требование, так как не подвластен сов. власти. И за это всем сонмом епископов и священников был запрещен в священнослужении.

Западно-европейская епархия, во главе с митр. Евлогием, воздержалась от категорического отказа от подписки: митр. Евлогий ответил, что подписки о лояльности давать не намерен, однако, обещается не делать «церковный амвон политической трибуной». Это митр. Сергий принял как равносильное подписке в лояльности, и стал следить за дальнейшей деятельностью духовенства этой епархии, вернее, следили большевики и тянули на ответные действия Сергия. Вскоре, уже 4 янв. 28 г., в момент массовых протестов и отхода архиереев от него внутри страны за его прокоммунистическую политику, он делает первое предупреждение митр. Евлогию за панихиду по убиенным за веру в годы революции, и позже, 15 окт. 28 г., повторяет предупреждение, вернее, производит вновь давление, за не совсем «лояльный» тон послания. 5 авг. 29 г. опять он «предупреждает» за панихиду по безвинно расстрелянным инженерам фон-Мекк и др. Наконец последовал запрос по поводу участия м. Евлогия на всехристианском молении за Русскую страждущую Церковь в Лондоне. За этим следует отстранение митр. Евлогия от управления епархией (указ от 18 марта 30 г.). А когда состоялось общеепархиальное решение не подчиняться его указанию, то последовало также запрещение всего духовенства в священнодействии.

Это же сделано и с духовенством Северо-Американской епархии за отказ митр. Платона от подписки в лояльности.

Итак, вся многомиллионная паства Русской Церкви за границей оказалась отлученной! А если бы по суду митр. Сергия лишались члены Церкви Благодати Св. Духа, то сколько бы пошло в погибель за непризнание сов. власти. Ведь он указом Синода запрещал отпевать отлученных им, перемазывал миром и перевенчивал раскаявшихся!

Внутри государства дело обстояло несколько иначе. Здесь пока не требовали от каждого письменного заверения в лояльности, но, однако, это предполагалось на будущее, и потому, пока сыпались протесты. Вначале требовалось привести к такой присяге епископат, однако, это было не просто сделать, многие из епископов поступили, как упоминалось выше: вернули декларацию м. Сергию. Но м. Сергий и большевики отлично знали каждого епископа, кто каких воззрений, еще по борьбе с обновленцами. Большая часть таких борцов за Православие находилась в тюрьмах и ссылках, но были еще и на местах. Да и требовать от каждого епископа расписки — рисковано.

Для более безопасного и успешного проведения этого мероприятия хорошо годилось другое противоканоническое деяние: переброски епископов с одной епархии на другую, подчас даже без согласия на то самого епископа и без видимой причины. В таком случае архиерей по приезде на новую епархию вынужден сам явиться к сов. власти за разрешением на вступление к управлению епархией, где ему производили допрос и брали подписку. Вот что пишет неизвестный нам архиерей в это время: «Возлюбленные во Христе! Так как я не имею возможности лично беседовать с вами, то доставляю себе удовольствие этим настоящим письмом. Конечно, моя речь будет о текущих событиях. Много печального происходит в наши дни. Особенно печально то, что наши первоиерархи ведут Российскую Церковь к потере свободы и к рабской зависимости и все это делается так хитро и так тонко, что пока их «деяния» нельзя подвести ни под какие каноны. Ни для кого уже не секрет, что наши иерархи назначаются не митр. Сергием и «Патр. Синодом», а кем-то иным. Не секрет и то, что все многочисленные перемещения архиереев (вопреки канонам) сделаны не для пользы Церкви, а по указке слева. Разве и нам не известно, что назначенный Москвой Архиерей, по приезде своем на место служения должен явиться к местным «вершителям судеб Церковных», у них выдержать нечто вроде экзамена, и только после этого легализуется как епископ. Мне известны случаи, когда епископы, присланные Москвой с соответствующими бумагами, все-таки не были допущены к управлению своими епархиями, те же, кои допущены, — имеют ли они право свободного объезда своих епархий? Не испрашивают ли они на каждую поездку разрешения и не отдают ли отчеты в своей деятельности органам гражданской власти? А как проходить теперь назначения епископами Епархиальных Управлений т. н. благочинных? Свободны ли в этой области епископы? Не получают ли они указания, а то и приказания, кого назначать и кого увольнять? Хотя этих и подобных им «деяний» нельзя подвести ни под какие каноны, но от такой легализации веет ужасом. Говорили мне, что будто бы член Синода архиеп. Филипп (Гумилевский) сказал: «Мы будем делать всевозможные уступки, но когда дело коснется веры, тогда ничего не уступим». Но так ли говорили и поступали святые? Не умирали ли святители за свободу Церкви? За все священные предания, уставы, даже за священные книги? и сосуды? (Мат. по иосифл. расколу, кн. 1, стр. 201); иг. Иоанн, кн. 2, стр. 133).

Так, для того, чтобы пригнуть архиереев, требовалось сорвать их с насиженного места и тем вынудить их явиться к властям с повинной, этим они достигали и иного «блага»: разрывали единение паствы с Первоиерархом. Беда в том, что из великого числа таких перебросок (где-то около 40 за полгода) не все прошло гладко. Митр. Иосиф Ленинградский и еп. Виктор Глазовский наотрез отказались от перехода в другую епархию. Это было вызвано не просто упрямством, а вопрос ставился: соглашался или нет данный архиерей с политикой митр. Сергия. Переброска была рассчитана на удаление этих испытанных борцов за чистоту православия подальше от Москвы — центра назревающих событий. Это необходимо осветить подробнее.

«В августе или в самом начале сентября 1927 г. еп. Виктор получил «послание» митр. Сергия, предназначенное для оглашения его Воткинской епископии. То же послание было послано и для Вятской епархии. Прочитав послание он был глубоко возмущен его содержанием и не желая оглашать верующим, тут же запечатал конверт и почтой отправил обратно» (Мат. по Иосиф. расколу, кн. 1, стр. 191).

Мало того, что он проявил такое «непослушание», вернув митр. Сергию его декларацию обратно, он еще взял да написал ближним критику на это послание и поделился мнением с кем-то из знакомых в Москве.

Так же поступили с декларацией в Вятке и епархии, временно находящейся под управлением еп. Виктора.

Во всей Вятской епархии с викариатствами (Ижевской, Воткинской и Глазовской) начались нестроения в связи с разным отношением к декларации. Епископ Виктор известил об этом митр. Сергия и получил ответ от Синода в форме предупреждения, «чтобы он, как викарий, знал свое место и во всем подчинялся бы правящему архиерею». На этом бы все и кончилось. Но Москва безусловно не могла быть удовлетворена его возвращением декларации. Вскоре еп. Виктор получает «постановление» Синода о переводе его в Свердловскую епархию викарным еп. Щадринским.

Еп. Виктора во время его епископства полюбили в Вятской епархии (с 19 г. он был епископом Уржумским, с 23 г. — Глазовским с временным управлением Вятской) особенно за его стойкость против обновленцев. Он также любил этих людей, верных Православию и надеялся на их поддержку в борьбе с новой ересью. Поэтому он послал депутацию к митр. Сергию с просьбой оставить его на прежнем месте, но Синод и Заместитель были неумолимы. Умный архиерей в этом усмотрел уже неладное: во-первых, послание, было явно антихристианское, во-вторых, обязательная переброска в случае несогласия с призывом этого послания, и в-третьих, без вины и суда «высылка» на другую епархию подальше и насильно. Все говорило о том, что управление Церковью попало в руки врагов Христовых. Поэтому, еп. Виктор, заручившись согласием Духовного Управления Воткинской епархии, постановившем прекратить молитвенное общение с митр. Сергием, ответил отказом на выезд из этой епархии. Решение духовного Управления о разрыве с митр. Сергием было подписано еп. Виктором и отправлено Сергию.

В г. Вятке это стало сразу известно, и когда священники некоторых храмов прекратили поминовение еп. Виктора, как отколовшегося от митр. Сергия, то народ в большинстве не стал ходить в эти храмы, перейдя в те приходы (4 церкви), в каких поминался еп. Виктор. Народ был явно настроен против митр. Сергия и верных ему. Тогда в Вятку приехал архиеп. Павел Вятский, временно отсутствующий по делам синодским, в котором состоял и был полным единомышленником митр. Сергия. Вятские священники обратились за советом к еп. Виктору и по его совету встретили архиеп. Павла с требованием покаяться в принятии декларации. Еп. Виктор писал после (29 дек. 27 г.) кому-то в Москву: «Я писал Вам, что Арх. Павел приехал «казнить», а его встретили предложением покаяться и отречься от «воззвания». Он отказался и весьма жалок был в своем оправдании — тогда, говорит, меня ожидает тюрьма и всякие лишения. Один священник гарантировал ему полное обеспечение, но он не согласился. Из поставленных ему вопросов выяснилось, что действуют они без благословения митр. Петра, и сознают, что если он придет, то удалит их — и мы уйдем, — так и сказал, а что за это время они столько зла наделают и тысячи душ погубят, от этого и глазом не моргнуть. Сознался, что сделали они это по настоянию гражданской власти, а на вопрос, чего достигли, ответил, что он чувствует себя архиереем легальным. О, слепота! а не чувствует, что изглажен из книги жизни. Его злобные выпады против истинно верующих и в частности против меня и неудачные оправдания тем, что он не обновленец, окончательно оттолкнули от него паству, и движение против воззвания охватило всю епархию» (иг. Иоанн, кн. 3, стр. 9).

Арх. Павел вернулся в Москву и возбудил дело против еп. Виктора. Синод сделал ультимативный запрос еп. Виктору с требованием выезда в Свердловскую епархию, и назначил вместо него Воткинским с временным управлением Вятской епархией еп. Онисима Пылаева. Еп. Виктор послал свое письмо с объяснением причин «ослушания», где указывает, что выехать не может из данной епархии, т. к. выезд ему, как административно высланному, запрещен гражданскими властями, и к тому же считает грехом подчиняться его воззванию и распоряжению, как исходящему от «внешних». Далее он добавляет свои увещания и просьбу покаяться в содеянном грехе. Нового епископа — Онисима епархия не хотела принимать. Народ протестовал, а священники продолжали поминать за Богослужением еп. Виктора, но не еп. Симеона, арх. Павла и митр. Сергия.

22 дек. 27 г. Глазовское Духовное Управление, в ответ на указание войти в подчинение еп. Онисиму, вынесло решение: «Временно до покаяния и отречения митр. Сергия от выпущенного им воззвания:

1. Воздержаться от общения с ним и солидарными с ним епископами.

2. Признать еп. Виктора своим духовным руководителем, избранным всей Глазовской епископией в 1924 г.

3. Титуловать еп. Виктора «Глазовским и Воткинским», о чем поставить в известность митр. Сергия и еп. Онисима, а также оо. благочинных Глазовской епископии.

Протокол заседания был послан на утверждение еп. Виктору, который 22 дек. 27 г. наложил на нем следующую резолюцию:

«Радуюсь благодати Божией, просветившей сердца членов Духовного Управления в сем трудном и великом деле избрания пути истины. Да будет решение его благословенно от Господа, и да будет оно в радость и утешение всей паствы нашей и в благовестие спасения ищущим спасения в св. Православной Церкви. По постановлению 3-му о переименовании титулования, временно оставить прежнее титулование: Ижевским и Воткинским до решения сего вопроса Епархиальным съездом. Еп. Виктор. (Мат. по Иосиф. рас. кн. 1, стр. 152).

Еп. Онисим сразу же известил об этом Синод, и последний так же сразу вынес решение запретить в священнослужении всех с еп. Виктором. Еп. Виктор ободрил всех запрещенных посланием, советуя не обращать внимания на прещения отпавших через «воззвание».

К концу 27 г. в уездах Глазовском, Слободском, Котельническом, Яранском, в слободе Кухарка, в Вотске, Ижевске и Вятке признали своим духовным руководителем еп. Виктора. Итак, почти вся Вятская епархия за исключением нескольких священников (я не говорю «приходов», потому что народ не признавал этих священников) во главе с еп. Виктором (Островидовым) ушла (или, вернее, угнана) в раскол!

В это время в Ленинградской епархии, расположенной по другую сторону от Москвы, происходили подобные явления. В этой (в недавнем прошлом столичной) епархии протест против беззаконных деяний м. Сергия был более острым и сильным, ибо во главе стояли сильные люди, облеченные и саном и учеными степенями. Оппозицию возглавил (хотя начата она, кажется, даже без его благословения) митр. Иосиф Петровых. Этого иерарха читатель, возможно знает по «Дневнику инока: в объятиях Отчих», автором которого он является.

До епископства в Ленинграде митр. Иосиф был епископом Угличским с 1909 г., потом арх. Ростовским, с 1921 г. викарием Ярославской епархии. В 1926 г. надлежала нужда возглавить Ленинградскую епархию, но все избираемые на этот пост, отклоняли назначение (в это время возможны еще были отклонения, как видим). Наконец, было предложена кафедра архиеп. Иосифу по настоятельной просьбе просителей из этой епархии, и он согласился.

29 авг. 26 года он в сане митр. прибыл в Ленинград, но в первые же минуты его ждали неприятности: не успел он еще осмотреть свои покои, как к нему ввалилась группа людей и открыто заявила ему свои антипатии. Это были приверженцы еп. Алексия (Симанского), стремившиеся утвердить своего избранника митр. Ленинградским, но с назначением на эту кафедру Иосифа, все их планы рушились. Основная цель их прихода к новоназначенному митрополиту заключалась в том, чтобы разными страхованиями и запугиваниями заставить его покинуть Ленинград. В разговоре с ним они безаппеляционно заявили, что он якобы не является народным избранником, и по этой причине должен либо разделить свой труд с еп. Алексием, либо вообще уступить ему место. Ни с первым, ни со вторым митр. Иосиф не согласился, а к ударам судьбы он уже был подготовлен, и они не замедлили явиться.

Митр. Иосиф послужил только Всенощную и Литургию в Троицком Соборе Александро-Невской Лавры, где пришлось увидать подлинную любовь народа к нему, со слезами встречавшего и провожавшего его. Народ Петрограда знал его еще до епископства через его книгу «В объятьях Отчих» и был наслышан о его стойкости против обновленчества в дни епископства. И это было не по душе большевикам.

31 авг. митр. Иосиф выехал в Ростов для окончательного завершения своего переезда. Но из Ростова он уже не смог выехать: ему был запрещен въезд в Ленинград из подозрения в связи с «иоаннитами». Пришлось паствой управлять из Ростова через своих викариев. Это продолжалось до сентября 1927 г. Могло бы так и продолжаться дальше, но беда в том, что для такой епархии, как Ленинградская, которая стала шумно протестовать против сергианских нововведений, такой архиерей был неподходящ, и даже опасен: он был ревностный борец против обновленчества. Поэтому митр. Сергий с Синодом 12 сент. 27 г. решили перевести митр. Иосифа в Одессу. Указ о перемещении, датированный 17 сент., был отправлен будто бы 21 числа этого месяца, а пришел по указанному адресу только 22 октября, после того, как за этот месяц произошли многие события. Об указе в первую очередь узнали в Ленинградской епархии заинтересованные в нем лица, затем узнала вся епархия, и уже после, через викариев, узнал о нем митр. Иосиф. 28 сент. он в пространном письме к митр. Сергию изложил свой взгляд на такое перемещение, где указал на такие явления:

«Вы сделали меня Ленинградским митрополитом без малейшего домогательства с моей стороны. Не без смущения и тяготы принял я это опасное послушание, которое иные, может быть разумно, а то и преступно решительно от себя отклонили». Затем он описывает поступок сторонников еп. Алексия (Симанского) и то, что народ встретил его со слезами:

«Вот такой народ во много тысяч, со слезами бурной радости приветствовавший мое появление и утвердивший этими слезами как вернейшей печатью, Ваше избрание, единогласно, без единого недовольного, весь за меня — против интриги, которая упорно добивается своего и готовится ныне торжествовать свою победу вашим слабоволием и попустительством».

«Владыко! Еще не поздно, хотя уже последний час. Ваша твердость еще сильна исправить все, и настойчиво положить конец всякой смуте и несправедливости. Правда, я не свободен и не могу сейчас служить своей пастве, но ведь «секрет» этого понятен всему миру: теперь не свободны (и едва ли будут свободны) все, сколько-нибудь твердые и нужные люди. Но сознательно верующие терпят — это не только наш, но и их собственный крест, приобщающий к Страдальцу Христу и сплачивающий нас всех между собой и с Ним в несокрушимую силу и сладость любви и взаимообщения».

«Вы говорите — так хочет власть, возвращая свободу ссыльным архиереям под условием перемены ими прежнего места служения. Но какой же толк нам и польза от вызываемой этим чехарды и мешанины архиереев, по духу церковных канонов, состоящих в нерасторжимом союзе с паствой, как своей невестой? Терпит он, получающий от сего духовный разврат, или какой-то «свальный» грех епископата, вынужденного менять своих «невест» с быстротою и необузданностью ЗАГ-сов? И кому улыбается это удовольствие покупать свободу от одной высылки горечью другой?»

«Не лучше ли сказать: Бог с ней, такой фальшивой человеческой милостью, являющейся просто издевательством над нашим достоинством, бьющей на дешевый эффект призраком милования. Пусть уж лучше будет так, как раньше было. Как-нибудь протянем до того времени, когда поймут наконец, что ссылками и напрасными терзаниями неодолима вечная Вселенская Истина, и что не пристало пользоваться этими варварскими средневековыми мерами XX веку — веку утонченной культуры и цивилизации. Пусть и ныне сбитому со всякого толка человечеству подтвердят эти новые Златоусты, новый Афанасий и Василии Великие, в коих (по сходству судеб), слава Богу, нет недостатка.

«… Пусть они (архиереи) поселяются и на других местах в качестве временно управляющих этими местами, но с непременным сохранением прежнего звания». «Еще лучше, конечно, чтобы каждый и управлял своей епархией, живя поблизости хотя бы в чужом городе».

Все эти «упрашивания» и старания вразумить, говорят только о том, что митр. Иосиф в это время еще плохо знал того, к кому писал, не знал, что он не вынужденный просто выкручиваться из массы требований большевиков. Говоря о пользе Церкви, о вечной Вселенской Истине, он не мог догадываться, что по мнению митр. Сергия, благо для Церкви только во внешнем благополучии, хотя и купленном ценою отрыва от Бога, а истина у него теперь новая — союз с «законной» властью.

Однако, несмотря на это «неведение», митр. Иосиф заподозрил неладное, как мы видим в конце его письма:

«Не мирясь с совестью своею, ни на какой другой комбинации, я решительно не могу признать правильным состоявшегося без всякой моей вины и моего согласия и ведома перемещения моего в Одесскую епархию, известную прежде безобразными порядками, и требую незамедлительного перенесения моего дела из сомнительной не для меня одного компетенции Вашего Синода, на обсуждение усиленного Собора епископов, коему я только сочту обязанным явить свое беспрекословное послушание» (28 сент. 27 г.).

Письмо это митр. Иосиф писал еще в то время, когда официально не был извещен о переводе его в другую епархию и фактически хотел предупредить этим последствия. Но и на это письмо он не получил ответа. События же продолжали развиваться в нелучшую сторону.

Через верного митр. Иосифу викария еп. Дмитрия (Любимого), стало известно в Ленинградской епархии о несогласии митр. Иосифа о перемещении. Начались волнения. Еп. Николай Ярушевич, викарий Ленинградской еп., которому митр. Сергий как своему стороннику поручил временно управлять всей епархией, в своем доносе (9 окт.) указывал как на виновника всех волнений на митр. Иосифа.

В это время с другого места последовало такое же донесение. 1 окт. в Ростов, где проживал и иногда служил митр. Иосиф, и где ранее епископствовал 18 лет, был послан явно для более быстрого смещения митрополита, еп. Иннокентий (Лятец). Но ростовцы, любившие митр. Иосифа, и видевшие всю неправду, творимую с ним и епископами, приняли нового епископа далеко не доброжелательно. Еп. Иннокентий высказал это митр. Иосифу, что он возмущает паству, и хотя последний утверждал о своей невиновности и просил не обращать внимания на антипатии некоторых лиц, приступая к обязанности, все же новый архиерей написал на него донос в Москву.

В связи с этими доносами и письмом митр. Иосифа митр. Сергий с Синодом 12 окт. вынесли новое постановление об обязательном перемещении митр. Иосифа на Одесскую кафедру:

«Остаться при прежнем постановлении, т. е. считать митр. Иосифа перемещенным на Одесскую кафедру и предложить ему не соблазняться легкой возможностью жить в Ростове, что производит смущение среди верующих как в Ленинграде, так и в Ростовском викариатстве, в порядке церковных — послушания и дисциплины вступить в управление Одесской епархией, войти в надлежащие отношения с местной гражданской властью на предмет организации Епархиального Управления на началах, изложенных в Указе Патр. Синода. И о последующем, как и вообще с положением дела в Одесской епархии, донести Заместителю Патриаршего Местоблюстителя». (Собственно ради этого «отношения с местной гражданской властью» и происходила вся эта перетасовка архиереев).

Далее в Постановлении говорится:

«Вам, управляющему Ленинградской епархией преосв. Петергофскому Николаю, предложить без промедления объявить по епархии указ о перемещении преосв. митр. Иосифа и о прекращении возношения его имени, как Ленинградской епархии архиерея».

«Преосв. викариям Ленинградской епархии Димитрию и Серафиму предписать всякий выезд из пределов Ленинградской епархии делать с ведома и благословения временно управляющего Ленинградской епархией преосв. Николая и вообще находиться в должных к нему как временно управляющему епархией, отношениях».

Надо сказать, тон указа по тону более чекистский, нежели синодский. Запрещение на выезд без контроля епископам Димитрию и Серафиму под стать было бы гражданским властям, но не церковным. Свобода их передвижения не нравилась коммунистам, так как большевики именно в первую очередь видели и не желали готовящегося противления новому церковному курсу. Относительно же митр. Иосифа совершалась просто интрига, явно расчет был на то, чтобы вывести его из равновесия и тем самым из рядов правящих архиереев, искусственно готовилось изгнание его под запрещение, видно, из опасения его действенного противления новой церковной политике. Уже по вышеприведенному указу можно понять, как митр. Серий распределял должности, согласно политическим убеждениям каждого. И этот указ был доведен до сведения всех, за исключением того, кому бы надо более всего знать о нем, — митрополита Иосифа.

Он вместо указа получает 22 окт. еще только первое постановление Синода, а о втором узнает опять же только через других. Он пишет новое послание м. Сергию, где полностью опровергает всякие домыслы в возводимых на него обвинениях, и отказывается исполнять волю Синода, уйдя совсем от архиерейской должности. В заключении своего послания он пишет:

«Мне предлагается это сделать в порядке церковной дисциплины Высшей Церковной власти? Да если бы это было действительно так! Но увы! В данном случае саму Высшую Церковную власть я вижу в плачевно-рабском послушании, совершенно чуждом церковному началу! А если так, то я приберегаю этот драгоценный бисер (послушание) до другой обстановки, а требующим у меня послушания дерзновенно говорю: «Ничуть не больно мне то, что вы толкаете меня в пропасть, но больно мне за, поставленную вами на краю ее, многострадальную Христову Церковь! Идите, лучше уж, себе со своим Синодом опять в Бутырки. Легче и полезнее видеть св. Церковь, гонимой вновь властью, не скрывающей от нас своей враждебности и безбожности, нежели видеть ее гонимой вашими же руками на радость врагов, довольных, что безумные деяния их рук, делаются нами самими, обращая народные упреки и нелицеприятный суд истории вместо их голов на наши, не ведающие, что творят. Иосиф, 30 окт. 27 г.». (Мат. по Иосиф. раск., кн. 1, стр. 152).

Фактически, митр. Иосиф сдержал свое слово и устранился от всякой деятельности, стараясь не смущать Церковь из якобы личной гонимости. Лишь гораздо позднее он вернулся к деятельности, когда увидел, что гонима Истина, Церковь, и что от него требуется какой-то вклад в дело защиты Церкви.

В то время, когда происходили описанные нами события, связанные с личной оппозицией митр. Иосифа, одновременно в разных местах страны готовилась групповая оппозиция митр. Сергию и его новой политике, изложенной в декларации. Основным местом этого «раскола» как раз оказалась Ленинградская епархия.

Викарные епископы Ленинградской епархии, священники, ученое сословие и просто миряне, настороженные сомнительной деятельностью м. Сергия, теперь в вопросе перемещения митр. Иосифа проявили себя открытыми противниками нововведения митр. Сергия. Население бывшей столицы и столичной епархии не привыкло слепо исполнять все указания свыше, но будучи и более образованным и близким к центру, так или иначе было всегда в курсе общецерковных и политических дел. Совсем недавно им пришлось быть свидетелями кровавых событий, особо беззаконных действий со стороны большевиков и обновленцев (расстрел митр. Вениамина и других с ним). В борьбе за власть в Церкви ленинградцы не участвовали и были лишь зрителями этой драмы, но в воцарении митр. Сергия уже увидели неладное. Создание им Синода и издание «декларации» вызвало внутренний протест, однако, он мог кончиться всего лишь ропотом. Перемещение митр. Иосифа без его ведома и согласия дало повод уже для большого возбуждения. Но и в данном случае ничего организованного не могло произойти, если бы не последовали новые беззаконные действия со стороны Заместителя. После указа о переводе митр. Иосифа, его несогласия с ним, затем еще более беззаконного указа, подтвердившего первый, взволнованные ленинградцы вынуждены были лицезреть новый указ от 21 окт. об отмене поминовения современных мучеников и введение молитвы о богоборческой власти. Это был уже вызов всему святому. Затем вскоре последовало новое деяние того же покроя:

«31 окт. в Новодевичьем монастыре состоялась хиротония архим. Сергия (Зенкевича) во еп. Детскосельского. Народ был поражен этим событием, считая, что подобная хиротония беззаконна. Детскосельская паства признавала своим еп. Григория (Лебедева), находившегося в то время в заключении, о нем она молилась и в новом епископе не имела никакой нужды (Иг. Иоанн, кн. 2, стр. 109). До этого времени христиане с чистыми убеждениями еще как-то мирились с политикой митр. Сергия, но теперь уже по плодам увидели его подлинное лицо. И протест стихийно стал вырываться из груди народа. Остальные приходы как в самом городе, так и в окрестностях, отказались совершенно выдавать денежные средства на содержание Епархиального Управления, прекратили приглашать на Богослужения еп. Петергофского Николая (Ярушевича), как сторонника сергиевской политики, а многие верующие, в знак протеста, перестали посещать те храмы, где возносилось имя митр. Сергия за Богослужением.

Первым шагом открытого протеста ленинградской епархии было письмо к митр. Сергию от лица духовенства и мирян, составленное проф. прот. В. Верюжским. В силу особой важности этого документа, не взирая на его большой объем, приводим его полностью:

«Ваше высокопреосвященство! Мы, считающие себя верными чадами Православной Церкви, наблюдающие вплотную Ее жизнь, и болеющие сердцем о современных несогласиях среди церковных людей, обращаемся к Вам может быть в последний раз с предупреждением взятого Вами за последние месяцы курса церковной политики. Вам, как лицу возглавляющему иерархию Российской Православной Церкви, не может быть неизвестным, что положение внутри Церкви в настоящее время чрезвычайно остро, что непрерывно растет недовольство и несогласие среди верующих, и что источником таких настроений в Церкви является Ваша декларация об отношении Церкви к сов. власти. Эта декларация в той форме, в которой она была изложена, не вызывалась внутренними потребностями Церкви, и ни для кого нет секрета в том, что Ваша декларация явилась по требованию гражданской власти, ставящей себе задачей уничтожение всякой религии. Отсюда возникло прежде всего полное недоверие к Вашей декларации вплоть до распространения утверждения, что декларация Вами была только подписана, составлена же была не Вами, а гражданской властью. Отсюда и выросла уверенность православных людей в том, что со времени Вашей декларации, в управлении принимает участие, вопреки декрету об отделении Церкви от государства, гражданская богоборческая власть.

Не удивительно поэтому, что Ваша декларация не только не может быть воспринята православным сознанием по своему содержанию, о чем у вас, вероятно, имеются уже достаточные сведения, но и побуждают православных все злоключения, постигающие их в области церковной, рассматривать как результат той же декларации, и видеть в них проявление непосредственного влияния богоненавистнической власти, стремящейся к разрушению Церкви. К таким именно злоключениям нашей местной церкви относится перемещение в Одессу митр. Иосифа, вопреки желанию паствы и его самого, и назначение в нашу епархию еп. Сергия (Зенкевича), не только вопреки желанию паствы, но даже и не по избранию его епископатом. Подобные перемещения и назначения епископов, практикуемые, как известно, и в отношении других епархий Союза, только укрепляют убеждение в том, что епископы назначаются на кафедры не по Вашему произволению, и что таким путем постепенно создается епископат, желательный для гражданской власти и ее интересов, и совершенно не соответствующий истинным интересам Церкви, как это уже случилось в отношении состоящего при Вас Временного Патр. Синода.

Но в особенности, противным религиозному сознанию народа являются дошедшие до нас сведения об устранении из Богослужения молений о страдальцах за дело Церкви, находящихся в тюрьмах и ссылках, с одновременным распоряжением молений за власть, посылающую этих страдальцев в тюрьмы и ссылки. Такое противопоставление противоречит даже и смыслу Литургии и ничего подобного еще не бывало в истории Церкви.

Изложенные факты наводят православных на тревожные мысли о новом взятом Вами курсе церковной политики, вытекающем из Вашей декларации, и неизбежно ведущем к порабощению Церкви государством.

Те же факты, в связи с содержанием декларации, заставляют верующих и духовенство заявить свои протесты этому новому курсу церковной политики, находящие себе выражение как в многочисленных негодующих и скорбных записках, посылаемых на Ваше имя, так и в имевших в действительности место отказах в выдаче средств на содержание епархиального управления, в прекращении приглашений на Богослужения еп. Николая Петергофского, в непосещении верующими церквей, в которых возносят Ваше имя, в прямых требованиях такого возношения.

Таким образом, упорное проведение Вами нового курса церковной политики не только ведет ко взаимному непониманию между Вами и Вашей многочисленной паствой, но и причиняет вред миру церковному и религиозному состоянию верующих.

С одной стороны, в Церкви замечаются признаки внутреннего распада, заключающегося в ослаблении внутренней сплоченности и дисциплины церковного общества, в исчезновении доверия к духовным руководителям, в отходах от Православия, вызванных утомлением и недоверием. С другой стороны, среди твердых и беззаветно преданных людей Церкви непрерывно растет настроение, направляющееся к расколу, т. е. к отделению от Вас и провозглашению собственной автокефалии.

Ввиду изложенного, заявляя Вам о неприемлемости и для нас Вашей декларации в целом, но в то же время, горя желанием сохранить единство Церкви и предотвратить надвигающийся раскол, мы обращаемся к Вам, Высокопреосвященнейший Владыко, со слезной просьбой немедленно принять нижеследующие меры ради мира церковного:

1. Отказаться от намечающегося курса порабощения Церкви государству в той форме, какую Вы найдете более подходящей, но которая делала бы ясным для верующих таковой Ваш отказ.

2. Отказаться от перемещения и назначений епископов, помимо согласия на то паствы и самих перемещаемых или назначенных епископов, ибо таковые перемещения и назначения являются ударом по Церкви, нанесенным Вашей рукой.

3. Поставить Временный Патр. Синод на то место, которое было определено ему при самом его учреждении в смысле совещательного органа, состоящего лично при Вас, и полномочия которого кончаются с прекращением Ваших полномочий. Вследствие этого, все распоряжения должны даваться только от Вашего имени, но не от имени Синода, хотя бы они предварительно и рассматривались в нем.

4. Пересмотреть состав Временного Патр. Синода и удалить из него пререкаемых лиц, в особенности м.Серафима Тверского (Александрова) и арх. Алексия (Симанскаго), которые являются совершенно неприемлемыми для православных верующих.

5. При организации епархиальных управлений должны быть всемерно сохраняемы устои Православной Церкви, каноны, постановления Поместного Собора 1917-18 гг., особенно авторитет епископата, который так блестяще оправдал себя в тяжкое время борьбы с обновленчеством.

6. Возвратить на Ленинградскую кафедру м. Иосифа, так как только этой мерой может быть установлен церковный мир в епархии.

7. Во избежание лишних разговоров и волнений, впредь до назначения постоянного митрополита, отменить возношение Вашего имени во время Богослужений.

8. Отменить распоряжение об устранении из Богослужений молений о страдальцах за Церковь Христову и о возношении молений за гражданскую власть, т. к. таковое распоряжение при современных условиях государственной и общественной жизни является ничем иным, как прямым издевательством над религиозным сознанием верующих.

9. Мы убеждены, что только такими мерами можно успокоить взволнованное Вашей декларацией церковное общество, и тем предотвратить неизбежный в противном случае раскол в Церкви. Поэтому мы призываем Вас, Владыко, вспомнить св. Патриарха Тихона, который не стеснялся никакими обстоятельствами в отношении отмены своих распоряжений, когда убеждался, что они не находят себе поддержки в церковном сознании верующих.

Да будет с Вами благодать Великого Кормчего и Первосвященника Церкви, Господа нашего Иисуса Христа, и да пошлет Вам Господь Бог духа мудрости и разума» (Оппоз. митр. Сергию, кн. 2, стр. 111-114).

В этом письме, можно сказать, предельно ясно изложен взгляд христианина или суд Истины над всеми отступлениями м. Сергия. Этим письмом предавалась проклятию вся деятельность м. Сергия, вся его идея новой церковной политики, его мечта, ради которой он упорно двигался к власти, не гнушаясь средствами. — И отказ от всего этого с его стороны мог разсматриваться только как самопогребение, и он, конечно, не отказался; видимо, «освободителей» так крепко держит сатана, что им почти невозможно вырваться.

И так как от него не было ответа, и не могло последовать такового, то протестующие христиане, не теряя зря времени, приступили к следующим существенным шагам. Было решено послать посольство к митр. Сергию в следующем составе: от высшего духовенства еп. Гдовский Дмитрий (Любимов) от низшего — проф. прот. В. Верижский, имена представителей от научных работников и мирян остались неизвестными (там же, стр. 116). Каждый из делегатов имел письмо от лица той среды, от которой был направлен. Из этих писем сохранилось только одно: от священнического сословия составленное проф. Феодором Андреевым, б. доцентом МДА и магистром богословия. Тон письма умоляющий, хотя содержит обличения.

Заканчивается оно призывом отказаться от новой церковной политики, или в ином случае дело должно кончиться прекращением канонического общения.

12 дек. эта делегация в кол. 4 человек имела беседу с м. Сергием в его резиденции. Проф. В. Верюжский так передает эту беседу:

«Мы все подошли под благословение. Еп. Димитрий дал прочитать м. Сергию письмо, подписанное шестью епископами, О. В. дал прочитать м. Сергию письмо, составленное священниками. Наконец, мною было дано заявление от верующих академических кругов Ленинграда. В промежутке между чтением этих бумаг еп. Димитрием были даны митрополиту Сергию разные письма и бумаги. Митрополит Сергий читал все очень внимательно, медленно, но часто отрывался и делал замечания, на наши замечания он делал возражения, и таким образом получалась беседа.

— Вот вы протестуете, а многие другие группы меня признают и выражают свое одобрение, — говорил м. Сергий, — не могу же я считаться со всеми и угодить всем, каждой группе. Вы каждый со своей колокольни судите, а я действую на благо всей Русской Церкви.

— Мы, Владыко, — возражаем мы, — тоже хотим для блага всей Русской Церкви потрудиться. А затем, мы не одна из многочисленных маленьких групп, а являемся выразителями церковно-общественного мнения Ленинградской епархии из 8 епископов — лучшей части духовенства, я являюсь выразителем сотни моих друзей и знакомых и, надеюсь, тысячи единомышленников научных работников Ленинградской епархии, а А. С. — представитель широких народных кругов.

— Вам мешает понять мое воззвание политическая контрреволюционная идеология, — сказал м. Сергий, — которую осудил п. Тихон (он достал одну из бумаг, подписанную п. Тихоном).

— Нет, Владыко, нам не политические убеждения, а религиозная совесть не позволяет принять то, что Вам Ваша совесть принять позволяет. Мы вместе со св. Патр. Тихоном (с указанной бумагой) вполне согласны. Мы тоже осуждаем контрреволюционные выступления. Мы стоим на точке зрения Соловецкого осуждения Вашей декларации. Вам известно послание из Соловков?

— Это воззвание писал один человек (Зеленцов), а другие меня одобряют. Вам известно, что меня принял и одобрил сам м. Петр?

— Простите, Владыко, это не совсем так, не сам м. Петр, а Вам известно это через еп. Василия.

— Да, а вы почему знаете?

— Мы знаем со слов еп. Василия. Митр. Петр сказал, что «понимает», а не принимает Вас, а сам м. Петр ничего Вам не писал.

— Так ведь с ним у нас сообщения нет, — сказал митр. Сергий.

— Так зачем же Вы говорите, Владыко, что м. Петр признал Вас?

— Ну, а чего здесь особенного, что мы поминаем власть? — сказал м. Сергий. — Раз мы ее признали, мы за нее и молимся. Молились же за Царя, за Нерона и других.

— А за антихриста можно молиться? — спросили мы.

— Нет, нельзя.

— А Вы ручаетесь, что это не антихристова власть?

— Ручаюсь. Антихрист должен быть три с половиной года, а тут уже десять лет прошло.

— А дух-то ведь антихристов, не исповедующий Христа во плоти пришедшего.

— Этот дух всегда был со времен Христа до наших дней. Какой же это антихрист, я его не узнаю!

— Простите, Владыко, Вы его не узнаете, так может сказать только старец. А так как возможность есть, что это антихрист, то мы и не молимся. Кроме того, с религиозной точки зрения наши правители — не власть.

— Как так не власть?

— Властью называется иерархия, когда не только мне кто-то подчинен, но сам я подчиняюсь вышестоящему и т. д. И все это восходит к Богу, как к источнику всякой власти!

— Ну, это тонкая философия!

— Мы чистые сердцем, это просто чувствуем, а если рассуждать, то надо рассуждать тонко, так как вопрос новый, глубокий, сложный, подлежащий соборному обсуждению, а не такому упрощенному пониманию, какое даете Вы.

М. Сергий: — А молитва за ссыльных и в тюрьмах находящихся исключена потому, что из этого делали политическую демонстрацию.

Мы: — А когда, Владыко, будет отменена девятая заповедь блаженства, ведь ее можно рассматривать тоже как демонстрацию?

М. Сергий: — Она не будет отменена, это часть литургии!

Мы: — Так молитва за ссыльных тоже часть Литургии!

М. Сергий: — мое имя должно возноситься для того, чтобы…

Мы: — А известно, Вам, Владыко, что теперь в обновленческих церквах произносится?

М. Сергий: — Так это только прием!

Мы: — Так ведь в «борисовщине» это тоже только прием. А скажите, имя м. Петра предполагается отменить?

М. Сергий долго не отвечал на этот вопрос, но, вынужденный, наконец, сказал: Еще в 1925 г. предполагалось отменить возношение имени м. Петра. Если власти прикажут нам, что же будешь делать? И сам свят. Патр. Тихон разрешал под давлением властей не поминать его.

Мы: — Но свят. Патр. Тихон мог разрешать не поминать себя, а Вы имени м. Петра отменить не можете.

М. Сергий: — Ну, а вот Синод-то, чем он вам не нравится?

Мы: — Мы его не признаем, не верим ему, а Вам еще пока верим. Ведь Вы — Заместитель Местоблюстителя, а Синод лично при Вас, вроде Вашего секретаря?

М. Сергий: — Нет, он орган соуправляющий.

Мы: — Без Синода Вы сами ничего не можете сделать?

М. Сергий (после долгого нежелания отвечать): — Ну да, без совещания с ним.

Мы: — Мы Вас просим о нашем деле ничего не докладывать Синоду. Мы ему не верим и его не признаем. Мы пришли лично к Вам.

М. Сергий: — Чем же вам не нравится м. Серафим?

Мы: — Будто Вы, Владыко, не знаете?

М. Сергий: — Все это клевета и сплетни.

Мы: — А на Вас, Владыко, власти не оказывают давления? Скажите нам из глубины Вашей архипастырской совести.

М. Сергий (после долгого нежелания отвечать): — Ну и давят, но и мнения таковы же.

Мы: — Куда же Вы нас толкаете? Каким гонениям обрекаете?

М. Сергий: — Ничего вам не будет! Вот еп. Виктор открыто выступил против меня и благополучно сидит, никто не трогает его.

Мы: — Мы пришли не спорить к Вам, а заявить от многих пославших нас, что мы не можем, наша совесть не позволяет нам принять тот курс, который Вы проводите. Остановитесь, ради Христа, остановитесь!

М. Сергий: — Эта ваша позиция называется исповедничеством. У вас ореол…

Мы: — А кем же должен быть христианин?

М. Сергий: — есть исповедники, мученики, а есть дипломаты, кормчие, не всякая жертва принимается! Вспомните Киприана Карфагенского.

Мы: — Вы спасаете Церковь?

М. Сергий: — Да, я спасаю Церковь.

Мы: — Церковь не нуждается в спасении, а Вы сами через нее спасаетесь.

М. Сергий: — Ну, да, конечно, с религиозной точки бессмысленно говорить: «Я спасаю Церковь», но я говорю о внешнем положении Церкви.

Мы: — А митр. Иосиф?

М. Сергий: — Вы его знаете только с одной стороны, нет, он категорически не может быть возвращен.

Мы: — Кроме того, были разговоры о Сергие Зенкевиче, о запрещении о. Иоанна Никитина (в среду он может служить), об еп. Николае и мн. других.

1 дек. м. Сергий принял у себя одного представителя (от ученого мира) и вручил ему ответ на требования этой депутации. Ответ был не на все пункты и был с одной стороны уклончивым и с другой, категоричным, не допускающим надежд на изменение в чем-либо его курса. Четвертый пункт его ответа несколько примечателен: «О митр. Серафиме я не знаю ничего, кроме сплетен и беспредметной молвы. Для опорочения человека нужны факты, а не слухи. Не любят его за то, что он имея некоторый кругозор, не остался при наших прежних взглядах на наше государственное положение».

А еп. Алексий допустил ошибку в прошлом, но имел мужество ее исправить. Притом он понес такое же изгнание, как и некоторые из теперешних его недоброжелателей. (Там же, стр. 127).

М. Сергий убеждал пришедшего к нему представителя согласиться с ним, и почти прыгая по комнате, говорил: «Ну, нас гонят, а мы отступаем! Но зато сохраним единство Церкви!» Представитель пришел к убеждению, что согласиться с ним невозможно. «Да вразумит Вас, Господь, Владыко», — сказал он и, поклонившись, вышел (иг. Иоанн, страница 128).

Делегации протестующих ничего не оставалось делать, как ни с чем вернуться в Ленинград. Было созвано собрание духовенства и мирян, на котором было решено отделиться от митр. Сергия.

(Пропуск одной страницы в полученной нами рукописи).

Затем участники собрания обратились за благословением к м. Иосифу, и получив от него одобрение их поступка, и благословение на отделение от м. Сергия, стали предпринимать следующие шаги. 26 дек. на кв. еп. Димитрия, где уже собрались еп. Сергий, еп. Серафим (Протопопов), пр. В. Верюжский и Ф. Андреев. Был приглашен еп. Николай (Ярушевич), которому был вручен заранее заготовленный ими акт отхода. Конец сего акта гласит:

«Решаемся мы на сие лишь после того, как из собственных рук м. Сергия приняли свидетельство, что новое направление в устое русской церковной жизни, им принятого, ни отмене, ни изменению не подлежит.

Посему, оставаясь, по милости Божией, во всем послушании чадами Единой Святой и Соборной Апостольской Церкви, сохраняя апостольское преемство через Патр. Местоблюстителя Петра, митр. Крутицкого, и имея благословение нашего законного Епархиального Митрополита, мы прекращаем каноническое общение с м. Сергием и со всеми, кого он возглавляет, и впредь, до суда «совершенного собором местности, т. е. с участием всех православных епископов, или до открытого и полного покаяния перед Святой Церковью самого м. Сергия, сохраняем молитвенное общение лишь с теми, кто будет «да не преступаются правила»… И да не утратим помалу той свободы, которую даровал нам кровию Своею Господь наш Иисус Христос, Освободитель всех человеков (из 6 прав. 3 Всел. Собора) Аминь. Дек. 26 дня 27 г. Еп. Сергий, еп. Димитрий (там же, стр. 144).

27 дек. еп. Николай сообщил обо всем и передал акт митр. Сергию. 30 дек. последовало постановление м. Сергия и Синода о запрещении в священнослужении еп. Димитрия и еп. Сергия. В этот же день еп. Николай, по получении извещения о постановлении Синода, запретил в священнослужении проф. прот. В. Верюжского и прот. Ф. Андреева и других священников из протестующих.

Это церковное прещение подействовало только на еп. Сергия, который вскоре заявил еп. Николаю о своем повиновении м. Сергию. Но уже на Рождество Христово, когда было получено послание м. Иосифа с одобрением поступка протестующих, еп. Сергий, ободренный им, снова встал на прежний путь.

Отделившиеся от м. Сергия епископы обнародовали акт отхода и в послании к своей пастве оповестили о беззакониях митр. Сергия и его единомышленников.

Примеру Ленинградских христиан последовали воронежские и серпуховские.

30 дек. 27 г. группа лиц серпуховского духовенства послала м. Сергию заявление об отделении от него. М. Сергий, видя, что количество протестующих его политике с каждым днем все увеличивается, попытался прибегнуть к старому обману: дать ложную надежду духовенству и мирянам на скорый созыв Собора. Для этого он 16 янв. 28 г. со своим Синодом вынес постановление приглашая Преосвященных прислать к Фоминой неделе свои соображения о времени, порядке созыва и составе желаемого собора, а также о вопросах, подлежащих его рассмотрению.

Но тревожные доносы от еп. Николая (Ярушевича) продолжали поступать к м. Сергию каждый день. Епископы Димитрий и Сергий продолжали служить, несмотря на его запрещение. А епископы Серафим Колпинский и Григорий Шлиссельбургский хотя и не выступали открыто, однако, за богослужением не поминали его имени. В связи с этим, м. Сергий с Синодом составили новое постановление (25 янв.) с новым приговором, который фактически ничего нового не сделал, но для непосвященных в вопросы каноники звучал, кажется более грозно: «уволить от управления викариатствами» на покой «с оставлением под запрещением в священнослужении» и «предать каноническому суду православных епископов». Непонятно: каких епископов? Той кучке неполноценных, какие были у него в Синоде? Так и прежнее постановление было от того же состава.

Новое в постановлении было лишь то, что еп. Григорий и Серафим должны возносить за Богослужением имя м. Сергия, а также в ближайшие дни в одном из храмов Ленинграда эти и другие епископы должны заявить перед паствой о своем осуждении отделившихся. Также, комиссии, назначенной Синодом, потребовать от митр. Иосифа осуждения «раскольников» особым посланием Ленинградской пастве. Постановление Синода устрашило лишь еп. Серафима, который, вынужденный подчиниться, стал поминать имя м. Сергия за богослужением. Еп. Григорий не внял предупреждению.

Посольство от Синода к митр. Иосифу (2 февр.) только предрасположило последнего к открытому протесту Сергиевской политике. Из беседы с членами этой делегации м. Иосиф мог узнать только то, что это действительно сборище сатанинское, и что каждый архиерей, не протестовавший против новой предательской политики, является ответственным пред Богом, как соучастник великого обмана верующего народа. Поэтому он вскоре (6 февраля) присоединился к открытому протесту архиереев Ярославской епархии, подписавшись пятым после митр. Агафангела, арх. Серафима (Самойловича), арх. Варлаама (Рязанцева) и еп. Евгения (Кобраноза) под их посланием — актом отхода от митр. Сергия. Группа Ярославских Архиереев позднее 27 марта запрещена в священнослужении, на что м. Сергий не скупился.

8 февр. м. Иосиф обратился к Ленинградской пастве с посланием, подписываясь как митр. Ленинградский. В послании он призывает каждого архипастыря и пастыря служить в сущем сане, не взирая на запрещения, а еп. Димитрию поручает временное управление епархией вместо себя.

Церковный фронт борцов против новой лжи теперь пополнился еще Ярославскими архиереями, не говоря уже о тех, которые уходили в единоличную оппозицию молча, не протестуя открыто. Теперь беспокойство охватило и большевистский центр, и митр. Сергия с Синодом. Им пришлось спешно искать пути к «обезвреживанию» протестующих, к разделению их, и особенно, ограждению масс народа от их влияния. В первую очередь нужно в Ленинград поставить постоянного Митрополита, в противовес считающему себя законным митр. Иосифа. Но кого поставить? Во-первых, нужно выбрать верного большевистской политике, чтоб не примкнул к протестующим, во-вторых, авторитетного, чтобы на его сторону склонился народ, но такого не находилось в Сергиевской компании. И сделанный выбор, наконец, оказался самый, что ни на есть неудачный: член Синода, арх. Серафим (Чичагов, бывший Тверской), против членства в Синоде которого Ленинградцы, как уже упоминалось, протестовали. Теперь Ленинградская паства и духовенство были просто возмущены: чем Ленинград хуже Твери, откуда его выгнали за коммунистические взгляды? или Варшавы, где его не приняли за это же? Все обличения «раскольников» архиеп. Серафимом, какие он произносил и писал по всякому поводу, вызывали еще большее несогласие народа с сергиевской политикой. Сергиевской коалиции пришлось приступить к более действенным шагам. К каким же?

«В феврале 1928 г. митр. Иосиф из Ростова был удален в Николо-Модинский монастырь, что в тридцати пяти верстах от города Устюжины» (иг. Иоанн, кн. 2, стр. 174).

Одновременно с ним взят под арест и отправлен в Вуйнический монастырь города Могилева Угличский архиеп. Серафим (Самойлович), (там же, кн. 1, стр. 204).

4 марта 1928 г. отделился от м. Сергия Яранский еп. Нектарий (Трезвинский), который, сообщает о своем отходе единомышленнику в Ленинград, уже с такой подписью: «Грешный Нектарий, еп. Яранский, 1928 г. апр. Комперпункт».

В конце апреля 28 г. был физически лишен возможности и священнодействовать и пребывать в г. Глазове еп. Виктор (Островидов): он последовал в Соловецкую обитель, где и скончался.

Митр. Агафангел скончался 18 окт. 28 г. тоже не в епархиальном городе, а в городе Кинешме, Костромской губернии.

Итак, с основными «вождями» оппозиции, можно сказать, покончено. Далее эта мера прещения, как самая действенная в борьбе с оппозиционерами, практиковалась очень успешно.

«29 г. явился самым печальным годом как для вождей, так и для рядовых последователей разделения… В этом году, в разное время, начиная с апреля месяца, один за другим ушли с церковной арены руководители раскола: митр. Иосиф, арх. Димитрий, еп. Максим, проф. прот. В. Верюжский, прот. Ф. Андреев, свящ. Крыжановский и др. Митр. Иосиф (Петровых) отбыл в Казахстан, близ Аральского моря… Там же он и скончался, не примирившись с политикой Сергия. Остальные руководители были рассеяны по разным углам Великой России, где большинство из них скончалось. Итак, в 1929 г. иосифлянская паства лишилась своих руководителей и пастырей и осталась в жалком состоянии» (иг. Иоанн, кн. 2, стр. 227).

В 1929 г. к протестующим против сергианской политики примкнул Казанский митр. Кирилл, но его изолировать не было нужды, ибо он и без того был в изоляции — в ссылке в городе Енисейске, где он и скончался в 41 г. от укуса змеи [4].

Но все же м. Сергий и его не преминул запретить в служении в февр. 30 г. По этим скудным данным литературы, допущенной коммунистами хотя бы для сбора пыли на полках в архивах, уже видим методы борьбы за торжество большевистской сергиевской политики в Церкви. Нужно только добавить, что без такой изоляции в тридцатые годы не осталось ни одного из оппозиционеров. Возврат же на свободу в 1943 г. оставшихся в живых возможен был только через подписку под «декларацией» митр. Сергия, что было равносильно измене Православию.

Другим оружием митр. Сергия было поставление епископов на место осужденных и убранных им. По разным высказываниям относительно его декларации, он знал убеждения кандидатов и, поставляя, уже не ошибался. Лишь однажды он ошибся еще в первые дни своего воцарения: в еп. Евгении (Кобранове), которого он рукоположил 27 марта 26 г., а 6 февр. 28 г. он вместе с другими архиереями ярославской епархии, отделился от него.

В момент же особых треволнений, когда активизировались силы противников его политики, когда был высмеян ими состав его Синода и его ставленник на ленинградскую кафедру арх. Серафим, ему пришлось прибегнуть к еще одному эффективному способу борьбы: он, конечно, не без содействия чекистских органов, выискивает среди ссыльных и заключенных архиереев, стойких борцов за чистоту Православия с обновленцами, но согласных с его политикой и выпускает их на свободу. Таких случаев, конечно, было немного. Так 5 февр. 28 г. Синод пополнился возвратившимся из Соловков Ювеналием, арх. Курским. 23 февр. оттуда же вернулся еп. Мануил, который был направлен в г. Серпухов, один из основных центров протестующих, и оттуда он постоянно навещал Ленинград для борьбы с «иосифлянами», где будто бы он пользовался авторитетом, как борец против обновленчества.

И такое: еп. Захария (Лобов) пишет из Марийской ссылки к некоему протоиерею, осуждая действия еп. Виктора (Островидова), и рьяно отстаивает политику м. Сергия. В этом же письме от 26 янв. 28 г. он указывает на оппозиционеров, как на виновников его неволи: «и мы задерживаемся на местах ссылок только ради непрошенных и совсем неразумных протестантов митр. Сергию». (Оппоз., кн. 3, стр. 27).

19 апр. этот же епископ писал самому еп. Виктору письмо такого коммунистическо-сергиевского содержания и уже с надписью и припиской: «Новоторжский еп. Захария, викарий Тверской епархии. Запоздал с ответом по случаю своего переезда из Краснококшайска (из ссылки на епархию) в гор. Торжок» (там же, стр. 43). Епископ же Виктор в это время ехал на Соловки.

Короче говоря, каковы идеи, таковы и методы борьбы за нее! О последующих временах Церкви, ставшей на новый путь, можно сказать лишь словами Апокалипсиса: «Упоена была кровию святых и кровию свидетелей Иисусовых» (17, 6).

В одном из писем «иосифлян» упоминается, что в обновленчество ушло «около 50 православных епископов правильного поставления» (Оппоз. кн. 2, стр. 105).

В протест против воцарения митр. Сергия с арх. Григорием — ушло около 18 епископов [5].

Если же исключить из борьбы сергиевской и антисергиевской группировок по отношению к его декларации тех, которые находились в неволе (а они за незначительным исключением были против митр. Сергия) и тех, которые держали просто нейтралитет, больше за неимением информации, то силы будут в таком отношении: на стороне митр. Иосифа, Агафангела, Кирилла и еп. Виктора будут люди, испытанные в борьбе за чистоту Православия еще против обновленчества, о чем не скрывает даже митр. Сергий, еп. Мануил и др.

Сторонники же м. Сергия, да и он сам, — бывшие обновленцы, или подобранные по духу и поставленные им самим. Еще в борьбе за власть, когда его еще терпели, он выступал от лица 24 епископов, половину из которых, впрочем сам поставил, и многие из которых потом отошли к протестующим. Протестующих же его политике, не считая заключенных (оттуда не всегда доносился их голос) уже насчитывалось 18 открытых и 16 тайных, т. е. не выступавших с открытым протестом, но скончавшихся в оппозиции. К оппозиционерам относились многие профессора (о. Павел Флоренский). Ко всему прочему на их стороне стояла вся Русская Церковь Заграницей.

Победа сергиевской ориентации была достигнута только благодаря вмешательству и насилию над противниками врагов христианства — коммунистов, на которых и по сей день опирается советское духовенство в своей борьбе с правыми силами.

Спрашивается, действительно ли раскольниками являются эти архиереи, не согласившиеся с новым курсом, который был введен неканонически митр. Сергием без их ведома и без согласия всего епископата, и также антидогматически, если глубже вникнуть в идеологическую сторону его реформы. По-видимому, эти виднейшие и умнейшие иерархи отлично понимали, что значит порвать с Церковью. Но они знали и то, что через сергиевский курс погибель и ближе и верней!

Многие архиереи, дорожа церковным миром и не видя пользы от крайних выступлений, уходили в индивидуальную оппозицию молча: Лебедев — 25 авг. 28 г. — ему предписывалось постановлением Синода осудить действия «иосифлян» и поминать за богослужением имя м. Сергия. Поминать он стал, но от осуждения уклонился, потом, не видя перспектив служения в сергиевской церкви, будучи переведен в мае этого года в Таврическую епархию, по указанному адресу не явился, а устроился сторожем на какую-то птицеферму: дальнейшая судьба его никому не известна. (Оппоз. кн. 3, стр. 36).

Или еще подобный случай. В гор. Енисейск, где находился в ссылке митр. Кирилл, был послан еп. Амфилохий (Скворцов). Здесь он сблизился с митр. Кириллом, соболезновал ему в его лишениях и также сочувствовал его взглядам относительно отступления м. Сергия. Когда в янв. 30 г. Сергий с Синодом наложили на него прещение, еп. Амфилохий бесшумно скрылся в тайгу, где и проживал безвестно до смерти, последовавшей в 1946 г.

О многих из оппозиционеров говорят советские авторы (в частности иг. Иоанн), что некоторые из них перед смертью в застенках принесли покаяние, т. е. примирились с политикой м. Сергия. Но вероятность этого сводится к нулю, потому что акты их отхода сохранились, а документов покаяния — ни одного. А ведь и большевики и Сергий были больше заинтересованы в последних. К тому же вполне возможны разные самообвинения под пытками, подобные каменевским, зиновьевским, у слабых, но наши епископы — не таковы.

Безусловно, для народа, членов Русской Православной Церкви второй половины 20-го века очень важно было бы иметь все документы, относящиеся к исповедникам. Но, вероятно, большая часть их навсегда потеряна. Сохранившиеся письма и послания действительно православных архиереев, в которых обличается политика м. Сергия, являются для нас, можно сказать, руководством в наших взглядах на курс нашего официально властвующего духовенства.

В завершение повествования о деятельности митр. Сергия приведем несколько мест из писем, наиболее ярко характеризующих действия м. Сергия.

Вот хотя бы послание — акт отхода группы архиереев Ярославской епархии датированной 6 февр. 28 г.:

«Ваше Высокопреосвященство! Хотя ни церковные каноны, ни практика Канонической Церкви Православной, ни постановления Всероссийского Церковного Собора 17-18 гг. далеко не оправдывают Вашего стояния у кормила высшего управления нашей отечественной Церковью, мы, нижеподписавшиеся епископы Ярославской церк. области, ради блага и мира церковного считали долгом своей совести быть в единстве с Вами и иерархическом Вам подчинении. Сознавая всю незаконность своего единоличного управления Церковью, — управления, никаким соборным актом не санкционированного, Вы организуете при себе Патриарший Синод. Но ни порядок составления этого Синода, Вами единолично утвержденного, и от Вас получающего свои полномочия, ни личный состав его из людей случайных, доверием епископата не пользующихся, в значительной части своей проявивших даже неустойчивость своих православно-церковных убеждений (отпадение в обновленчество) и (один) в раскол беглопоповства, не мог уже быть квалифицирован иначе, как только явление определенно противоканоничное.

В своем обращении к чадам Православной Церкви от 29 июля 27 г. Вы в категорической форме объявляете такую программу Вашей будущей руководящей деятельности, осуществление которой неминуемо принесло бы Церкви новые бедствия, усугубило бы обдержащия Ее недуги и страдания. По Вашей программе начало духовное и божественное в домостроительстве церковном всецело подчинено началу мирскому и земному, во главу угла полагается не всемерное попечение об ограждении истинной веры и христианского благочестия, а никому и ничему не нужное угодничество внешним, не оставляющее места для важнейшего условия внутренней церковной жизни по заветам Христа и Евангелия — свободы, дарованной Церкви Ее Небесным Основателем и присущей самой природе Ее — Церкви.

На место возвещаемой Христом внутрицерковной свободы Вами вводится административный произвол, от которого много потеряла Церковь и раньше. По лично своему усмотрению Вы практикуете бесцельное, ничем не оправданное перемещение епископов — часто вопреки желанию их самих и их паствы, назначение викариев без ведома епархиальных архиереев, запрещение неугодных Вам в священнослужении и т. д.

Все это и многое другое в области Вашего управления Церковью, являясь по нашему убеждению, явным нарушением канонических определений Вселенских и поместных соборов, постановлений Всероссийского Собора 17-18 гг., и усиливая все более и более нестроения и разруху в Церковной жизни, вынуждает нас заявить Вашему Высокопреосвященству: мы, епископы Ярославской области, отныне отделяемся от Вас, и отказываемся признавать за Вами и Вашим Синодом право на высшее управление Церковью» (иг. Иоанн. Оппоз., кн. 1, стр. 192-194).

В этом послании очень ярко охарактеризованы четыре неканонических явления в деятельности м. Сергия:

1. Неканоническое воцарение.

2. Неканоничность и неавторитетность образованного м. Сергием Синода.

3. Издание «декларации», лишающей внутренней свободы Церковь.

4. Произвольное отношение к епископам: перемещения и прещения без ведома остального епископата.

Эти 4 пункта указываются в протестах и другими архиереями. Таким же красноречивым является письмо к неизвестному лицу еп. Яранского Нектария (Трезвинского) от 25 апр. 1928 г.

«После молитв и долгих размышлений я прекратил церковное общение с м. Сергием (замещающем собою Патр. Местобл.), как вошедшим в блок с антихристом, нарушившим церковные каноны и допустившим равносильное отступничеству от Христа малодушие и хитроумие. Всякому православно верующему сыну Церкви Христовой зазорно и для вечного спасения небезопасно идти за таким вождем, как м. Сергий, ставшим и пошедшим скользким и весьма ненадежным путем.

Синод же собран из, так называемых, подмоченных или ссученных епископов. Назначение епископов на кафедры происходит с ведома или одобрения начальника Московского отдела № 6. Может ли быть это приемлемо православными людьми, а тем более епископами? Я долгое время (5 месяцев) разделял мнение Соловецкого епископата относительно м. Сергия (еще с первой недели Великого поста). Теперь, видя печальные последствия сделок и компромиссов со стороны м. Сергия, допущенных им для «спасения» Церкви, я решил определенно и бесповоротно отделиться от м. Сергия и стал в ряду других епископов, порвавших с м. Сергием, несмотря на то, что бы меня впереди ни ожидало.

Будущее покажет, прав я или нет. Надеюсь и верю, что эта церковная нижегородская ярмарка под нео-обновленческим флагом потерпит полное посрамление и православно верующие все уйдут от этой печальной церковной авантюры, затеянной для уничтожения и поругания Церкви Христовой, (отделился я официально с 1-ой недели Великого поста), иже есть столп и утверждение Истины. Прошу усердно молить о моем недостоинстве. Грешный Нектарий, по милости и благодати Божией Еп. Яранский, 1928 г., 25 апр. Комперпункт». (иг. Иоанн, кн. 3, стр. 40).

Еп. Виктор (Островидов) находить внутренним содержанием большевистско-сергиевской политики тщательно продуманный план разрушения Православия. Об этом он упоминает в пространном письме к еп. Авраамию в янв. 28 г. «Мы с детской простотой веруем, что сила Церкви не в организации, а в благодати Божией, которой не может быть там, где нечестие, где предательство, где отречение от Православной Церкви, хотя бы и под видом достижения внешнего блага Церкви. Ведь здесь не просто грех м. Сергия и его советчиков! О, если бы это было только так! Нет! 3десь систематическое, по определенно обдуманному плану, разрушение Православной Русской Церкви, стремление все смешать, осквернить и разложить духовно. Здесь заложена гибель всей Православной Церкви».

«Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными» и проч. заповедает св. Апостол (2 Кор., 6, 14-18). А эти учат обратному. И все это должно распространяться по всей Православной Русской Церкви, ибо все мы должны одобрить новое нечестие, а иначе — решение, ибо говорят, мы — ваше начальство. О, ослепление ума! О, ужас переживаемого!

При испытании в 23 г. и позднее ясно обнаружилось, что оплотом Православной Церкви оказались исповедники истины — епископы, связанные неразрывно благодатною связью с их паствами. И что же делают новые враги Православия? Они перемещают таких епископов с их кафедр, а их место занимают своими ставленниками, и это не единичные случаи, а совершается это в определенной системе по всей Русской Церкви».

А нужно это, по словам м. Сергия, будто бы для выявления лояльности в отношении к гражданской власти. Что за безумие! Убийством Церкви выявлять свою лояльность!

Далее — вторым оплотом Православия оказались приходские советы. И что же опять делают новые враги Православия? Они дают наказ свести приходские советы на нет, и это для того, чтобы их ставленники — епископы — по своему усмотрению — замещали священнослужительские места. Какое теперь начинается осквернение душ нечестивыми священнослужителями, которых епископы будут рассовывать везде и другие, непризнанные верующим народом произведут ужасное разложение веры и упадок религиозной жизни? Поистине, эти злоумышленники против Церкви не от человеков, а от того, кто искони был человекоубийца и кто жаждет вечной погибели нашей, слугами кого и сделались новые предатели, подменив саму сущность Православной Христовой Церкви: они сделали ее не небесной, а земной и превратили из благодатного союза в политическую организацию».

Вспомните вместе с нами читанное великого исповедника Феодора Студита, когда он прекратил общение с патриархом только за то, что тот не хотел лишать сана священника сознательно совершившего незаконное венчание… А Вы ни во что хотите поставить разорение всей Православной Церкви этим духовным разбойникам, и только потому, что они надели на себя личину хозяев Дома Божия, хотя и сами вы сознаете, что они преступны… Нет, это будет ослеплением сердца, а обратное — защищение Божией истины, а не раскол. Вспомните и другого исповедника, св. Максима, который говорил: «если и вся вселенная будет причащаться с отступившим от истины патриархом, то я один не причащусь с ним во век! Благодатию Божиею будем подражать сим исповедникам. Мир вам!»

В феврале этого же года еп. Виктор обратился к пастырям Вятской епархии с посланием, в котором он с такою же ясностью характеризует внутреннюю сущность новой политики.

«Отступники превратили Церковь Божию из союза благодатного спасения человека от греха и вечной погибели в политическую организацию гражданской власти на служение миру сему, во зле лежащему (2 ин. 5, 18). Иное дело — лояльность отдельных верующих по отношению к гражданской власти, и иное дело — внутренняя зависимость самой Церкви от гражданской власти. При первом положении Церковь сохраняет свою духовную свободу во Христе, а верующие делаются исповедниками при гонении на веру, а при втором положении она (Церковь) лишь послушное орудие для осуществления политических идей гражданской власти, исповедники же веры являются здесь государственными преступниками. Все это мы видим на примере деятельности м. Сергия, который в силу нового отношения к гражданской власти вынужден забыть канон Православной Церкви, и вопреки им он уволил всех епископов исповедников с их кафедр, считая их государственными преступниками, а на их место он самовольно назначил непризнанных и непризнаваемых верующим народом других епископов. Для м. Сергия не может быть уже и самого подвига исповедничества Церкви, а потому он и объявляет в своей беседе по поводу «воззвания», что всякий священнослужитель который посмеет что-либо сказать в защиту истины Божией, против гражданской власти, есть враг Церкви Православной. Что это, как не безумие, охватившее прельщенного? Ведь так рассуждая, мы должны будем считать врагом Божиим святого Филиппа, обличавшего некогда Иоанна Грозного и за это им удушенного, более того, мы должны причислить к врагам Божиим самого Великого Предтечу, обличавшего Ирода и за это усеченного мечем. К такому печальному положению привело отступников то, что они предпочли нашей духовной свободе во Христе иметь внешнюю земную свободу, ради соединенного с ней земного благополучия».

И это пишет тот архиерей, который писал и такое в прежде цитированном письме к еп. Авраамию: «Или Вы

думаете, что Сергий лучше Антонина (Грановского) — главы «живой церкви». Его заблуждения о Церкви и о спасении в ней человека мне ясны были еще в 11 г. и я писал о нем в старообрядческом журнале: что придет время и он потрясет Церковь. Так оно и вышло» (иг. Иоанн, кн. 3, стр. 30-36).

Нужно сказать, что слова еп. Виктора оказались и в первом и во втором случае пророческими. В последнем случае действительно было произведено разложение веры пастырями — ставленниками м. Сергия и его единомышленниками. Вопрос ставился о погибели Церкви и если бы не приключилась война по особому промыслу Божию, и не протесты зверству большевиков мировой общественности и братьев за границей, против которых в защиту большевиков выступал м. Сергий со своими соучастниками великого обмана, то наверняка от Православной Русской Церкви остались бы единичные уклонисты в тайне (верные Богу и Богом сохраненные), верных же коммунистам сергиан даже для прикрытия своих злодеяний коммунисты теперь бы уже не оставили. Церковь — как общество со своей организацией уже теперь бы не существовала по вине примиренческой политики Сергия. И наоборот, не вступив в сделку с врагами истины, Церковь подвигом исповедников и кровью мучеников, отстояла бы свои права, усилилась бы с помощью Божией и спасла бы Русь от грядущих последствий отступления!

Сам же митр. Сергий не считал свое отступление от истинных правил Церкви за великий грех, что мы видим хотя бы из его письма к м. Кириллу, где он уговаривает его не порывать с ним канонического общения: «Но как ни радикальны эти выводы, вы не можете не сознавать, что мой грех, даже преувеличенный до последней степени, не делает возглавляемую мною иерархию ни еретической ни раскольническою, что наша Церковь через это не лишилась ни единства с Церковью Вселенской, ни благодати Св. Духа, изливаемой в таинствах», (стр. 81.)

Это звучит похоже на самоуспокоение «блудницы»: «Сижу царицею, я не вдова и не увижу горести» (Откр. 18, 7).

Также, несмотря на осуждение многими епископами создания им Синода, он в том же духе пишет:

«В своем отзыве вы стараетесь доказать незаконность учрежденного мною Синода. Не знаю, откуда вы черпаете сведения о Синоде, но я, его учредитель, работающий с ним уже третий год, как будто достаточно знакомый с работами Синода, — разницы сравнительно с патриаршим не вижу» (там же, стр. 103).

Каждого из протестующих он просить не прерывать общения с ним, повременить до того, как его новая церковная политика даст «плоды» или до созыва Собора, который соборным разумом оценит этот новый путь. В том же письме к митр. Кириллу он пишет: «Усерднейше прошу Вас пересмотреть свое решение и во имя любви и послушания святой Церкви иметь мужество признать если не всю неправильность, то хотя бы излишнюю поспешность Вашего разрыва с нами и отложить вопрос до соборного решения, пригласив к тому же и последовавших за Вами» (там же, стр. 7). «Прошу Вас еще раз обсудить, что лучше: терпеть ли неопределенное время в ожидании Собора некоторые недостатки (!) в организации церковного управления, которые по самому характеру не затрагивают глубоко христианской церковной жизни, и не могут переродить ее во что-то чуждое, или же учинить из-за этих недостатков раскол и каждой стороне отдельно ждать Собора?» (стр. 107).

То же самое пишет он и митр. Агафангелу. Вначале он упоминает о всех обвинениях его «раскольниками», а затем делает вывод:

«Но чем ужаснее обвинения, тем чудовищнее делаемые из них выводы, тем настоятельнее требуется их фактическая проверка, притом не любителями — добровольцами, а вполне компетентным и авторитетным органом церковного суда — Собором епископов. Разрыв же общения со мною раньше приговора такого Собора, из-за каких-либо неправильных административных распоряжений, тем более без фактической проверки, на основании народной молвы, искусственно муссируемой, канонически будет определяться, как раскол со всеми указанными в церковных канонах последствиями для учинителей его» (там же, кн. 1, стр.210). В ответ на увещания м. Сергия и на обещания созыва Собора митр. Кирилл написал:

«Не отказывая моим суждениям в некоторой доле справедливости, Вы убеждаете меня признать хотя бы излишнюю поспешность моего разговора с Вами и отложить вопрос до Соборного решения». Между тем, в обращении к преосвященным о благонамеренности отмены клятв Собора 1667 г., Вы вместе с Синодом признаете, что «ожидать для этого нового Поместного Собора равносильно почти отказу от решения вопроса». Значит, к такому отказу Вы и призываете меня предложением ждать соборного решения, чтобы таким образом не мешать врастанию в церковную жизнь незаконного порядка для накопления за ним такой давности, при которой возможность существования какого-либо другого церковного строя станет уже преданием» (кн. 3, стр. 99). В своих письмах митр. Кирилл разоблачает те же, упоминаемые другими, беззакония митр. Сергия. Но есть еще одно интересное место, где он упоминает о запрещении м. Сергия и Синода отпевать умерших в расколе с ним. Он пишет в ответ на слова м. Сергия о том, что противники его (м. Сергия) возносят хулы на него из-за утери христианской любви:

«Если хулы такие действительно кем-нибудь произносятся, то они — плод личного темперамента говорящих, плод, скажу Вашими словами, «беспросветной темноты одних и потери духовного равновесия других». И как горько, Владыко, что потерю духовного равновесия обнаруживаете и Вы, в равной мере. Для своей христианской любви, имеющей по Вашему сознанию «некоторую смелость верить, что грозное изречение Господа (Мф. 12, 31) не будет применяться к этим несчастным со всею строгостью». — Вы, однако, не осмеливаетесь найти более любовных точек воздействия на них, как постановление Вашего Синода от 6 авг. 29 г., № 1864, воспрещающее, несмотря ни на какие просьбы, отпевать умерших в отчуждении от Вашего Церковного Управления. Не говоря уже о перемазании крещенных тем же святым миром помазанных, каким помазывают и послушные Вам священники или о перевенчании венчанных. В апреле Вы в заботе о заблудших хлопочете о снятии клятв Собора 1667 г., в августе — вызванный Вашей деятельностью, не всем еще ясный спор церковный закрепляете как непримиримую церковную вражду» (кн. 3, страница 96).

Происходит это оттого, что отрицательное отношение к Вашей деятельности по управлению Церковному Вы с Синодом воспринимаете как отрицание самой Церкви, ее таинств и всей ее святыни» (стр. 97).

Недооценка силы пагубности своей новой политики м. Сергием вытекала, конечно, из его «освободительных» воззрений. Ведь по этой же причине он не видел вреда в обновленческом движении, когда состоял в его ВЦУ в момент антицерковных, и можно сказать, антихристианских деяний. Не видел он этого зла и по выходе из обновленчества. Вот хотя бы такой взгляд на обновленцев и благодатность их таинств, взятый проф. С. Троицким из письма м. Сергия одному Украинскому священнику от 8 сент. 1926 года:

«Митр. Сергий признает здесь действительность у «живцов» всех таинств, кроме евхаристии», которая одна в Церкви, а евхаристического общения с ними у Церкви нет (проф. Троицкий «Что такое живая церковь», Варшава, 27 г., страница 71).

Из этого уже положения м. Сергий делает вывод о сомнительности спасения в этой Церкви. Этим самым он ставит в равное положение с этим сборищем сатанинским и католиков и подлинных исповедников, оппозицию против него справа. Отсюда же берет начало и его новая церковная политика: он воплощает в жизнь в самой Церкви идеал обновленцев, исключив их лишь незначительные, не бросающиеся в глаза нововведения и их разрыв с Церковью, утерю евхаристического общения с Церковью… Порывать евхаристическое общение ему с Церковью не приходилось, коль он сам стал главой ее, насильно насадил в ней обновленчество, а подлинную Церковь в лице оппозиции уничтожил. Подлинный дух обновленчества не в том только, что оно ввело григорианский стиль, женатый епископат и разрешило двоебрачие священников, даже и не в том, что захватило власть в Церкви; различие между их воцарением и сергиевским только в том, что там ее совершили протоиереи, а не митрополит: будь бы на их месте в первый момент митр. Сергий, то произошло бы точно так, как это произошло при захвате власти митр. Сергием позднее.

Дух обновленчества в его революционности, в сотрудничестве и рабстве к врагам Христовым — коммунистам. И это-то ввел вполне в Церковь митр. Сергий!

Итак, суть не в согласии с коммунистами? Т. е., суть не в замене христианских истин коммунистической идеологией, а в замене календаря и введении женатого епископата, что и можно считать разрушением Церкви. Следовательно разрушение Церкви не в замене христианской идеологии другой идеологией, а только в замене обрядов и обычаев, хотя и освященных преданием. Именно вторую, а не первую цель, как главную, по мнению некоторых, преследует Сатана, и его подручные. Т. о. Церковь - не «столп и утверждение Истины» а хранительница и освятительница обрядов и обычаев. И Сатана не истину преследует, а обряды и обычаи.

Такой взгляд на Церковь именно и культивирует идеология и практика сергианства и этот взгляд — для нее разрушителен.

Те же, кто придерживается противоположного взгляда, по логике читателя — подручные Сатаны (коль скоро «второстепенную» и неистинную цель выставляют за главную, а о главной — хранении обрядов и обычаев - говорят как о второстепенной, хотя бы и вытекающей из первой). Безусловно, сергиевцы и их духовные наследники постараются гнать таких истинных христиан и при этом будут думать, что тем самым служат Богу, - один из признаков наступления времен Антихриста.

Теперь об обрядах и обычаях. Ни женатый епископат, ни изменение календаря, ни двоебрачие священников допускать не следует.

Но скрывать свое отступничество от Истины недопущением таковых изменений слишком наивно.

Хотя допускать не следует, — суть все же не в этих изменениях. И это совершенно верно. Ошибка только в том, что эти изменения видят как легко допустимые. Ошибка эта, однако, относится к области знания, а не совести и веры. Компромисс же с нехристианской идеологией (что равносильно замене христианской идеологии идеологией нехристианской) относится к области совести и веры. Женатый епископат существовал в первый период христианства. Т. о. в принципе он допустим. И не только епископы, но и многие апостолы имели жен. Затем ряд причин привел к введению неженатого епископства и даже (в западных церквях) — священства. Коль скоро это было заведено, то возврат старого во все последующие периоды, включая настоящий, был бы только признаком падения нравов и веры. Но защита установившегося порядка еще не является признаком православия, что и доказывают сергиевцы. Для них это внешнее. Предав Православие, тем более следует сохранять его видимость. На последней, т. н. предсоборной конференции требование женатого епископата и нового календаря уже было предъявлено Константинопольским Патриархом и, кажется, чуть ли не всеми православными церквами (разумеется, за исключением Русской Зарубежной и МП). Сергиевцы не поддержали, мотивируя только тем, что им тогда лучше не возвращаться — народ их не примет. Они как гробы украшенные. Только внешнее. Впрочем, все это для них вопрос тактики. Сам Сергий был обновленцем и признавал их реформы.

Однако, если когда-нибудь (что впрочем, вряд ли случится) епископов и священников не из кого будет ставить, кроме как из женатых, а последних из второбрачных; и все они будут не в состоянии отказаться от супружеского общения, то думаю, в этих крайних обстоятельствах Церковь не погрешила бы, пойдя на такой шаг.

Вопрос с календарем — вопрос знания. Нет уверенности, что и сам читатель знает, в чем тут дело. Скорее всего, он просто противник нововведений. Те же, кто знаком с вопросом, знают, что переход на григорианский календарь, — не прогресс, а шаг от совершенства к примитиву. Поэтому (помимо правил) допустим не может. Однако, это уже допущено во всех Православных Церквах, кроме Русской Православной Зарубежной Церкви, иерусалимской Церкви, Сербской и МП. Были небесные знамения, указующие правильность старого порядка. И, однако, никто не считает, что по этой причине — все эти Православные Церкви еретические и Таинства их безблагодатны. Что же касается благодатности Таинства Русской (советской) Церкви, то по причине сергианства подобные опасения высказывались.

Протест противников м. Сергию в основном был направлен именно против этого тлетворного духа, введенного им в Церковь. Особенно ярко это выражено в приведенных выше письмах еп. Виктора и в письме митр. Иосифа в ответ архим. Льву (Егорову), выступившему, видимо, по поручению м. Сергия с обличением м. Иосифа. Это письмо мы приводим полностью:

«Дорогой отче! До последнего времени я думал, что мой спор с митр. Сергием окончен, и что, отказавшись принести себя в жертву грубой политике, интриганству и проискам врагов и предателей Церкви, я смогу отойти спокойно в сторону, добровольно принести себя в жертву протеста и борьбы против этой гнусной политики и произвола. И я был совершенно искренен, когда думал и говорил, что ни на какой раскол я не пойду и подчинюсь беззаконной расправе со мной — вплоть до отлучения и запрещения, уповая на одну Правду Божию. Но оказалось, что жизнь церковная стоит не на точке замерзания, а клокочет и пенится выше точки простого кипения. Мое маленькое «дело» вскоре же оказалось лишь малой крупицей столь чудовищного произвола, человекоугодничества и предательства Церкви, интересам безбожия и разрушения этой Церкви, что мне осталось удивляться отселе не только одному своему покою и терпению, но теперь уже приходится удивляться равнодушию и слепоте тех других, которые еще полагают, что попустители — творцы этого безобразия творят дело Божие, «спасают» Церковь, управляют Ею, а не грубо оскорбляют Ее, издеваются над нею, вписывают себя в число врагов Ее, себя отталкивают от Нее, а не они отталкивают тех, которые не могут терпеть далее этой вакханалии, грубого насилия и безобразно-кощунственной политики.

Может быть, я терпел бы и это. Моя ли хата с краю, как теперь Ваша. Но, дорогой отче, я вдруг с особой болью стал чувствовать и себя в значительной мере ответственным за несчастья в Церкви. Ведь как Вам не безызвестно, — я один из заместителей Патриаршего Местоблюстителя, который связан страдальческим долгом не только заменить арестованного предшественника, но быть ему и свободному предостережением на случай замены, в возможности его духовного падения. Конечно, такое падение должно бы в нормальных условиях жизни церковной сопровождаться и судом и соборным решением. Но какой суд и соборное решение возможны теперь, при настоящих условиях. И каким судом и соборным решением со мною учинена расправа, допустимая по правилам лишь при большом грехе с моей стороны. Почему же, требуя суда и соборного решения в одном случае, Вы допускаете отсутствие их в другом?

Не есть ли такой аргумент тоже благодарный материал для отдела несообразностей в логическом задачнике? Погодите, придет, мы надеемся, время, когда будем говорить о наших событиях пред судом. И кто тогда будет более обвиняем — еще большой вопрос. А пока дело обстоит так: мы не даем Церкви в жертву на расправу предателям и гнусным политиканам и агентам безбожия и разрушения. И этим протестом не сами откалываемся от Нея, а их откалываем от себя и дерзновенно говорим: «Не только не выходили, но и никогда не выйдем из недр Истинной Православной Церкви, а врагами Ее, предателями и убийцами считаем тех, кто не с нами и не за нас, а против нас. Не мы уходим в раскол, не подчиняясь митр. Сергию, а вы, ему послушные, идете за ним в пропасть осуждения. Мы зовем Вас и укрепляем Ваши силы на борьбу за независимость Церкви, только совсем не так, как Вы полагаете должным. Не согласием с поработителями этой Церкви и убийцами Ее святой свободы, а громким и решительным протестом против всякого соглашательства, лицемерных и лживых компромиссов и предательства интересов ее интересам безбожного мракобесия и ожесточенной борьбы со Христом и Его Церковью.

Ужели Вы не видите несогласимое ни с чем противоречие и несообразность в Вашей диалектике: «и снимаете ли Вы с нас послушание вам тем, что уходите в раскол, или подчиняясь митр. Сергию, укрепляете и в нас силы на борьбу за независимость Святой Церкви». Я ухожу в раскол?! Милый мой! Да над этим посмеется любая ленинградская старуха. Может быть, не спорю: Вас пока больше, чем нас. И пусть «за мною» нет больше массы, как Вы говорите. Но я не сочту никогда себя раскольником, а примкну к святым исповедникам. Дело вовсе не в количестве, не забудьте ни на минуту этого. Сын Божий, когда вновь придет, найдет ли вообще верных на земле. И< strong>может быть, последние бунтовщики против предателей Церкви и пособников Ее разорения, будут не только не епископы, и не протоиереи, а самые простые смертные, как у Креста Христова.

Его последний страдальческий вздох приняли не многие близкие Ему простые души.

Итак, дорогой отче, не судите меня так строго, особенно Вашим Вальсамоном (не потому ли в моей «Книге правил» даже не упомянуто никакого Вальсамона).

Полагаю, что он был не то, что сами авторы священных правил в понятном каждому смысле и без особых толкователей и что, во всяком случае, этот Вальсамон не может быть авторитетным и верным толкователем наших событий, не предусмотренных никакими толкователями и правилами.

Не судите же меня строго и четко усвойте следующее:

1. Я отнюдь не раскольник и зову не к расколу, а к очищению Церкви от сеющих истинный раскол и вызывающих его.

2. Указание другому его заблуждений и неправоты не есть раскол, а попросту говоря — введение в оглобли разнузданного коня.

3. Отказ принять здравые упреки и указания есть действительно раскол и попрание истины.

4. В строении Церковной жизни — участники — не только одни верхушки, а все тело Церковное, и раскольник тот, кто присваивает себе права, превышающие его полномочия и от имени Церкви дерзает говорить то, чего не разделяют остальные его собратии.

5. Таким раскольником показал себя митр. Сергий, далеко превысив свои полномочия и отвергнув и презрев голос многих других святителей, в среде которых и сохраняется чистая Истина.

Вскользь Вы упоминаете, что в числе путей к истине Христос указал нам еще один новый путь: «Да любите друг друга», каковой путь, по-видимому, Вы считаете мною упущенным из виду при моих действиях.

На это я Вам напомню, отче, дивное заключение митр. Филарета в слове о любви к врагам: «Гнушайтесь убо врагами Божиими», «поражайте врагов Отечества», «любите враги ваша». Аминь» (т. 1, стр. 265. Слово в неделю 19 по Пятид. Ср. еще Апостола любви Иоан. 1, 10-11).

Защитники Сергия говорят, что каноны позволяют отлагаться от епископов только за ересь, осужденную Собором. Против этого возражают, что деяния митр. Сергия достаточно подводят и под это условие: если иметь в виду столь явное нарушение им свободы и достоинства Церкви Единой, Святой, Соборной и Апостольской.

А сверх того, каноны ведь многое не могли предусмотреть. А можно ли спросить о том, что хуже и вреднее всякой ереси, когда вонзают нож в самое сердце Церкви — Ее свободу и достоинство.

Что вреднее — еретик или убийца? Да не утратим помалу неприметно, той свободы, которую даровал нам Кровию Своею наш Иисус Христос, Освободитель всех человеков. 8-е прав. 3-го Всел. Соб.» (иг. Иоанн, оппоз. м. Сергию, кн. 2, стр. 170-173).

Почти во всех обличениях политики м. Сергия основным является указание на лишение Церкви Ее внутренней свободы, т. е. закабаления ее врагами Истины Христовой под иго семиглавого зверя. И теперь мы это видим налицо: поставление епископов и рукоположение ими священников зависит полностью только от интересов коммунистов, лишь иногда они ошибаются в выборе, и тогда опять же враги Церкви руками этой рабы своей удушают неугодных. Церковь политикой митр. Сергия была принуждена рабски повиноваться врагам, согласилась не возвещать слова истины и выполнять волю врагов Христовых, возвещая ложь и обманывая мир в их интересах. И все это невозможно изменить, если не отбросить прочь рабски-примиренческую сергиевскую политику!

Эта новая политика, действительно, как сказал митр. Иосиф, произвела нарушение свободы и достоинства Церкви Единой, Святой, Соборной и Апостольской. По единству Церкви митр. Сергий нанес удар своими прещениями в угоду большевиков, отторгнув все ее заграничные русские епархии, и расколов Церковь внутри своими деяниями. После, правда, его последователи старательно «собирали» обратно в лоно уже отступнической церкви… Святость Церкви нарушена соединением ее в единый фронт с врагами Христовыми — коммунистами и далее с их «церковью-социализмом». Уничтожена им и соборность Церкви, ибо в ней управляет уже не голос истины через соборный разум, а диктатура одного лица — отступника — и через него воля вражеской силы. Апостольское достоинство Церкви сохранилось лишь в смысле апостольского преемства священноначалия, но, однако, оно нарушено травлей и убиением действительных последователей Апостолов последователями иуды, которые со времен м. Сергия заняли апостольские места и взяли на вооружение принцип и методы действия иуды.

Верные апостольскому служению иерархи были отправлены в ссылки и тюрьмы, высшие посты в церкви заняли его полные единомышленники, опустевшие места заняли вновь поставленные или просто остались пустующими. Теперь коммунисты, подчинив себе полностью иерархию Церкви, могли творить над Церковью все, что им вздумается. В тюрьмы в 30-е годы отправляются не только антисергиевски, антикоммунистически настроенные, но и все «подозреваемые» в этом, а подозреваемыми являются все верующие: ведь христианская вера есть полная противоположность коммунистической идеологии. И если происходило в некоторых случаях замещение пустующих мест, то только такими, в верности коих им не сомневался ни митр. Сергий, ни коммунисты.

Конечно, поставление епископов происходило (и сейчас согласно сергиевской политике происходить) не из случайных кандидатур, среди которых могли бы оказаться вновь противники), и не по избранию народа, который избрал бы опять же в большинстве людей порядочных, верных Богу, а не антихристу. И даже не весь епископат участвует в избрании епископов, как постановляет 19 прав. Антиохийского Собора: такое тоже не подходило ни м. Сергию, ни большевикам. Согласие на поставление требовалось не епископата (хотя уже без согласия епископата и народа им уничтожены все «несогласные» и опасаться, конечно, некого), а избрание большевиков, через тщательное дознание о кандидате. Естественно, и критерием «порядочности» при таком избрании служит не тот образ епископа, написанный Апостолом и далее святителями, а иной согласно новой политике и новым условиям.

Теперь требовались, в епископат не высоконравственные люди, не ревностные защитники истины (их возвели в разряд фанатиков), не учительные с миссионерским зудом и не духоносные мужи (каких называют просто ханжами), — а люди в обязательном порядке революционно (большевистски) настроенные и со змеиной мудростью. Последнее же тоже в связи с новой политикой приняло новое понимание: быть мудрым, как змеи не для того, чтобы спасти большее число людей, избежав при этом помехи и со стороны врагов, но чтобы через прислужничество «волкам» (см. слова «посылаю вас как овец среди волков», Мф. 10, 16) сохранить тихое и безмятежное житие. Мудрость мира сего в данном случае ничем не отличается от такой мудрости самого змия. В связи с этим пошел новый сорт духовенства: змеино и змеино-коварных дельцов. Теперь уже настоящим христианам приходится быть среди них, как овцам среди волков.

Вот из таких епископов было собирать собор безопасно и для м. Сергия и для большевиков. Он знал по старому опыту, как собирать собор с инакомыслящими: в 17 г. готовил Собор он со своими единомышленниками — «освободителями», но они просчитались. То же произошло бы и при «раскольниках»: м. Иосифе, м. Агафангеле, еп. Викторе…

Но все положение «трудами» митр. Сергия и большевиков изменилось. И вот 27 апр. 34 г. «по предложению» уже митр. Ленинградского Алексия (Симанского) при съехавшихся в Москву большинстве епископов и при согласии других было решено упрочить власть митр. Сергия чрез вознесение его на Московскую кафедру и присвоение ему особого титула «блаженнейшего митр. Московского и Коломенского». Надо отметить, что это происходило в годы красного террора, в «безбожную пятилетку», когда планировалось уже через три года покончить со всякой религией. И эти съехавшиеся пастыри собрались в Москву совсем не для поисков путей спасения Церкви, людей, не для защиты попираемой Истины, а ради укрепления своего царственного благополучия и для придания видимости церковного благополучия в целях прикрытия злодеяний большевиков. Подобные же «церковные мероприятия»: как мирные конференции, сессии, встречи происходят и по сей день, в основном с той же целью.

Итак, теперь можно сказать, что сергиевская ориентация победила, заняла царственное положение в Церкви и изменила все необходимое для спасения Церкви на почти все необходимое для прикрытия дел душителей веры, не за счет своих сил, как преобладания данного настроения в массах, но только за счет насилия над противниками митр. Сергия и безбожной власти. Из истории мы уже знаем такие победы, когда с помощью мирской власти воцарялись еретики ариане, монофизиты и иконоборцы, и даже язычники при Юлиане Отступнике. Но память их только в истории, ибо они — противники истины. И если еретики царствовали по несколько десятков лет, преследуя истину, а потом осуждались, то и предатели интересов Церкви и спасения, когда-то с шумом исчезнут. В то же время к концу 30-х годов было ясно видно, что Сергиевско-змеино-гибкая политика далеко не спасительна ни для Церкви, ни для людей. Успех дела Христова не может быть достигнут по милости врагов Христовых, добытой холуйским послушанием или сотрудничеством с безбожниками.

4. Ты носишь имя, будто жив, но ты мертв.

Современное положение Церкви мало чем отличается от сергиевских времен. Его «гибкая» политика теперь крепко вросла в быт церковной жизни, и бороться за оздоровление Церкви уже гораздо сложнее, да и почти некому.

Прежде, чем приступить к освещению современного состояния Церкви, рассмотрим некоторые места из письма А. И. Солженицына, с которым он обратился на Собор Русской Православной Церкви Заграницей в авг. 1974 г. В нем он дает хорошую характеристику новой политике сергиевских времен и наших.

«Скорбная картина подавления и уничтожения Православной Церкви на территории нашей страны сопровождала всю нашу жизнь от первых детских впечатлений: как вооруженная стража обрывает литургию, проходит в алтарь, как беснуется вокруг церковной службы, вырывая свечи и куличи, одноклассники рвут нательный крестик с меня самого; как сбрасывают колокола наземь и долбят храмы на кирпичи. И хорошо я помню то предвоенное время, когда храмовая служба запрещена была уже почти всюду в нашей стране, так что в моем полумиллионном городе не осталось ни одного действующего храма. Это было лет через 13 после декларации м. Сергия. Итак, приходится признать, что та декларация не была спасением Церкви, но безоговорочной капитуляцией, облегчающей властям «плановое» глухое уничтожение ее.

Возрождение церковного существования еще тремя годами позже еще отнюдь не было выполнением конкордата со стороны власти, но вызывалось бедственным положением последней, силой религиозной волны в стране, особенно от восстановления храмов в оккупированных областях, и необходимость угодить западному общественному мнению. На самом же деле обманом были уступки и обещания 1943 г. Вот прошло еще 30-летие все с той же несмиренной атеистической злобой власть гнет и давит Русскую Церковь и лишь в той мере терпит ее — думает, что в той мере! — в какой нуждается в ней для политической декорации, и вмешательства в дела Церкви международной…

Нынешняя Церковь в нашей стране — плененная, угнетенная, подавленная, но отнюдь не падшая! Она восстала на духовных силах, которыми, как видим, Господь не обделил наш народ. Ее воскрешение и стояние я нисколько не приписываю, я уже сказал, верности программы м. Сергия (Страгородского) и его последователей. Не их умопомрачительные расчеты укрепить Христа ношением на груди отчеканенного ордена антихриста, или заманиванием беженцев в лагеря смерти родины, или любой агитпропской клеветой — о какой-нибудь «бактериологической войне», ведомой американцами, — не их малодушной капитуляцией и не их преступлениями восстановился корпус Христовой Церкви, — но так потекли исторические силы, выражающие промысел Божий: грехи покорности и предательства, допущенные иерархами, легли земной и небесной ответственностью на этих водителей, однако, не распространяются на церковное тело, на многочисленное доброискренное священство, на массу молящихся в храме, и никогда не могут передаться церковному народу, вся история христианства убеждает нас в этом. Если бы грехи иерархов перекладывались на верующих, то не была бы вечна и непобедима Христова Церковь, а всецело зависела бы от случайностей характеров и поведений.

Но и понять и посочувствовать требует наша новейшая история. Я поклоняюсь памяти патр. Тихона. Какая новизна, неисследованность и тягота предожидала все разнообразные и несхожие шаги его в те бурные годы, которым по бурности не было равным за тысячу лет в России: и когда он руку поднимал с амвона для анафемы большевистским комиссарам, и когда терзался сомнениями в клещах бесстыжей игры Ленина и Троцкого с церковными ценностями: милосердие приводило к разгрому, а стойкость выглядела противохристианской, и когда для одоления наглых «обновленцев» допускал тон полупримирения с атеистической властью, и когда взвешивал меру разрешимых уступок. На плечи ему легла тяжесть, не только тех необычайных, еще никем неосознанных лет, но и тогда ж проявившееся бремя грехов предыдущей русской истории. Внезапная смерть Патриарха (с большой вероятностью — чекистское убийство) лишь подтверждает правильность его линии. Таким же смертным подтверждением в тюрьмах ГПУ, на Соловках, в других лагерях и ссылках была отмечена правота тысяч священников, монахов, епископов, патриаршего местоблюстителя Петра. И кто преклоняется пред твердостью их, тот не может не оплакать ложную линию угодничества, начатую м. Сергием, однако же, еще в обстановке трудно постигаемой, а его последователями продленную и даже раскатанную по наклонной вниз. Но и им легко ли было освоить, что не от их подписи зависит неуклонное возрождение Церкви. Что, например, отказав большевикам во всех уступках, они славней и успешней восстановили бы ее? Это теперь мы обучились, да и то не все, что враждебной силе, впервые вообще узнанной в XX веке и первыми нами, в России, недопустимо духовно подчиняться никогда ни на вершок: всегда — гибель. Под этой властью твердостью добываем мы себе простор, когда власть вынуждается, ибо из доброй милости мы никогда еще не получили ничего. А последние годы таково в нашей стране расположение сил и слабости, что Московская Патриархия могла бы сама, одной лишь непреклонностью своею быть может с потерей нескольких должностей от многих пут и унижений освободить нашу Церковь. Я и сегодня не смотрю на предмет моего письма Патриарху Пимену в позапрошлом году. К освобождению от лжи кого ж призывать первыми, если не духовных отцов? Однако, пересеча государственную границу, я утерял право такое письмо повторить бы сегодня.

Правда, мне трудно уяснить пути водительства западных епархий московской юрисдикции: как это? — из сочувствия к узникам, вместо того, чтобы сбавить с них цепи — надевать такие же на себя? Из сочувствия к рабам склонять и свою выю под их ярмо? Из сочувствия ко лгущим в плену — поддержать ту же ложь на свободе? Если все это из преданности материнской Церкви, если все эти жертвы для единства с ней, то это ложно понятое единство, извращенная иллюзия, не вызывающая у меня благодарности как прихожанина Церкви пленной: если они так едины и сочувственны с нами, то отчего же ни движением не обороняют нас от нашего гнета? Отчего же не выскажут внятно о проискливой низости, лживом коварстве всей государственной церковной политики, всех «комитетов по делам Церквей»? («Вестник» № 112-113, стр. 99-104).

Да, действительно, «ложную линию угодничества» начал митр. Сергий, а продлили и раскатали вниз по наклонной последователи. Он начал прикрывать злодеяния большевиков и пагубность их лжеучения своим авторитетом главы Церкви, а последователи превратили во всестороннее и массовое покрывательство, в обман всего мира. Теперь уже трудно найти — какие деяния нашей Церкви не являются деяниями этого покрывательства — «политической декорацией» для коммунистического режима. Защита большевиков от нападок западной прессы и эмигрантских русских кругов началась митр. Сергием с прещения заграничного духовенства за неподписку лояльности сов. власти, далее, в февр. 1930 г. он дает лживое интервью иностранным журналистам с утверждением: что «гонений на Церковь в России нет» (М. Елевферий. Собор. Церкви, стр. 301). Последователи его и по сей день давят на Заграничную (Карловацкую) Русскую Церковь, требуя в форме покаяния подписи в лояльности советской власти, и по сей день всеми путями стараются обмануть мир.

Для устроения прочности благополучия своего царствования в страхование от возможных нападков противников и возможного недоверия властей и митр. Сергий, и его последователи от высших иерархов до низших спешат быстрее выявить свою верность (уже не лояльность) коммунистическому режиму. Вот хотя бы письмо — декларация м. Алексия (Симанского), который спустя несколько месяцев стал Патриархом, Сталину от 20 мая 1944 г. по случаю кончины Сергия:

«Нашу Православную Церковь внезапно постигло тяжелое испытание: скончался Патриарх Сергий. С какою мудростью он нес это звание, он 18 лет управлял Русской Церковью. Вам известна и его любовь к Родине, его патриотизм, который воодушевлял его в переживаемую эпоху военных испытаний. А нам, его ближайшим помощникам, близко известно и его чувство самой искренней любви к Вам и преданности Вам, как мудрому Богопоставленному вождю (его постоянное выражение) народов нашего великого Союза. Это чувство проявилось в нем с особой силой после личного знакомства с Вами, после вашего незабвенного для нас свидания с Вами 4 сент. минувшего года. Не раз мне приходилось слышать от него, с каким теплым чувством он вспоминал об этом свидании, и какое высокое, историческое значение он придавал Вашему ценнейшему вниманию к церковным нуждам.

С его кончиной Церковь наша осиротела. По завещанию почившего Патриарха мне судил Бог принять на себя должность Патриаршего Местоблюстителя.

В этот ответственейший для меня момент жизни и служения Церкви я ощущаю потребность выразить Вам, дорогой Иосиф Виссарионович, и мои личные чувства. В предстоящей мне деятельности я буду неизменно руководствоваться теми принципами, которыми отмечена была церковная деятельность почившего Патриарха: следовать канонам и установлениям церковным, — с одной стороны, неизменная верность Родине и возглавляемому Вами Правительству нашему — с другой.

Действуя в полном единении с Советами по делам Православной Церкви, я вместе с учрежденным покойным Патриархом Синодом буду гарантирован от ошибок и неверных шагов. (Зачем ему соборный разум?)

Прошу Вас, глубокочтимый и дорогой Иосиф Виссарионович, принять эти мои заверения с такой же достоверностью, с какой они от меня исходят, и верить чувствам высокой к Вам любви (!!!) и благодарности, какими одушевлены все, отныне мною руководимые, церковные работники». (М. Сергий и его духовное наследство, 47 г., стр. 135).

Я вполне согласен с читателем, что омерзительнее этого, пожалуй, едва ли еще что можно встретить. Это ярчайший образец и подхалимства, и холуйства, и беспринципности. Это же и пример для подражания в нижайшем поклонении зверю и предательства Бога и Церкви! Для таких ревность и исповедничество — понятия еретические.

А ведь это — декларация м. Алексия, опубликованная во всех центральных газетах.

Мы, конечно, не можем знать, но можем предположить, какие отступническо-холуйские заверения давались тайно наедине представителям богоборческой силы. Хотя бы, судя по такому сообщению: «Надо думать, что личная беседа И. В. Сталина и В. М. Молотова со свят. патр. Алексием и его двумя ближайшими сотрудниками, состоявшаяся 10 апр. 45 г., явилась значительным достижением в смысле выявления деятельных стремлений Русской Православной Церкви» (там же, 376).

Итак, освободители Церкви из под опеки Царя, начав с выступлений в 1904 г. пришли к такому финалу.

Но читатель может помыслить, что такое холуйство было проявлено в трудных условиях почившим Патриархом к почившему «вождю». Однако, чем же лучше является декларация ныне здравствующего Патриарха, данная представителю ныне здравствующего «вождя» в то время, как уже многие открыто сделали вызов миру лжи. Вот его обращение с Собора:

«Позвольте мне, как председателю Собора, от имени его членов и от себя лично передать Вам и в Вашем лице — Правительству Союза Сов. Соц. республик сердечную благодарность за Ваше неизменное благожелательное отношение к нуждам Русской Православной Церкви и за содействие к осуществлению Собора.

Члены Поместного Собора Р. П. Ц выражают Вам, глубокоуважаемый Алексей Николаевич, и Правительству нашей Великой Родины свою глубокую признательность за все то, что Вы делаете для процветания нашего отечества и для утверждения прочного и справедливого мира между народами, и желают дальнейших успехов в Вашей благородной деятельности. Духовенство и паства Р.П.Ц., граждане Сов. Союза исполнены глубоких патриотических чувств и считают священным долгом трудиться для блага своей отчизны» (ЖМП,71г.№6).

Невольно спрашивается: какой именно страх заставляет членов Собора вместе с его Председателем вместо того, чтобы от лица Собора требовать обеспечение прав Церкви, — холуйски распинаться перед диктатором? Бояться закрытия храмов или лишения имеющихся прав не приходится, так как большевистский террор теперь особенно вынужден считаться с мировым мнением, что мы видим даже в подписании им Декларации Прав Человека, бьющую по их тирании. Весь страх продавшихся иерархов направлен только на возможность утерять свое жирное царственное величие! А Церковь пусть и дальше остается наложницей антихриста!

Но, может быть, Собор в данном случае только переборщил со своей «сердечной благодарностью» врагам Христовым за всю их травлю веры, истины, свободы, и Церкви. Однако, чтобы не было сомнения, это повторяется от лица Собора несколько раз. Вот хотя бы подобное волеизволение уже Патр. Пимена в адрес Куроедова, Председателя совета по делам религии: «Позвольте мне от имени Членов Поместного Собора РПЦ выразить через Вас нашу сердечную признательность Правительству Сов. Союза и его главе — Пред. Сов. Мин. СССР Алексею Николаевичу Косыгину за высокое внимание и теплое приветствие.

Нам особенно дорого внимание к нашему поместному Собору со стороны Советского Правительства потому, что архиереи, клирики и миряне РПЦ, граждане советского союза, по достоинству ценят те многополезные труды, которые руководители нашей страны полагают для процветания нашей Отчизны в развитии наполняющих ее в братском союзе народов.

Входя в нерасторжимое единство нашего социалистического общества, православно верующие епископы, клирики и миряне с радостью отдают свои силы на благо Родины (уж это похоже на слова пророчества Нила Мироточивого: «Аз есмь твой» и т. д.)

Еще раз сердечно благодарю вас, глубокоуважаемый Владимир Алексеевич! Я по достоинству должен отметить деятельность возглавляемого Вами Совета по делам религии при Совете Министров СССР. Во вех обстоятельствах мы неизменно находили понимание и помощь со стороны Совета и его авторитетных работников. Выражая, несомненно, общее пожелание участников поместного Собора, я предлагаю направить наше послание главе правительства А. Н. Косыгину» (ЖМП, 71 г., № 8).

Конечно, здесь любвеобилие к коммунистическому режиму выражается не так ярко, как у предшественников, но это не потому, что оно иссякло, а лишь по той причине, что в самой церкви начинает создаваться оппозиция такому отступничеству. И чтоб не возбуждать ее на прямые действия, приходится вуалировать свою преданность врагам Христовым несколько расплывчатыми речами.

Такой же прокоммунистический взгляд, который является теперь основой деятельности нашей иерархии, был высказан Патриархом в момент его интронизации в слове к верующему народу, которое можно назвать его программным словом:

«Мы являемся свидетелями все возрастающего требования народов созидать справедливое общество, в котором личное благо вытекало бы из общественного благосостояния (он явно разумеет коммунистический социализм, коммунизм). Христианский мир не может оставаться глухим к этому требованию, потому что христианство призвано способствовать прогрессу общества и всестороннему развитию в нем человеческой личности» (ЖМП. 71 г., № 9).

Итак, Патриарх в программной речи призывает нас строить коммунизм!

Подобный призыв звучит и в его послании по случаю интронизации: «Благочестивый мир и паства Церкви нашей, каждый на своем месте трудится на благо нашего отечества с чувством глубокой преданности и деятельной любви к нему».

Конечно, труд на благо отечества — похвальное дело, но какое «Отечество» разумеет Патриарх? Его отечество — именно социалистическое, т. е. режим зверя, и следовательно, благодарение Богу он возносит за устойчивость власти коммунистов. И вообще не только в его речах и посланиях, но и большинства наших иерархов очень трудно увидеть преемников Апостолов, христианских пастырей, пекущихся о спасении людей и приведение мира к познанию истины.

В послании поместного Собора архипастырям, пастырям и мирянам нигде не сказано о распространении слова Божия или о наставлении в вере. Для пастырей есть лишь требоисполнение и руководство примером, но не словом. «Собор напоминает малоусердным и нерадивым пастырям о необходимости истово и благоговейно совершать литургию и всенощное бдение, крещение и исповедь, отпевание и другие службы церковные» (там же, стр. 9).

Короче говоря — в сказанном, упомянуто лишь то, что с легкой руки «благословили» большевики в своей конституции! Естественно, Собор советских архипастырей не может же предлагать как основную задачу пастыря подобное повеление ап. Павла Тимофею: «Итак, заклинаю тебя пред Богом и Господом нашим Иисусом Христом, Который будет судить живых и мертвых в явлении Его в Царствии Его: проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещай со всяким долготерпением и назиданием» (2 Тим. 4, 1-2).

3 марта произведена встреча представителей церкви соц. стран, членов ВЦС. «Участники консультации вместе с тем констатировали тот факт, что на ассамблее ВЦС в значительной степени отсутствовало одинаковое понимание и представление о жизни и служении Церкви в социалистических странах.

Консультация направила письмо на имя Пред. ЦК ВСЦ и на имя ген. секр. Ф. Поттера, в котором давалась информация относительно результатов и установок Консультации». (ЖМП, 76 г., № 6).

Такие письма по данному вопросу последовали за массовым потоком со стороны советских епископов и священников, которых принудили к тому уполномоченные Совета по делам религии. В некоторых храмах настоятели побудили даже верующих подписать такие письма.

Содержание писем мало чем отличается от Рождественского интервью Патр. Пимена, которое мы рассмотрим здесь. На первый вопрос: что представляет собой сегодня РПЦ в СССР, он указывает число (76) епархий, и количество митрополитов, архиеп. и епископов. Далее, между прочим, добавляет: «Общее количество епархий не изменилось по сравнению с дореволюционным периодом».

Спрашивается: что это, если не маскировка действительного положения Церкви? Он не упомянул о сравнительном числе приходов, монастырей, духовных училищ, но сравнивает число епархий, однако, ради успеха забыв о том, что каждая епархия до революции имела по несколько викариатств, больших по числу приходов, чем наши епархии.

«Вопрос: как управляются приходы?»

Ответ: духовное руководство осуществляется в каждом приходе священнослужителями, а финансово-хозяйственная часть — церковными советами из числа прихожан.

Духовное руководство?! Не слишком ли громко сказано? Куда же ведут эти водители? Быть может, к духовному строительству счастливого атеистического общества коммунизма? Духовно руководить — в наше время — значит раскрывать руководимым относительно всего касающегося спасения, а сюда входить в обязательном порядке и отношение к антихристианству: за такую же истину гонят и судят. Наши же священнослужители — угодные Патриарху и коммунистам — применительно ко времени говорят пагубную ложь, или просто молчат, или обходят стороной этот вопрос — такое уже «духовным руководством» назвать нельзя.

Церковными же советами отдана с «разбойничьего» Собора 1961 г. не одна только «финансово-хозяйственная» часть.

По указке коммунистов церковный совет расторгает с неугодным священником договор, и он отправляется на все четыре стороны. Священник на приходе — просто наемный работник. Ни в церковный совет, ни в двадцатку, представляющей собой всю общину, он не включен. От лица общины они нанимают священника по договору и в случае неисполнения условий договора священником, договор расторгается. Без согласия уполномоченного договор расторгнут быть не может. Круг замыкается: если священник удовлетворяет интересам уполномоченного (компартии), то его не потревожат, и наоборот: если он попал в черную книжку «хозяину», чаще КГБ, то очень легко подстраивается «неисполнение условий договора». К такому можно отнести: зашел в храм во время собрания двадцатки — и тут же внесено в протокол: «влиял на ход собрания», или причастил умирающего, окрестил ребенка без предварительного оформления у председателя церковного совета, — все эти погрешности не простятся, если не проявил достаточной преданности партии большевиков.

Церковные советы «из числа прихожан», но не всегда. К тому же, кем они избираются и поставляются? Действительных документов нет. Например: неугодному председателю церковного совета горисполком предлагает (фактически приказывает) написать заявление об уходе, после чего он ждет решения собрания двадцатки. Через верных из двадцатки горисполкому становится известным, что новым будет такой-то из числа прихожан. Наконец, состоялось собрание двадцатки, произведены «выдвижные» и «выборы» по коммунистическому принципу и финал: избран именно такой-то. Так же пополняются церковные советы и двадцатки.

«Вопрос: могут ли дети присутствовать в храме? Ответ: и взрослые и дети свободно посещают храм и при этом получают христианское воспитание».

Да, сейчас, кажется, прекратилась эта дискриминация, когда детей не пускали в храмы. Но это еще не значит: «свободно посещают храмы и получают христианское воспитание». Конечно, сейчас опасно коммунистам компрометировать себя запретами детям входить в храм, изгонять из храмов, заниматься антирелигиозной пропагандой в храме. Зато после посещения храма ребенок должен выдержать не по детски титаническую борьбу. Начинается травля в школе, бойкот наусканных одноклассников, вызывание в дирекцию школы родителей и чистка их и т. д. Только по старчески возненавидевшие мир и жизнь в мире дети могут выдержать эти постоянные дергания и агитационные беседы с ними. И это Патриарх называет «получают христианское воспитание». Возьмись какой-нибудь священник воспитывать детей в храме, его сгноят в психбольнице. Такое интервью давать безопасней, чем требовать свободы религиозного воспитания и образования, или, допустим, ходатайствовать по его просьбе за некоего Аргентова, которого за веру держат в московской психбольнице.

Далее Патриарх добавляет: «В храмах производятся не только богослужения, но также беседы и проповеди».

Это еще единственное, что осталось в Церкви для спасительного назидания верующих. В недалеком прошлом священники сдавали свои проповеди на проверку властям пред произнесением их. Сейчас это, кажется, не практикуется. Но заслуга этих послаблений — не верноподданнические интервью и другого рода холуйства духовенства, а тех, у кого правдолюбие оказалось сильнее всякого рода мученичества и кого враги Церкви не смогли купить «тридцатью сребрениками»: санов, постов и других видов «личного блага».

И можно ли назвать это послаблением?

Сказать народу правду, как спасаться в этом современном мире под властью антихриста со всем этим хитросплетением лжи и с сетью ловушек для души — священник не может. — В храме всегда присутствуют люди, верные уполномоченному. Особенно много священников поплатилось местом служения за смелые проповеди именно в этом — 1976 году.

Преследование же в основном в первую очередь происходит от Патриархии, ведь по учению «нового богословия» путь спасения не в служении Богу в духе и истине, не в свидетельстве Христовом, а в «новом аскетизме», в котором «акцент следует ставить не на свидетельстве (или апостольстве), а именно на служении: современная аскеза — это всецелая отдача себя на служение семье, на производстве, в общественных отношениях, своим соседям, своему городу, отечеству, наконец, всему миру». (ЖМП, 76 г. № 3, стр. 50).

Короче говоря, по новому учению священник должен учить народ, как жить по-коммунистически, отдавая все силы на строительство коммунизма, а не заниматься противным «хозяевам» возвещением Истины. И попробуй говорить непохожее.

«Вопрос: имеете ли вы свои издания?»

Ответ: «Конечно. Наши периодические издания освещают вопросы жизни и деятельности Церкви, богословские проблемы. Регулярно выходит различная религиозная литература. В последние годы дважды, например, издавалась Библия, готовится выпуск Нового Завета».

О каком регулярном выходе различной религиозной литературы говорит Патриарх? — непонятно. Может, он разумеет такую, как «Правда о религии в России», «Русская Православная Церковь», «Патр. Сергий и его духовное наследство»? Так это нужно отнести к антирелигиозным книгам, через каждое слово — ложь. К тому же ни Библия, ни ЖМП с «новым богословием», ни даже эти еретические издания простой верующий ни один не получил. Они достаются только духовенству, которое собирает ими пыль на полках, да антирелигиозным кругам. Вопрос другой, если бы эти книги продавались свободно в храме, где продаются свечи, или имелся бы у церкви хотя бы один книжный киоск. Ведь нужда в духовном лечении не у здоровых, но у больных, какими являются верующие миряне и ищущие истину неверующие. И такое лекарство, правда, еще в малой мере, получают верующие с Запада и от самиздата. Но это преследуется и за это судят по благословению Патриарха.

«Вопрос: Соответствуют ли действительности сообщения в западной печати о том, что в СССР имеются лица, находящиеся в заключении за свои религиозные убеждения?»

Ответ: «Мне известно, что в западной печати периодически появляются такие сообщения и я должен со всей ответственностью заявить, что в Советском Союзе нет ни одного случая, чтобы кого-то привлекали к ответственности или держали в заключении за его религиозные взгляды. Больше того, сов. законодательство и не предусматривает наказания «за религиозные убеждения». Верить или не верить — личное дело каждого в СССР».

Все ответы Патриарха гладки и похожи на правду, в чем и заключается коварная сущность новой церковной политики.

Для ответа корреспонденту вначале нужно ответить на вопрос, что есть религиозное убеждение человека, подвластного коммунистам. Ведь коммунистическое антирелигиозное учение тоже является из области идеологических убеждений. Антикоммунистическое — тоже. И будучи на одной плоскости с вероучениями, они так или иначе смешиваются с подлинно религиозными воззрениями (не смешиваются, мы знаем, лишь разнородные вещества и понятия). Вопрос же о коммунистической действительности является насущнейшим и первостепеннейшим для религиозного убеждения каждого в СССР. Каждый должен или прибавить к своим религиозным убеждениям, как наше духовенство, коммунистическое воззрение, или отвергнуть их, что бесследно не может пройти. А такое отвержение очень укладывается в рамки политического, т. е. уголовного, по словоупотреблению большевистского закона, дела. Конечно, массы верующего непросвещенного и фактически бездеятельного в церковных и идеологических делах народа могут просто посещать храм и строить социализм, коммунизм, за что в ответе перед Богом будут не столько они сами по незнанию своему, как их окормители.

В приговорах советского суда, конечно, не указывается срок «за религиозные убеждения», а вот за агитацию с применением религиозного «дурмана» уже наличествует статья. Есть и такая статья «за нарушение закона об отделении церкви от государства», под которую можно подвести очень многое. Закон же этот иначе не назовешь, как «драконовским».

Патр. Пимен говорит, ко всему прочему, не о настоящем времени только, но и о прошедшем, что видим из его слов: «нет ни одного случая, чтобы кого-то привлекали к судебной ответственности за его религиозные убеждения». Когда-то митр. Сергий утверждал подобное, хотя сам четыре раза попадал в тюрьму и отправил множество других, указывая власти, как на своих противников. И всем известно, что к концу тридцатых годов все духовенство было взято в заключение, и всем, безусловно, нашлись статьи закона уголовного порядка. Здесь были и лояльные православные, и нелояльные, и обновленцы, каким уже никак не приклеишь революционных взглядов.

Далее на вопрос, каковы взаимоотношения Церкви и государства, Патриарх повторяет все писанные коммунистические законы о правах церкви в таком же гладком истолковании.

И наконец, последний вопрос и ответ был посвящен миротворчеству. Митр. Киевский Филарет дает точно такое же интервью и вероятно, тому же «корреспонденту»: На первый взгляд он также указывает сравнительное число епархий и далее с большим эффектом: «На Украине имеется 18 православных епархий, которые управляются митрополитами, архиеп. и епископами. Кстати сказать, до революции на нынешней территории республики было 14 епархий». (ЖМП, 6 г. № 5).

Все интервью рассматривать нет смысла, т. к. оно является повторением патриаршего. Но в этом интервью было упомянуто об Ассамблее в Найроби, потому что митрополит был участником ее.

«Вопрос: Правда ли, что по отношению к нашей стране были проявлены тенденциозные действия?»

Ответ: «Да, на Генеральной Ассамблее в Найроби был проявлен необъективный подход как к нашей стране, так и к Церкви. Мы открыто заявили это на пленарном заседании Ассамблеи. Нам приходится сожалеть по поводу предвзятого суждения руководителей ВСЦ о нашем государстве и о Русской Православной Церкви».

Также был задан вопрос: «В зарубежной печати и по радио говорят о защите гонимой Церкви и верующих в Сов. Союзе. Что вы можете сказать по этому поводу?»

Ответ: «Меня удивляет, что нашу Церковь и верующих называют гонимыми. В Сов. Союзе не существует гонимых за религиозные убеждения. Верующие и неверующие нашей страны составляют единое общество, занимающееся активным трудом на благо своего Отечества (там же, страница 5).

И в этом ответе, как и во всем интервью завуалирована коварная ложь. Конечно, за созидательный труд на благо своего отечества коммунисты преследовать никого не будут. За содействие им, за выгораживание их и за молчание также не станут наказывать наших иерархов, наоборот, — им стараются создать жирную жизнь, чтобы не пробудился в них дух ревности об Истине.

Гонима сама Истина, ибо до народа не доходит голос Ея. Ложь закрыла все пути ее, торжествует и уводит сотни миллионов людей в погибель!

Гонимы те, которые хотят знать слово Божие и помочь другим познать его. И, наконец, несогласие с отступнической деятельностью иерархов, с предательством ими, за временное благополучие, свободы Церкви в исполнении завета Господа учить все народы.

Церковь отдана новой церковной политикой на отмирание. Старое поколение воспитанное еще не отступническим духовенством, должно скончаться, а для привлечения в Церковь нового поколения отрезаны все пути. Ап. Павел сказал: что «вера от слышания, а слышание от слова Божия» (Рим. 10, 17). В первые века проповедовали миру Слово Божие Апостолы и их последователи, писали Евангелия и послания. В последующее время были катехизаторския школы и выпускалась уже религиозная литература. В храмах меньше было пения и больше чтения Слова Божия и поучения на понятном языке для паствы. Затем, с воцарением христианства в мире, поучения и чтение Слова Божия в храме для религиозного просвещения верующих стали постепенно заменяться большим количеством пения и чтения, рассчитанных на молитву и хвалу Богу, потому что проповедь перешла в школы и печать. Теперь же отсутствует религиозное слово в школе, не выпускается религиозная литература и нет больше поучений в храме. Эта пятнадцатиминутная проповедь в храме священников, чаще с коммунистическими воззрениями, не может уже заменить апостольской проповеди и считаться исполнением завета Христа: «идите, научите все народы… уча их соблюдать все что Я повелел вам» (Мф. 28, 19).

Обращение Церкви к верующему миру вообще отсутствует. Это иерархию не беспокоит. В некоторых местах священники на свой риск начинают увеличивать дидактическую сторону богослужения, и они-то оказываются гонимыми в первую очередь со стороны пименов и филаретов.

И всему виной новая церковная политика. Церковь, признав себя лояльной к советской власти, автоматически потеряла возможность говорить: в стране, где существует однопартийная система или существует государственная партия или религия, — говорит или государственная партия или религия, а остальные все слушают и соглашаются.

В советском же государстве объявлена однопартийная система, и к тому же с изуверской атеистической партией, фактически диктатура атеизма. И быть к этому режиму лояльным значит отказаться добровольно от религиозной свободы, в чем и состоит самоумерщвление Церкви!

Но лояльность к власти в гражданском отношении еще не отступничество, ибо в таком случае можно бороться еще за свои религиозные права, не участвовать во лжи правящей партии. Наша же иерархия вместе с признанием своей лояльности приняла охотно жребий быть на побегушках у врагов Христовых. Деятельностью своей через выступления на конференциях и ассамблеях они служат интересам коммунистов во вне, обманывая народы и другие церкви («мать блудницам яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы»). Через послания же пастве, через воспитание в духовных училищах в своем духе будущих пастырей и через проповедь их они служат коммунистам внутри, обманывая пасомых благословением строить коммунизм — царство зверя. Если бы м. Сергий, его единомышленники и последователи не благословили коммунизм, то это пагубное явление не состоялось бы, или хотя бы не имело такого антихристианского характера. Вероятно не было бы в тридцатые годы столько заморено голодом отказавшихся от строительства социализма, не было бы десятков милл. замученных в тюрьмах и ссылке. Да и теперь еще имелись бы пути вне этой церкви сатаны. Но народ введен в страшный обман пастырями и ведется к погибели!

Все в нашей Церкви имеет церковную только видимость. Иерархи облачены в церковные одежды, хотя внутри отступники, говорят на богословские темы (иногда), а цель их речей выгородить преступников — губителей человечества — коммунистов, и привести народ к служению им. Издаются напоказ книги, журналы, даже книги Свящ. Писания, но не для народа, а для придания видимости, что у нас де есть свобода печати и слова — апостольской проповеди. Совершается богослужение в храмах — но и это ширма для коммунистов: показать, что Церковь свободна, в самом же деле на богослужении молимся за благополучие врагов Христовых и их воинства, поем им многолетие. Да и польза какая от такой молитвы, если делами строим царство сатаны, участвуем в борьбе с Богом. Получается: с молитвой на устах против Бога!! Даже авторитет Спасителя и Его святого учения они стараются поставить на службу коммунистической лжи, доказывая адекватность или хотя бы внутреннюю схожесть этих учений.

Это все, конечно не ересь, а прямое отступничество. Такое явление для Церкви небывалое. И опять трудно определить, что же более губительно: ересь или такое отступничество.

Наверное все же деятельное способствование врагам Божиим в уничтожении мирового христианства, вовлечение ложью, своим примером и авторитетом апостольских преемников в строительство коммунистического строя — царства сатаны — является если не большим, то равносильным ереси грехом.

Но деятельность всей Церкви не может проходить в таком русле без соответствующих убеждений. Теперь, видя всестороннее разложение Церкви, многие разводят руками, не понимая причины этого: большая часть склонна все относить в вину коммунистического влияния, гонения на церковь, бесправие ее и т.д. Но нужно твердо сказать, что виной этому является новая церковная политика, новое вероучение! Почему мы спасаемся верою? Казалось бы, от признания наличия Божества мало что меняется в человеке. Но увы! Убеждение в любом случае является руководящим стимулом к действию. В том-то и состоит образ Божий в человеке, что человек есть микротворец: он творит себя, творить по возможности даже новый окружающий мир, и это творение происходит, безусловно, не бессознательно: вначале рождается идея, убеждение, а после уже дела.

Ни один разбойник не пошел грабить и убивать, не доказав себе правоту такого пути. Сорок милл. заморенных, замученных страшными пытками в большевистских застенках, и двести миллионов (имею ввиду только Россию) разлагающегося всесторонне народа, обреченного на погибель, явились, конечно, плодами не русского духа, но коммунистического учения, имеющего внутри ложь и обоснования насилия, потому и приведшая к такому озверению маcс.

Так и в новой церковной политике, приведшей церковь в запустение, скрыта ложь и оправдание беззакония.

В вероучение советской церкви, безусловно проникла ересь, но не такая которая осуждена Соборами, а новая: не умозрительная, относительно свойств Божества, а практического направления, в частности, об отношении Церкви к врагам Христовым, к антихристу, к тому, который придет «со всяким неправедным обольщением погибающих» (2 Тим. 2, 10). Ересь иконоборчества не относилась к свойствам Божества, но однако признается ересью. И вообще под ересью разумеется ложь против высшей Истины, ложь в вероучении.

В «новом учении», вытекающем из новой церковной политики, каким руководились его сторонники, мы можем обнаружить комплекс еретических отклонений от Истины, даже относительно свойств Божества. Здесь мы рассмотрим лишь некоторые:

1. Их Бог не тот, который сказал: «Ищите же прежде Царство Божие и правды Его и все приложится вам» (Мф. 6, 33). «Это все» в контекстуальном понимании — жизненные блага, благополучие: «не заботьтесь и не говорите, что нам есть», или «что пить», или «во что одеться», потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом» (Мф. 6, 31-32).

По воззрениям же сторонников новой политики, и особенно «по делам их» деятельности, видно, что забота о Царствии Божием и правде Его полностью отсутствует: вся забота, при полном отсутствии надежды на Отца Небесного, возложена на устроение благополучия Церкви, вернее даже не Церкви, а в прямом смысле духовенства ее, ради чего идут на сослужение к врагам Христовым. Стараясь обосновать свою отступническую деятельность, они создают новые вероучения, «богословские революции», «богословие мира», «новый аскетизм» и т. д. В стремлении обосновать свое сотрудничество с врагами Божиими, они забывают об их антихристовой сущности, об насилии над народом, об их гонении на веру. Наоборот, выпячивают на вид их лживую маскировку под спасителей мира от нищеты и социальной несправедливости, призывают народ к строительству социализма — призрачного земного благополучия. Все это говорит за то, что основным чаянием их новой церковной политики стало земное благополучие, а искание Царства Божия и правды Божией полностью этим устранено. Вот хотя бы взять патр. Пимена:

«Наша Церковь осуществляет свое служение в социалистическом обществе, поставившем целью создание наиболее благоприятных условий для жизни и развития каждого его члена. Эта задача весьма близка к евангельским идеалам», и это обстоятельство определяет созвучие евангельской и исторической миссии Русской Православной Церкви в наши дни» (ЖМП, 1971 г., № 12, стр. 4). Вот исповедание их упований! Вот все содержание их новой церковной политики! Несмотря на то, что социализмом-коммунизмом попрана правда Божия, все-таки оно для них близко «евангельским идеалам, коль ставит целью «создание благоприятных условий для жизни», а то, что в этом обществе «развитие каждого его члена» запланировано атеистически, — для них не важно!

Это же воззрение встречаем мы и в другом его высказывании: «Мы, православные верующие Сов. Союза, исполнены великой любви к нашему социалистическому отечеству, которое под руководством своего народного правительства дружными усилиями всех его граждан, включая и верующих различных вероисповеданий, неуклонно осуществляет развитие науки и техники, добивается роста экономики и культуры! И все это делается для блага каждого советского человека». (ЖМП, 1971 г., № 7).

В связи с такими воззрениями сторонники новой политики не видят зла в революционном захвате власти большевиками, в полсотни миллионах замученных, и в 200-х миллионах, ведомых ими к погибели. П. Пимен приводит слова патр. Алексия в честь 50-летия Октябрьской революции:

«Обновив самое существо жизни нашего народа, Октябрьская революция была вместе с тем стимулом национального освободительного движения, и мы вместе со всеми нашими соотечественниками испытываем глубокое удовлетворение, что все эти начинания, созвучные евангельским идеалам, находят в наши дни, все большее понимание со стороны широких кругов верующих людей многих стран мира. (Там же).

Наши иерархи, выступая на конференциях и ассамблеях, открыто призывают мир к коммунистической революции. Вот слова мит. Никодима из речи, сказанной на консультации комиссии «Вера и церковное устройство»: (ВСЦ, 17.3.1968 годъ).

«Мы видим, как за последнее десятилетие развивается новый мир социалистических отношений — мир созидательный, в котором не только может, но и должен найти свое место и христианин со всем принадлежащим ему опытом религиозной веры и жизни. Я имею ввиду социалистические страны и христиан, живущих в них. Если внимательно присмотреться к происходящим сейчас на земле процессам, можно видеть, как мир преобразуется революционным путем, и христиане призваны участвовать в этом революционном преобразовании мира, богословски осмысляя его». (ЖМП, 1968).

О если б столько труда и столько горячих слов было положено на приведение людей к вере, для устроения Царства Божия и правды Его! Но иерархи церкви все свои старания кладут на устроение царства сатаны — мирового коммунизма с его враждой с Богом, зверским насилием и ложным обещанием благосостояния. И все их труды не пустые: народ со спокойной совестью строит социализм, не подозревая, что участвует в великом походе против Бога! Их Бог — устроитель коммунизма!

В связи с тем, что их Бог является устроителем их земного благополучия, изменился в корне и взгляд их на эсхатологию. О грядущих бедствиях на Земле перед вторым пришествием Христовым, об отступлении мира от веры и об антихристе не упоминается ни в храмах, ни в проповедях, ни в посланиях, ни в выступлениях на пленумах и конференциях. Всякое упоминание об этом запрещено и считается контрреволюционным, предрекающим падение коммунизма. Из пророчеств о конечных судьбах человечества цитируется только «се творю все новое» из Откровения ап. Иоанна Богослова для приписывания промыслу Божию революций и технического прогресса в коммунистических странах и тексты из Ветхого Завета.

Вот к примеру места из обширной статьи м. Ярославского Иоанна (ЖМП, 1968, № 10). «Благовестие о мире у св. прор. Исаии».

Сначала он приводит множество мест из прор. Исаии, созвучный примерно этому: «И сделает Господь Бог Саваоф на горе сей для всех народов трапезу из тучных яств, трапезу из чистых вин, из тука костей и самых чистых вин» (Ис. 25, 6).

Далее у него следуют свои толкования: «Оно должно осуществиться в реальности, это видение», «с наступлением новых времен, когда проповедь Евангелия будет возвещена миру, люди будут духовно перерождаться под влиянием этой проповеди. И мы видим, как проповедь мира постепенно овладела сознанием людей. Это видно особенно ярко в последнее время. Ныне призыв к войне может рассматриваться только как безумие». «Он (Исаия) возвещает, что Царствие Божие наступит в Иерусалиме», «Да если светлые, счастливые времена как бы привязаны к земле через Иерусалим, то на христиан в первую очередь это накладывает обязанность активно содействовать их наступлению: действовать в направлении прогресса в лучшем смысле этого слова, бороться за мир, молиться за успех всяких прогрессивных начинаний». «Христианин в общественной и духовной деятельности должен реализовать древнюю мечту человечества и привести его к счастью». Рассуждения этой статьи сводятся к тому, что постепенно через технический и культурный процесс человечество приблизится к счастливым временам и настанет Царство Божие. Пришествие антихриста полностью исключается, а ведь это догмат. В обстоятельном изложении Православной Веры Иоанна Дамаскина 26 глава посвящена раскрытию учения Слова Божия об антихристе, как догмата веры.

Новое учение о наступлении счастливых времен через научный и технический прогресс, через установление незыблемого мира на земле уже как официальное стало руководящим в деятельности Церкви. Особенно обстоятельно это учение разработано м. Никодимом и его сподвижниками по отделу внешних сношений. По их учению Царство Божие состоит не из одних верующих в Бога, но и из неверующих. И строится оно не через «перерождение огнем и духом», не через спасение верою, а через научный, технический и культурный прогресс, через установление социализма и прочного мира и т. д. Мешающие этому прогрессу, социализму относятся к области сил тьмы. Вот некоторые высказывания:

«Но область Царства Божия шире, чем область собственно церковной жизни с ее преимущественным откровением «тайн Царства Небесного» (Мф. 13, 11). Царство Божие обнимает всю сферу истин и добра во всех разнообразных проявлениях в жизни человечества. За пределами Церкви также происходить постоянное обновление мира, хотя оно имеет здесь не таинственно-благодатный, а по преимуществу этический характер».

«Свободная воля человека, озаряемая лучами Солнца Правды и согреваемая невидимыми потоками Божественной Любви, стремится к устроению мира на новых началах — на началах истинной гуманности, справедливости, глубокой приверженности к миру»… «Земная действительность сегодняшнего дня имеет резко выраженный двойственный характер. С одной стороны мы видим быстрый рост мирового производства, необыкновенный технический прогресс, укрепление экономических взаимосвязей, создание колоссальных богатств, воплощенных в виде разных материальных ценностей. Но с другой стороны очевидна деятельность другой злой человеческой воли, силящейся задержать ход истории в направлении к совершенству и полноте жизни. Мы видим, как поборники сохранения отживающих и несправедливых человеческих отношений обращают научный и технический прогресс в средство создания все более и более разрушительных и бесчеловечных видов оружия массового уничтожения» (ЖМП, проф. прот. Воронов. Доклад на сессии ХМК в Базеле, 26 фев. 1966 г.).

Короче говоря по Воронову и др. Творец всего нового творит коммунизм «на началах истинной гуманности, справедливости и т. п.», строители коммунизма и верующие и неверующие входят в это Царство Божие. Христиане призываются им «защищать эту жизнь от всех враждебных сил — поборников сохранения отживающих общественных отношений». И опять же догмат «нового учения»: коммунизм есть Царство Божие. Для строительства его совсем не нужна вера.

По христианскому же учению «без веры угодить Богу невозможно» (Евр. 11, 6) и следовательно нельзя стать членом Царства Божия.

Конечно, найдутся такие, которые скажут, что это все лишь частное мнение Воронова и др. последователей м. Никодима, а не учение современной Церкви. Но так ли это? М. Никодим и его последователи явились всего лишь теоретическими выразителями сущности новой церковной политики, которой руководствуется духовенство РПЦ и эта новая политика поставлена первостепенной задачей. Не искание правды Божией, не торжество истины, не искание душ людей, а внешнее благополучие Церкви, ради которого можно идти и на услужение лжи. Естественным концом таких устремлений должно явиться именно это благополучие, которое они могут видеть только в коммунизме, ибо грань между их устремлениями и устремлениями коммунистов, естественно стирается.

Как мы уже упоминали по «новому богословию» за «кесаря» признается компартия. Самое общепринятое название коммунистического режима «идеократия» означает власть идеологии, какой могут быть религии, антирелигии и философские учения, в центре которых или доказательство Бытия Божия или наоборот, отрицание. Короче говоря, идеократия исключает «кесаря», идеологическое не может быть просто гражданским. Антихрист не должен быть признаваем христианами потому, что он «идеократ», а не «кесарь». Так вот, согласно своему учению о «кесаре», они этому «кесарю» с его открытой антирелигиозной направленностью, с его коварно-хитрой системой улавливания душ человеческих, воздают такое же «кесарево», то есть служат его богоборческим целям.

Это еретическое мнение настолько распространено, что едва ли встретишь одного из сотни просвещенных христиан с иным воззрением.

Еретическим также является и обоснование миротворческой деятельности. В земной действительности, где в наше время наступает самая ожесточенная борьба между истиной и ложью, между добром и злом, война является естественным следствием этой борьбы.

О войнах, как следствиях, говорит Сам Спаситель: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю, не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее» (Мф. 10, 34-35). Наши же миротворцы всеми силами стараются доказать, что они продолжают дело Христово в устроении мира. Первостепенной задачей Спасителя было привести людей через веру, через познание истины к любви между собой и, следовательно, к миру; из правдивого довода они делают еретический вывод: Христос пришел в мир для устроения мира между народами, между государствами с разными идеологическими направлениями.

В действительности войны между народами являются явлением более иррациональным, нежели управляемым волею человека. Наши «новые богословы» забывают слова Спасителя, относящиеся к нашим временам: «Услышите о войнах, о военных слухах, смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но то еще не конец: ибо восстанет народ на народ и царство на царство, и будут глады, моры и землетрясения по местам (Мф. 24, 6-7). Здесь поставлены в одну линию войны, глады, моры, землетрясения, как иррациональные явления. Получается, что также можно подписывать воззвание против землетрясения, как против войны. Единственный путь к предотвращению войн лежит через отвержение озлобления и устремление к любви. Вот бы и занималась наша иерархия миссионерством, а не отстаивала интересов коммунистов на этих конференциях ХМК и ассамблеях Всемирного Союза Церквей! Ведь цель миротворчества далеко не христианская. В программу захвата мира коммунистами не входит пока что тотальная война, в которой они могут оказаться в проигрыше. Их основное устремление — ввести лживыми посулами мир в обман, склонить его на революцию или на содружество с ними, и, постепенно растлевая души, довести его до конца — коммунистического воззрения и социал-атеизма. Война сейчас может оказаться проигрышем и толчком масс к вере. Даже война 1941-1945 гг., несмотря на видимость победы коммунистов, является и их проигрышем: миллионы людей обратились к вере, затянулось дело с уничтожением церквей внутри государства, а это далеко не маловажное дело. Они отлично знают, что их гибель неразрывно связана с возрождением Церкви. Коммунистам для растления душ необходима тишина, а путь к этой тишине они видят в давлении мировой общественности на правительства сильных государстве. Так вот, для влияния на общественность и призвана ими Церковь.

Мы отлично видели, как поступили наши церковные «миротворцы» во время чехословацкого кризиса. Чешская церковь обратилась ко всем церквам мира защитить свободу Чехословакии от вторжения войск коммунистических государств. ХМК подал голос в их защиту и за это получил хороший нагоняй от советской патриархии. Осуждать за вторжение можно только некоммунистические державы!

И вот теперь ХМК продолжает осуждать капиталистов и империалистов, стремясь этим предотвратить войну; ни одного слова не произнесено в адрес действительной угрозы миру: Китая. Советский Союз со всеми происками по вовлечению народов в революционное движение, является также не меньшей угрозой миру. Но его ни разу не осудили. К тому же военный потенциал и планы на мировое господство коммунизма также красноречиво говорят за себя.

Не менее пагубным является и экуменизм. Его нельзя сравнить с миссионерством, так как его цель — не приведение народов к Православию, а соединение различных христианских исповеданий через взаимные уступки, приведение к общему коэффициенту разность вероучения и обрядов. Православие без ущерба для своей благодати уступить ничего не может! Протестанты, католики и другие не согласятся принять Православие в чистом виде. И обращение в Православие называется не экуменизмом, а миссионерством.

До шестидесятых годов экуменизм отвергался нашей Церковью, но на епископском соборе в 1961 г. явно по желанию компартии, Церковь решила вступить в ВСЦ и во всехристианский мирный конгресс. И опять же цель вступления советской Церкви в это движение совсем не является экуменической. Их цель даже не «оправославливать» протестантов, а — «осоветчивать» запад.

Не меньший отпечаток наложила «новая церковная политика» и на канонические устои нашей Церкви. Наши первоиерархи в своих выступлениях всегда стараются подчеркнуть, что революция принесла «Декрет об отделении Церкви от государства» и вот теперь имеются все возможности к соблюдению канонов, что Церковь наконец-то обрела канонический порядок. Но так ли это?

Канонические нарушения так серьезны, что в дальнейшем это может привести к весьма печальным последствиям. Еще в 1967 г. архиеп. Ермоген, неканонически удаленный на покой из Жировичей, в письме в Патриархию писал:

«Тот порядок поставления епископов путем назначения, - пишет он, - который существует в нашей Церкви, безусловно, неканоничен. По правилам Вселенской Церкви избрание архиерея должно проводиться Собором или, по крайней мере, собранием трех архиереев во главе с первенствующим епископом и с согласием всех отсутствующих архиереев, изъявленном посредством грамот. Этот единственный канонический порядок закреплен Вселенскими соборами: Первым — в 4-м правиле — и Седьмым — в 3-м правиле, — а 9-е правило Антиохийского собора не признает никакой силы за поставлениями совершенными вопреки указанным правилам».

У нас избираются кандидаты в епископы Синодом и безусловно не без согласия Совета по делам религий, а с епископатом не входящим в Синод никакого согласия о том не производится. И лишь за некоторым исключением избираются в епископы такие люди, каким не только настоящее духовенство, но и миряне, едва ли бы произнесли «аксиос» (достоин). Кстати, сам этот обычай произносить во время рукоположения «аксиос» говорит за то, что в обязательном порядке требуется согласие Церкви, соборность.

По поводу неканоничности формирования Синода арх. Ермоген пишет: «На чрезвычайном Поместном Соборе Русской Церкви 1917-18 гг. был детально разработан и оформлен порядок образования состава Синода, равно как регламентированы его права, обязанности и круг деятельности. Согласно каноническому определению Собора Свящ. Синод РПЦ должен состоять из председателя — Патриарха и двенадцати членов архиереев, из которых половина избирается на очередном поместном соборе на 3 года, пять архиереев в порядке очередности вызываются для присутствия в Синоде на один год и один архиерей — Киевский митрополит, является постоянным членом Синода, как избираемый на Украинском Церковном соборе и представитель древнейшей митрополии Русской Церкви. Ясно, что Синод, оформленный таким образом, являлся бы авторитетным и представительным органом Церковного Управления, имеющим каноническое и моральное право выступать от лица Русской Православной Церкви. Этого нельзя сказать о нашем теперешнем Синоде, формируемом на основании «Положения об управлении Русской Православной Церкви», принятого на Соборе 1945 г. В «Положении» ничего не говорится о порядке формирования Синода, а только указывается, что он состоит из шести членов, из которых три митрополита — Киевский, Ленинградский и Крутицкий — являются постоянными членами Синода, а три — временными, вызываемыми по очереди на полгода. Такой порядок еще имел бы смысл, если бы постоянные члены-митрополиты занимали свои кафедры в силу канонического избрания, но поскольку эти митрополиты назначаются и перемещаются в обычном для прочих архиереев порядке, то соединение постоянного членства в Синоде с занятием указанных кафедр теряет канонический смысл.

Здесь нельзя не упомянуть о том, что если формирование Синода в Царской России, равно как и назначения на архиерейские кафедры в значительной степени зависели от обер-прокурора Синода, то в силу сложившихся ненормальных отношений между Патриархом и Советом по делам религий, противоречащих и принципу отделения Церкви от государства и законодательству о культах, опубликованных в прошлом году в правительственной газете «Известия» (от 30.8.1966 г.) заявления председ. Совета по делам религий т. Куроедова, — состав постоянных членов Синода в настоящее время зависит от председ. Совета по делам религий гораздо в большей степени, чем зависели в Царской России от обер-прокурора Синода.

Далее еписк. Ермоген приводить случай о недостойном избрании и возвышении одного архиерея: «Так 30 марта 1964 г. Киевским митрополитом был назначен епископ Винницкий Иосаф (Лелюхин), несмотря на то, что церковная деятельность этого иерарха была противопоказанием его на высокие посты. До архиерейской хиротонии он три раза был рукополагаем во священника: первый раз в обновленческом расколе, второй раз во время гитлеровской оккупации Украины епископом Геннадием и третий раз во архиепископа Днепропетровского Андреем (Комаровым). Будучи хиротонисан в еп. Сумсского, способствует закрытию епархии. Будучи по закрытии епархии перемещен на кафедру Днепропетровскую и Запорожскую, принял епархию с 285 действ. приходами и, будучи на продолжительное время перемещен в Винницкую кафедру, оставил в Днепропетровской епархии меньше 49 приходов, а в Винницкой через очень короткое время был закрыт кафедральный собор. Одна уже возможность назначения лиц на ответственные посты в Церкви совершенно не подходящих, свидетельствует о серьезных ненормальностях в работе Синода.

Не менее важным, определяющим канонич. устои Церкви, является и избрание Патриарха. Если в избрании епископов и Синода считается абсолютно недопустимым вмешательство гражданских властей (см. Правила св. Апостолов 30, 7 Вселенск. Собор, пр. 3), то тем более при избрании Патриарха.

Из наших русских Патриархов были полностью канонически и без малейшего вмешательства гражд. властей избраны Иосиф и Тихон. При избрании Патриархов Иова, Гермогена, Филарета и Иосифа бралось во внимание желание царей. Но все же основным являлся выбор епископата. Последние же Патриархи: Сергий, Алексий и Пимен фактически были не избраны, а поставлены из числа архиереев Советом по делам религий. Поместный Собор 1917-1918 г. дал точные указания и в деяниях и в постановлениях канонич. избрания Патриарха. Изменить это мог только большой Вселенский или равносильный Поместный Собор, к тому же с сохранением основных канонических принципов, при которых не могло допуститься вмешательство воли властей или заинтересованных лиц.

Но мы видим, как после посещения Сталина митр. Сергием, Алексием, Николаем, через 4 дня (8сент. 1943 г.) Собор из 19 епископов, избирает открытым голосованием одного из одной кандидатуры. Осенью 1944 г. совещание епископов в подготовке предстоящего собора решает также отступить от определений Собора 1917-18 г., что и делает при избрании Патриархов Алексия и Пимена. Каноничность деяний и постановлений Собора 1917-18 г. ни у кого сомнений не вызывает Архиеп. Ермоген кратко освещает основные принципы, соблюдавшиеся при избрании Патриарха Тихона, и определяющие избрание в дальнейшем:

«Порядок избрания Патриарха в основном определении от 31 июля/13 августа 1918 г.

1. Патриарх избирается на Соборе, состоящем из епископов, клириков и мирян.

2. Избрание происходит закрытым голосованием.

3. В избрании участвуют члены Собора — епископы, клирики и миряне. Собор, созванный для избрания Патриарха, имеет три заседания:

На первом заседании происходит выдвижение кандидатов в Патриархи. Правом выдвижения кандидатов на Патриарший престол пользуется каждый член Собора. Председатель Собора оглашает написанные на листках имена и составляет список указанных голосованием с подсчетом поданных голосов на каждого кандидата.

На втором заседании из объявленного списка Собор закрытым голосованием избирает трех членов Патриархии путем подачи листов с обозначением на каждом тех имен. Избранными признают три, получившие каждый не менее половины всех голосов и большее количество оных по сравнению с другими.

Если при первом голосовании никто не будет избран или избранных окажется менее троих, то происходит новое голосование, причем избираются листы с обозначением трех, двух или одного имени соответственно числу подлежащих кандидатов. Имена избранных трех кандидатов заносятся в порядке числа полученных голосов в особое Соборное деяние

В случае, единогласного избрания кандидата на Патриаршество, избрание двух других не производится.

На третьем заседании, происходящем в Патриаршем Соборном храме, Патриарх избирается по жребию из трех указанных в Соборном деянии кандидатов, а в случае единогласного избрания Патриарха оглашается имя избранная. Приходится поражаться, с какой глубокой серьезностью был разработан на Соборе порядок избрания Патриарха с целью обеспечить продуманность избрания и наилучшим образом гарантировать свободу волеизъявления в этом первостепенной важности вопросе».

Действительно при таком порядке избрания каждый член Собора мог выдвигать своего кандидата, не опасаясь за последствия, ибо в закрытом конверте без обозначения своих инициалов он мог писать и не того, кого ему навязывали при предвыборной компании, и кого хочет грозный представитель антихриста, присутствующий на Соборе.

Но угодно ли это ЦК КПСС? Для этой темной силы угоден новый способ избрания Патриарха.

Архиереи, оставшиеся после постоянной чистки — ликвидации незгибающихся перед большевистским Советом, отлично знают, что значит не согласиться с назначением кандидата при предвыборных беседах с уполномоченным и высказать вслух не того кандидата, которого ему уже указали. Вот поэтому избрание Патр. Сергия произошло следующим образом: митр. Алексий (Симанский) произнес речь перед избранием, в которой он, обращаясь к кандидату митр. Сергию, сказал: «Я считаю, что никто из нас, епископов не мыслит себе другого кандидата, кроме того, который положил столько трудов для Церкви в звании Патриаршего Местоблюстителя. Думаю, что все преосвященные будут со мной согласны. У нас уже имеется определенный единственный кандидат на патриаршее место». Обращение митр. Алексия было встречено на Соборе всеобщим восторгом, как единодушное мнение всех участников Собора (Патр. Сергий и его дух. наследие).

Можно вполне понять причину этого восторга. Ведь каждый из членов (19-ти) Собора, оставшихся в живых после сотен тех, которые проявили недостаточный восторг и сгноены в тюрьмах, наверное сидел и трепетал: как бы не получилось проявление этого «восторга» слабее, чем у других. Подобным образом был избран и Пат. Алексий.

«Сила единодушия была потрясающей. В строгом порядке, начиная с младшего по хиротонии, один за другим поднимались преосвященные пастыри Русской Церкви вместе с избранными от клира и мирян и в ясной форме своего волеизъявления провозглашали имя избранника на престол Московских Патриархов».

В этом величественном акте избрания не оказалось ни одного отступления от общего единства воли (!), которая единогласно определила быть Патриархом Московским и всея Руси Высокопреосв. Алексию, митр. Ленинградскому и Новгородскому, Патр. Местоблюстителю (там же).

Трудно ожидать, чтобы избрание Патр. Пимена происходило иным способом, ведь компартия и ее политика не изменилась.

Все выступавшие высказались за одного кандидата, и не потому, говорили докладчики, что не было другого кандидата, а потому что нет у нас другого желания. Таким кандидатом единодушно был назван Патриарший Местобл. Высокопр. Пимен, митр. Крутицкий и Коломенский (ЖМП, 1971 г.)

Нужно быть наивнее ребенка, чтобы поверить такому: в век самых острых разногласий, противоречий и, наконец, труднейших испытаний, вдруг среди сотен или хотя бы десятков высокопост. лиц появились одни мысли, одни желания в выборе кандидатуры на пост главы над нами. К тому же как первый так и второй из последних ничем не выдавались вперед среди других митрополитов. Далее для людей, не сведущих в вопросах закулисной игры таких предвыборных кампаний, становится уже ясно, что «одно желание» может исходить только из воли одного человека, или со стороны постороннего органа, и было навязано этому многолюдному собранию — Собору, почему и появилась при избрании трех патриархов такая «потрясающая сила единомыслия».

Для нас остается только потрясающей сила их предательства интересов Церкви, Бога. Уничтожена полностью соборность Церкви, которая может проявляться только в свободном волеизъявлении каждого епископа, даже каждого члена Церкви, через что и может быть достигнуто полное единомыслие.

Отринута прочь воля Божия, которая также усматривается в Соборном разуме и опять же в последнем акте выборов через жребий, как это происходило среди 12 Апостолов — Матфея вместо отпавшего Иуды (Деян. 2, 23-26) и при избрании прежних патриархов. Соборность Церкви, как основное из внутренних свойств ее записана в Символе веры. Многие видят в этом лишь собранность церквей из разных народов и сословий. Но то лишь одна из сторон этого многообъемного слова. Основное же содержание его в том, что Церковь, являясь хранительницей Преданий, столпом и утверждением Истины, содержит весь запас знания Истины, Откровения, не в одном лице, не в одном даже епископате, но во всей массе членов ее. Безусловно, основная часть ведения этой Истины содержится в просвещенном сословии, в среде руководящих — пастырях. Из этого положения истекает необходимость предоставить Церковь в руководство не одним лицом, а всем организмом, или хотя бы одному сословию в котором в преобладающем объеме содержится знание Истины. Следовательно, через соборное управление Церковь предоставлена руководству Истине, воле Божией.

В советской Церкви через канонические отступления, через новую церковную политику Соборное управление Церковью подменено руководством постороннего враждебного ей аппарата — ЦК КПСС, руководящий голос Истины подменен лжемудрыми интересами врагов Божиих, а воля Божия — их злой волей.

Этим же отступлением полностью поражены два из трех жизнедеятельных проявлений Церкви. По воле врагов ее полностью аннулировано проповедничество, то есть просвещение истиной людей, находящихся во тьме неверия.

Не в меньшей мере пострадало и пастырство-учительство. Некоторые под пастырством разумеют одно поучение, забывая о том, что в него основным содержанием входит богоустановленная система послушания.

Пасомые обязаны быть в полном послушании у пастырей: «младшие повинуйтесь пастырям» (2 Петр. 5, 5). Пастыри должны быть в таком послушании у архипастырей. «Пресвитеры и диаконы без воли епископа ничего не совершают. Ибо ему вверены люди Господни, и он воздает ответ о душах их» (39 Прав. св. Ап.). Епископы также скрепляются взаимным послушанием — единомыслием, повиновением соборному разуму, Истине, воле Божией. «Епископам всякого народа подобает знати первого в них, и признавать его яко главу, и ничего превышающего их власть не творить без рассуждения его. Но и первый ничего да не творит без рассуждения всех. Ибо так будет единомыслие» (34 Прав. Св. Апостолов).

Теперь лестница послушания нисходит от ЦК КПСС в двух направлениях: через самого Патриарха и Синод и через Совет по делам религий и его уполномоченных. Уполномоченным этого совета послушны и епископы и священники. Паства же остается полностью без пастырей, никем не руководимая и не поучаемая. Особенно в городской местности пастыри совсем не знают своих пасомых. Сторонники новой церковной политики утверждают, что для окормления пасомых достаточно назиданий при исповеди, но и это не может практиковаться: за перегруженностью священников чаще производится общая исповедь, к тому же мало проку от слова, исходящего из уст советского пастыря. Не совсем же советского уклона пастыри преследуются повсеместно.

И пасомые в свою очередь настолько же послушны своим пастырям: недоверие к священникам прямо пропорционально их введениям в богослужение молебнов в честь годовщины Октябрьской Революции, не принятого Православной Церковью Нового года по григорианскому календарю, многолетий сов. власти и т. п.

Единственно сохраняющееся из жизненных проявлений Церкви — богослужение для многих пасомых превращается в привычную форму эстетич. наслаждения, и для других, в лучшем случае, в индивидуальную молитву пред образами под звуки раздающегося с хоров непонятного пения или чтения, но не в слиянии в общем духе любви и богоустремления вместе со своим пастырем. Предшествующие богослужениям вечери любви превратились в собрание обществ взаимного недоверия и вражды, сеемых своекорыстными и продажными батюшками (да не смущается читатель, что я говорю как бы о всем духовенстве), разговор идет только о сторонниках новой церковной политики, какими между прочим, по воле первоиерархов, должны быть все. Противники же этого курса, слава Богу, что у нас их не мало, или вынуждены скрывать свои убеждения до поры, или, если это проявилось в чем-то, гонимы и бесправны. Поэтому атмосфера в Церкви создается первыми.

С нарушением пастырства и соборности уже нельзя сказать о Русской церкви словами Апостола, что Церковь есть единое тело, у которого «глава Христос, из которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно-укрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви» (Еф. 4, 16).

Одно богослужение уже не может выполнить всю эту миссию. Безблагодатной Русскую церковь делает ее новая церковная политика, со всем вытекающим из нее. Сторонники ее, как отступники от Истины, стяжают суд над собой по делам к убеждениям. Но то не распространяется на противников ее, которые по необходимости до соборного осуждения ее пребывают в одном обществе с ними.

Невольно встает вопрос: могут ли быть неосужденными, достойными соединения с Богом в молитве те, которые нераскаянно и делами и устремлениями своими способствуют делу разрушения Церкви, заглушению голоса Истины, подготовке духовной гибели всех человеков? А таких, к горькому сожалению, в Русской Церкви преобладающее большинство и среди духовенства и среди мирян. Духовенство состоит на побегушках у врагов Христовых, благословляет пасомых входить и строит «церковь сатаны» и паства в большинстве состоит в той церкви, входя в ее общества под главенство врагов Христовых и участвуют во всех ее проявлениях через отступничество митр. Сергия, через его новую «гибкую» церковную политику, подхваченную и расширенную его преемниками. Русское Православие оказалось под угрозой не только всестороннего искажения, но и постепенной гибели и по внутреннему содержанию и по числу носителей его.

Епископы Русской Православной Церкви превратились в лучшем случае в администраторов, вся их деятельность замыкается в перемещении священников и в замещении пустующих приходов. Слова, сказанные об епископе, что «ему вверены люди Господни, и он воздаст ответ о душах их», — кажется совсем не подходят к нашему епископату. Находясь в полном послушании у уполномоченного по делам Совета по религиям, он не волен даже и в оставшейся дозволенной его деятельности — в административных делах.

Без ведома и разрешения уполномоченного он не имеет права ни рукополагать кого хочет, ни перемещать священников. И даже в личных делах контролируется каждый его шаг, особенно, если ему не очень доверяют власти. Без присмотра со стороны властей не могут просто так встретиться и побеседовать два епископа, не говоря уж о троих, четверых. Каждый епископ предоставлен сам себе, контролю большевиков и тому «табу», которое накладывает новая церковная политика. Всякий разговор об общественном протесте рабскому положению Церкви у врагов Христовых со стороны епископата становится просто бессмысленным.

Не в лучшем положении оказалось и низшее духовенство. Прежде чем быть рукоположенным оно подвергается невидимому для него тщательному дознанию со стороны органов КГБ. И если результаты расследования оказались «положительными», то уполномоченный дает разрешение на рукоположение, а в ином случае отказывает. Его приговор в таком случае не подлежит уже никакому изменению. После рукоположения священники «исповедаются» у того «владыки» и выслушивают его «архипастырское назидание». С той минуты предприимчивые батюшки приносят свое служение в услужение господам — врагам Христовым.

Уже на исповеди у уполномоченного и по предварительному знанию и по внутреннему чувству священник старается блеснуть своей «лояльностью», т. е. преданностью делу коммунизма. Только такой подход раскрывает перед новопоставленным какую-то перспективу. Священникам же, по неопытности проявившим в том первом акте недостаточную «гибкость», впоследствии придется много потрудиться, чтобы изменить мнение этого «владыки» о себе. Конечно дальнейшая постоянная проверка «попов» чрез их «добровольные» взносы в фонд мира, чрез данные секретарей исполкомов о их служении и т. п. — покажут, по неопытности ли проявлена недостаточная лояльность или таким он является по убеждению. И горе тем, о которых и дальнейшие показания будут не весьма «положительными». Их начинают травить исполкомы, церковные советы, другие священники, если он на приходе не один и, наконец, сам епископ, перемещающий его в отдаленный приход, и в конце концов изгоняющий из своей епархии.

Деятельность священника на приходе заключена в одном отправлении треб. Некоторые иногда по воскресеньям и праздникам произносят кратенькие проповеди. Большая часть священников, особенно, если он не один на приходе, говорят проповеди больше для поднятия своего престижа в глазах старушек-прихожан; тем, которые сгорают заботой о спасении душ человеческих чаще всего говорить уже некому!

У батюшек с достаточной «лояльностью» достаточно на приходе и других забот. Как правило их интересы устремлены на земное: необходимо иметь хороший дом, просторный, со всеми удобствами и мягкими коврами, иметь собственную автомашину «для поездок на требы», и, конечно, нескудный рацион окружающих работяг. А для этого нужно стяжать любовь исполкома и уполномоченного, во избежание всяких «неожиданностей», любовь «старостата», чтоб из церковной кассы перепадало побольше, и любовь прихожан, которые не оставят батюшку «в бедности». Тем более, если он не один на приходе, хлопот добавляется вдвое больше. Если другой стоит выше — настоятель, то нужно удвоить любовь упомянутых сфер, иначе тот так и останется настоятелем и будет пользоваться большими благами, оставляя его в тени. Если же другой ниже рангом, то и тут забота не отпадает — он или «гибкий» и старается пожать лавры, или «политикан», с каким жить мирно, значить выглядеть единомышленником, что чревато последствиями, значит, нужно травить его, что будет приближать к желанной цели — мирной и обеспеченной жизни.

И если батюшка один на приходе, то и тут не без дела, соперничество начинается со «старостата», война между священником и ставленником уполномоченного — старостой, культивируется искусственно и для разложения прихода, и, особенно для давления на не совсем «лояльных» священников. К тому же интересы этих двух сторон неминуемо сталкиваются на церковной кассе: «гибкому» батюшке, конечно, будет обидно, если староста плутует, не делясь с ним. А тут и сатана не дает покоя, разжигает подозрительность и к другим священникам и к церковному совету.

Это все, конечно, не может не отразиться на состоянии прихода. Многие прихожане совсем не касаются церковной жизни: просто приходят раз-два в год поговеть, или бывают часто и молятся, и живут по-христиански, но смотрят на таких священников с недоверием. И, наконец, последние «участвуют» в церковной жизни. Но как? Они, будучи вполне советскими людьми, не видят нехристианского обычая вражды на приходе, и, согласно тому или иному священнику, или старосты, так и разжигаются страсти взаимной ненависти.

Кроме посещения Богослужений иного способа служения Богу в Церкви не остается. Даже приношения и пожертвования на Церковь сразу же оказываются собственностью атеистического государства по их законодательству.

Короче говоря, сергиевская «гибкая» политика наложила мертвящий отпечаток на все стороны церковной жизни. И теперь можно сказать: легко заболеть, да не просто вылечиться. Выход из данного положения лежит или через отказ от лояльности, то есть возврат на путь Воинствующей Церкви, хотя бы это родило страдания исповедников и кровь мучеников (Церковь может сократиться в первое время количественно, но сохранится в чистоте Православия, родится дух стояния за Истину, самоотверженность в служении Богу и Церкви) или, если остаться лояльными советской власти, вставать на путь открытого требования полных прав Церкви. В таком случае Церковь должна требовать у государственных властей замены идеократического управления страной любым видом «кесарева», т.е. отделения коммунистической партии от государства, как это сделано с Церковью, отмены атеистического элемента в образовании, предоставления равных прав Церкви с компартией, также права Церкви на обладание церковной собственностью, свободу религиозной пропаганды, религиозного образования и других проявлений религиозной жизни, дискриминируемых атеистическими властями в настоящее время. К этому же нужно причислить, как обязательное требование отмены обязательного участия в строительстве социализма и разрешения наравне с ним частного предпринимательства.

Конечно, за такую задачу не возьмется наша патриархия, да и вообще епископат, и тогда приходится надеяться на движение снизу. Однако, нельзя сказать, что этого положения не видит ни один из епископов. О тех, которые через свою крайнюю приверженность новому курсу и чрез свою жажду жизни «с наличными благами», находящихся в рабстве у видимых и невидимых врагов человечества, говорить не приходится. Но ведь есть еще и такие, у которых сохранилось устремление к Богу, к Истине, и они все задумываются над будущим Русской Церкви и вообще Православия.

И если приходит этим архиереям мысль о том, что этот путь услужения врагам Христовым не только обещает погибель Русской Церкви в будущем, но и в настоящее время не приносит и не может принести этой ложно ожидаемой выгоды для Церкви, что пора бы вернуться на путь воинствующей Церкви, на путь исповедничества и ревности по истине, — то почти у каждого моментально встает непреодолимым заслоном такой ложный довод: кто возьмется за это дело? кто поддержит его — все иерархи заражены сергиевской политикой, растлены нравственно и духовно. Но это коварная и трусливая ложь. Почему наши «диссиденты», даже совсем не видные подчас дерзают делать вызов мировой лжи, находя это не бесполезным, и почему наши архипастыри, облеченные высокими санами, учеными степенями и обязательностью стоять за истину, печься о спасении людей, препираются, глядя боязливо друг на друга, и продолжают путь преступный! От каждого требуется исполнение воли Божией, устремления по истине, а плод этого ведает один Бог. Не все мученики и исповедники первых веков христианства видели перед собой будущее торжество Церкви, и однако шли на страдания, и только на крови их поднялась Церковь, а не на трусливых расчетах кого-либо! Но есть и, надеюсь, скоро найдется немало борцов за Истину, за внутреннюю свободу! Эти верные Богу найдутся из числа духовенства, но больше, по-видимому из просвещенных мирян. Среди мирян находится больше верных, потому даже, что многие опасаются вступать в состав продавшегося духовенства, и с другой стороны, само духовенство старается не допускать в свой состав инакомыслящих, «ради сохранения мира в Церкви», и, наконец, таких не пропускают в клир власти.

Митр. Иосиф (Петровых) пророчески предсказал, что «последние бунтовщики» против предателей Церкви и пособников ее разорения будут не только не епископы и не протоиереи, а самые простые смертные, как у Креста Христова.

Подобное изрек старец Глинской пустыни о. Порфирий, рассказывая о своем видении, и приводя слова Божии на вопрос о днях после грядущих бедствий «Господь воздвигнет из народа неизвестных миру и они восстановят попранное». И народ уже теперь видит отступления духовенства и плоды безбожного режима коммунистов. В 1976 году особенно открылось и то и другое. Духовенство, в связи с выступлением священников и мирян исповедников, (свящ. Эшлиман, Г. Якунин, Шафаревич, А. И. Солженицын, Е. Барабанов и др.) опрометью бросились защищать скомпрометированных ими большевиков. Коммунисты же привели через свои идеи страну к тому, что после тридцатилетнего мирного труда народа во всей стране начинается голод: везде, кроме Москвы, наблюдается недостача мясных и молочных продуктов. Причиной этого, конечно, является их социал-уравниловка через уничтожение частного сектора: почти никто не держит своих сельскохозяйственных животных за невозможностью достать корм для них и через другие ущемления властей, общественного скота не хватает на пропитание не только городов, но и самих производящих сил. Народ всюду этим недоволен.

Это уже является ярким показателем того, что данный режим близок к своей гибели. Это еще не говорит за то, что народ свергнет коммунистов, но ясно, что Господь уготавливает гибель их власти и готовит народ к принятию новых государственных и церковных устоев. Мало кто из оставшихся после крушения коммунистического режима будет с сожалением вспоминать о нем. В этой подготовке мира, вероятно, будет все больше в дальнейшем наблюдаться всякого рода несчастья, прямой причиной которых является атеизм коммунистов и предательство духовенства. Даже причиной страшной катастрофы, сопровождающей гибель «зверя», является отступление мира от Бога, массовый поход человечества против Истины.

Послесловие.

1900 лет христианство окормляло народы, и катастрофы для человечества не ожидалось. И вот теперь 60 лет царствования коммунистов с их богоборчеством, с их принудительной уравниловкой, сминающей все человеческое в человеке, приблизили мир к погибели вплотную.

Но перед полной погибелью вселенной Господь по Своей неизреченной милости еще дает время и возможность одуматься, освободит от засилия темных сил, создаст благоприятные условия для покаяния, для совершенствования в полноценной жизни и для устремления к источнику ее. Но что же требуется от нас, испытавших на себе гнет врагов христианства, вкусивших от их обещанной «свободы» и «счастья» народов, увидевших ошибки прежнего духовенства и насмотревшихся на отступничество современных иерархов?

«Покаяние» и «несоучастие» во лжи — лозунг провозглашенный Солженицыным. Этого, пожалуй, достаточно для людей всех убеждений и всех сословий! В данном небольшом труде, думаю, достаточно подробно обрисована царствующая ложь в государстве и в Церкви, от соучастия в которой нужно в первую очередь уклониться, ибо эта ложь самая страшная, так как является открытой враждой с Истиной, с Богом.

Русским Православным христианам пора понять, что не зря Господь приучал людей с самых древних времен дорожить высшими принципами Истины, стоянию за них вплоть до мученической кончины и к ограждению себя и других от тех, соприкосновение с которыми открывает возможность к искушению поступиться этими принципами. Древним евреям запрещалось общение с язычниками, христиан отлучали от Церкви за религиозное общение с иудеями, еретиками и язычниками. Всякое изменение христианского учения в принципиально важных вопросах или призыв к несоблюдению важных пунктов вероучения, встречалось Церковью в штыки, и христиане были приучены к стоянию за Истину. Реформы и «смены политики» в любой области церковного учения для деятельности всегда вели к насильственному сламыванию этого духа в народе. А теперь самой Церковью это стояние за христианские принципы высмеяно, отнесено в достояние сектантов и фанатиков. К чему же это может привести в дальнейшем, если не к полной безблагодатности Церкви, если не к погибели Ее?

Хочется надеяться, что в дальнейшем слова Спасителя: «Если кто хочет идти за Мной, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее» (Мф. 16, 24-25) — будут вновь взяты за руководство. Только это и может возродить Церковь, дать победу Истине и вере, спасти человечество, хотя бы до следующего момента падения этого самоотверженного стояния.

А если дух самоотверженности, дух стояния за высшие христианские принципы не будет воскрешен в Церкви, — человечество обречено! Сейчас мы видим пока, что возрождение, можно сказать вне Церкви. Духовенство же коснеет по-прежнему в своем лжеучении «кесарево — кесарю», способствуя коммунистам в их глобальной политике по уничтожению веры, истины и свободы. Искусственно пригретые коммунистами большими зарплатами, они стали настолько толстокожи, что голос истины их не в силах пробудить. А Церковь должна быть пробуждена и возрождена, иначе в новых условиях, когда будет полная свобода на Руси, народ останется снова без настоящих пастырей, опять будет продолжаться в Церкви засилие гибких дельцов и хитрецов. Для этого пробуждения нужно усовершенствовать «самиздат» с религиозным уклоном. Необходимо, чтобы основная масса духовенства и религиозных мирян имела доступ к такой литературе.

Отцам священникам пора уже понять, что не в отправлении только служб состоит служение Богу. Пора уже видеть, что они с молитвою на устах идут против Бога, способствуя или делом или молчаливым согласием сатане в построении его всемирного царства коммунизма, в котором исключается всякая мысль о религии. Достаточно одного многолетия врагам Христовым, прошения «о богохранимой стране нашей, властех и воинстве ея» и умалчивания от пасомых о сущности этих властей и новой церковной политике, чтобы получить одинаковый суд вместе с врагами Божиими, несмотря на рьяное отправление богослужений. Не нужно забывать того, что народ обманут вождями, и в этом повинны все, кто взялся окормлять его. В настоящем безвыходном положении, надо, чтобы хоть каждый трезвомыслящий старался в сознании своем не лгать себе, оправдывая свой путь и гибкую церковную политику, или хоть внутренне осуждал бы это и взывал ко Господу о помиловании и избавлении от этой рутины лжи, удушающей человечество.

Древний Израиль был гораздо мудрее Руси. В пленениях и несчастьях, попущенных за отступление, он одумывался и вопил всенародно к Господу о помиловании.

Мы же всей Церковью продолжаем с бараньим упорством взывать о сохранении режима, который является духовной петлей всему человечеству.

Теперь, согласно пророчествам и пробуждению в народе можно сказать, что участь коммунистического режима предрешена… Но к каким же чаяниям могут устремлять свой взор христиане? Здесь мы вынуждены будем углубиться в мир воображения. Народ, вкусивший обещанного «коммунизма» и особенно еще после того, что испытает в момент страшной, можно сказать мировой катастрофы, прямой причиной которой будет явление коммунистов, вероятно уже не будет жаждать такого «счастья». Ум оставшихся людей неминуемо обратится к правде Божией. Только Православная Церковь своим соборным разумом с Господом нашим Иисусом Христом во главе может отодвинуть мир от грядущей погибели! Но Церковь должна еще сама очиститься от всякой лжи, нажитой под гнетом темных сил. Вот к этому очищению и должны устремить свои усилия и духовенство и миряне Православной Церкви. И все мы должны взывать ко Господу: да поможет нам Бог в этом!

* * *

Так представлялась мне и единомысленным со мной окружающая действительность, и рисовалось будущее России и Церкви тридцать лет назад. Сменилось то мрачное положение на чаемое, и теперь мы видим, что со свободой мы получили в довесок массу проблем и бесконечную борьбу с заблуждениями, рожденными засилием большевизма и сергианства. Опять надеемся на милость Божию.

Архиепископ Виктор (Пивоваров)

[1] Патриарх Тихон написал свое завещание, по общему убеждению, из послушания Собору, а его преемники не имели права этого делать, да еще и вводить в норму закона. Это делал после и митр. Петр (Полянский), и митр. Иосиф (Петровых), и архиеп. Серафим (Самойлович), и Сергий (Страгородский), и Алексий (Симанский). И это делалось уже на созванных “соборах”, в отмену необходимых выборов. (Арх. В.)

[2] Об этом гласит Указ свят. Патриарха Тихона от 7 декабря 1923 года за номером 160 , параграф 5: «Активные работники обновленчества не должны занимать ответственных и административных должностей и даже после покаяния не могут быть избираемы на съезды и соборы». («Правосл. Русь», 15, 1993г.) ( Арх.В.)

[3] Схиепископ Петр (Ладыгин) пишет об этом: «В 1926 г. митр. Агафангел кончил свой срок, и из ссылки вернулся в Ярославль, т. к. он считался Ярославским, и все стали приезжать к нему. Тогда Тучков, с каким-то одним архимандритом, приехал к Агафангелу, и стал требовать от него, чтобы он передал свое управление Сергию. Митрополит Агафангел на это не согласился. Тогда Тучков заявил ему, что он сейчас же вернется опять в ссылку. Тогда Агафангел, по слабости своего здоровья, и пробывши уже три года в ссылке, снял с себя управление и оставил законным Петра Крутицкого, до прибытия из ссылки второго кандидата, митр. Кирилла [Казанского]. Я услыхал об этом, и лично поехал к нему в Ярославль, и он мне сам объяснил свое положение и сказал, что теперь действительно остается каноническое управление за Кириллом и временно, до прибытия Кирилла, за митр. Петром. Сергия [Страгородского] и Григория [Яцковского] он не признавал». («Церковная жизнь», № 7-8, за 1985г. Статья «Воспоминания катакомбного схиепископа Петра (Ладыгина)) ( Арх.В.)

[4] Согласно новым данным Митр. Кирилл был расстрелян под Чимкентом по решению тройки УНКВД по Южно-Казахстанской области от 19 ноября 1937 г. и похоронен предположительно в Лисьем овраге вместе с митр. Иосифом (Петровых). ( Арх.В.)

[5] В действительности, по последним данным, архиереев, не принявших Декларацию митр. Сергия – противников его, было более ста. ( Арх.В.)

Источник: Эсхатология.org